— Так это Талый во всем виноват? — удивленно спросила Катя.
— Да, он придумал всю эту смеху с нашим конфликтом. Он ее и провернул. Точно мы не знаем, что да как делалось. Но одно известно точно — Талый ненавидел Костю уже очень давно. Зависть, что поглощала все хорошее в этом человеке, в итоге победила. Но он недооценил нас…
— Да, недооценил, что мы уже не дети и не будем бросаться друг на друга с кулаками, а для начала попытаемся все решить мирно. — Подхватил Коша. — И все снова пошло наперекосяк.
— И тогда Талый сделал решительный ход. Он думал, что после такого-то у нас не будет ни шанса. — Продолжил Женя.
— Да, да, он убил одного парня…
— Моего парня. И приехал сказать мне, что это сделал Шарапов. Но я все знал. Мне уже доложили и без него. Конечно, не мог же я отправить своих ребят в руки врага просто так. Все они были с маячками да с прослушками. Я всех обезопасил. И за это Талый поплатился.
— А нападение на вас возле старого аэропорта? А кража денег из дочерней компании? — подала голос Катя.
Сомов пожал плечами.
— Это не мои. А деньги шли к биг боссу в оплату некоторых услуг.
— Напали ребята еще одной шишки. Они просто проверяли меня, тут совершенно другое дело. Я с ним позже разберусь. — Ответил Коша.
Сказать, что я была в шоке, — это не сказать ничего. Как вообще можно предать друга, человека, который тебе доверял? Как можно подставить его под удар? Мне никогда не понять людей, что решаются на подобное.
— И что вы с ним сделали? — рискнула озвучить крутившийся в голове вопрос я.
— Да его прибить за такое мало! — выругалась Катька. Ваня молчала. Она зависла посередине кухни с ложкой в руках. Ее эта история поразила не меньше меня. Хотя к дружбе она и относилась по-другому, но предателей терпеть не могла.
— Нет, не убили, как ты подумала, Ласточка. Мы же не звери. Он сам внезапно решил уехать навсегда на другой конец земного шара.
— Ага, а мы ему только вещички собрать помогли. — Поддакнул Сомов. И когда они успели спеться? Неужели общее дело так сблизило этих двоих?
Костя притянул меня к себе, обнимая за талию и согревая озябшие плечи своими.
— Ну что ж, раз все выяснилось, то, может, решим и еще одну проблемку? — И Ванька бросила красноречивый взгляд на Катю.
— Что за проблемка? — оживился Сомов. Сегодня он, кстати, был одет в темно-синюю рубашку и черные строгие джинсы. Коша же выглядел более по-домашнему в своем теплом молочного цвета свитере и обычных потертых джинсах.
— Да так, ерунда, — отмахнулась подруга, пригрозив Ваньке кулаком. Это движение осталось незаметным для мужчин. Однако мы друг друга поняли, не готова была еще наша девочка признать поражение и просить помощи. А значит, сами поможем… Но для начала:
— А Новый год праздновать будем? — ожила Ванесса и задорно улыбнулась.
23
На самом деле, это был лучший Новый год в моей жизни. Я даже позвонила матери на радостях и попросила прощения за свое поведение. В ответ родительница тоже признала, что была не права, и просила Костю зайти на чай. Еще она сообщила, что А также поздравляла с днем рождения, о котором я забыла упомянуть при друзьях.
Мы гуляли по ночному городу и радовались горящим в руках бенгальским огонькам, в небе взрывался салют, орошая его тысячами ярких вспышек. Кругом радовался народ, молодежь кричала поздравления, и мы отвечали им тем же. Смеялись, дурачились, купались в снегу….
— Мариш, — Костя оттянул меня в сторону от нашей компании и приобнял за плечи, создавая интимную атмосферу. — Это тебе.
В руках его была коробочка, обвязанная синим бантом и маленькая записка — «Моей Ласточке». Развернув упаковку, я с диким восторгом уставилась на лежащий там подарок….. Это было сердце. Просто замерзшая вода, да, но он дарил мне его без всяких обещаний. Да что там, это было лучше всяких обещаний и громче самых громких признаний. Он дарил его, не требуя ничего взамен.
— Сердце… — еле выдохнула я.
— Ага, мое, — подтвердил Коша. — Оно теперь в твоих руках, и тебе решать, принять его или нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я подняла глаза, желая видеть все-все его мысли. Он смотрел на меня, не моргая. А с неба падал снег, я видела отражение снежинок в зрачках и то, как украшают они его ресницы.
— А у меня сегодня день рождения, — сказала невпопад, прижимая коробочку к груди, как самое ценное в моей жизни. Костя проследил за этим движением, зрачки его расширились, и он снова улыбнулся.
В небе грохнул очередной салют, складываясь в сердечко. Или это просто так казалось мне. Все перемешалось в голове, когда его дыхание смешалось с моим. Все перевернулось с ног на голову, когда он внезапно опустился на одно колено и задал простейший вопрос. Конечно, это вам не физика. Тут всего-то один ответ, и нет никаких переменных. Коротко и ясно.
— Ты будешь моей? Навсегда?
— Да.
Мы целовались, а случайные прохожие и наши друзья с улыбками на лицах отвешивали искренние поздравления.
— Кажется, у меня нет для тебя подарка. — Пробормотала смущенная творившимся вокруг безумием.
— Ты — мой самый лучший подарок. А это, кажется, мой самый счастливый день. — Был его ответ.
Эпилог
Эпилог
— Маринка, шуруй быстрее. Я что, зря тебя что ли для этого выбрала? Плетешься, будто бы это не я беременная здесь, а ты!
Я подняла от преградившего мне дорогу сугроба глаза и смерила укоряющим взглядом располневшую от счастья Ксюшу.
— Замело все, не пройти, не проехать, — пробормотала виновато.
— Копуша, — констатировала подруга и поплелась вперед, смело протаривая себе дорогу.
— Ты так и не объяснила, почему не могла поехать с мужем. Он же с тебя пылинки сдувает, неужели не отвез бы в эту дыру? — я в очередной раз споткнулась и непременно клюнула носом, если бы вовремя не схватилась за находившийся неподалеку столб.
— Вадьку на работе завалили делами, сама знаешь. И вообще, не мужское это дело, а наше, женское. — Я устало выдохнула и поспешила согласиться. С беременной женщиной спорить — себе дороже.
Деревенька, в которой мы оказались, будто вымерла. Особенно, так казалось из-за отсутствия каких-либо следов на только что выпавшем снегу. Свет в покосившихся избах не горел, а темные улицы устало мигали единственным имевшимся здесь светофором. И на кой он сдался в такой-то глуши? Тут если и ездить, то только на танке.
— Долго еще?
— Пришли уже!
Перед глазами показалась серая избушка. Она поглядывала на нас светлыми окнами с выкрашенными белой краской рамами.
— Ну стучи, раз пришли. — Поторопила подругу я, зябко поежившись. Все же не май месяц.
— Мы уже сто лет не виделись. А вдруг прогонит? — В этот момент я увидела испуг на розоватом личике. А потому сама сделала первый шаг к двери. Но не успела и постучать, как изнутри послышался голос:
— Заходите уже, клушки, чего топчетесь на пороге?
Внутри помещение было тесным, но уютным: примостившаяся в углу выбеленная печь, электрическая плитка, здоровый стол и четыре стула возле него. За столом сидела бабка, ее фигуру освещал единственный источник света — свеча. Справа был проход в следующую комнату.
— Чего встали, садитесь коли пришли. Да осторожнее там, Мурсик мог где-нибудь развалиться.
— Ба, а света нет что ли? — подала голос Ксюша, стягивая с плеч норковую шубку.
— А отключили весь. По утру, может, и включут.
— И как вы тут живете? — удивилась девушка, усаживаясь неподалеку от старухи. Я осталась у порога.
— Твоими молитвами, как жи еще-ж то.
— Ну, баб Валь! Ну не могла раньше-то я приехать. Вот теперь на ноги встала и зову с собой. Ну переезжай к нам. Дом большой, Вадька не против будет.
— Ага, видела я твоего прыща. А коли бросит тебя, куда пойдем? На вокзале будем ютиться? Э, не, я с этим домом срослась уже. Тут родилась, тут и помру.
На обратном пути Ксюша лишь злобно пыхтела и даже не кидалась излюбленными шуточками про мою медлительность.