Змеиный глаз
Праздник свободы
Я спал как воды моря,Как сумрак заключенья,Я спал как мертвый камень,И странно жил во сне, —
С своей душой не споря,Свое ожесточеньеЛюбя, как любит пламеньТаиться в тишине.
Скрываться бесконечно,Мгновения и годы,В земле, в деревьях, в зданьях,И вдруг, в свой лучший миг, —
Так быстро и беспечно,На празднике свободы,Возникнуть в трепетаньях,Как молния, как крик.
Я спал как зимний холод,Змеиным сном, злорадным,И вот мне все подвластно,Как светлому царю, —
О, как я нов и молод,В своем стремленьи жадном,Как пламенно и страстноЖиву, дышу, горю!
«Я — изысканность русской медлительной речи…»
Я — изысканность русской медлительной речи,Предо мною другие поэты — предтечи,Я впервые открыл в этой речи уклоны,Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я — внезапный излом,Я — играющий гром,Я — прозрачный ручей,Я — для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,Самоцветные камни земли самобытной,Переклички лесные зеленого мая,Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно-юный, как сон,Сильный тем, что влюбленИ в себя и в других,Я — изысканный стих.
«Если в душу я взгляну…»
Если в душу я взгляну,В ней увижу я волну,Многопенную,
Неба нежную эмаль,Убегающую даль,И безбрежность, и печаль,Неизменную.
Если в душу я взгляну,Сам себя я обмануСкрытой мукою,
И заплачет звонкий стих,Запоет о снах моих,И себя я силой ихЗабаюкаю.
Мои песнопенья
В моих песнопеньях журчанье ключей,Что звучат все звончей и звончей.В них женственно-страстные шепоты струй,И девический в них поцелуй.
В моих песнопеньях застывшие льды,Беспредельность хрустальной воды.В них белая пышность пушистых снегов,Золотые края облаков.
Я звучные песни не сам создавал,Мне забросил их горный обвал.И ветер влюбленный, дрожа по струне,Трепетания передал мне.
Воздушные песни с мерцаньем страстейЯ подслушал у звонких дождей.Узорно-играющий тающий светПодглядел в сочетаньях планет.
И я в человеческом нечеловек,Я захвачен разливами рек.И, в Море стремя полногласность свою,Я стозвучные песни пою.
Слова — хамелеоны
Слова — хамелеоны,Они живут спеша.У них свои законы,Особая душа.
Они спешат меняться,Являя все цвета,Поблекнут, обновятся,И в том их красота.
Все радужные краски,Все, что чарует взгляд,Желая вечной сказки,Они в себе таят.
И сказка длится, длится,И нарушает плен.Как сладко измениться,Живите для измен!
«Все равно мне, человек плох или хорош…»
Все равно мне, человек плох или хорош,Все равно мне, говорит правду или ложь.
Только б вольно он всегда да сказал на да,Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.
Если в небе свет погас, значит — поздний час,Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.
Если в небе света нет, значит умер свет,Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.
Если ключ поет всегда «Да, — да, да, — да, да», —Значит в нем молчанья нет — больше никогда.
Но опять зажжется свет в бездне новых туч,И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.
Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.Я не знаю, день и ночь — правда или ложь.
Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,Будем счастливы с тобой в бездне голубой.
Если ж в сердце свет погас, значит поздний час.Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.
«Что достойно, что бесчестно…»
Что достойно, что бесчестно,Что умам людским известно,Что идет из рода в род,Все, чему в цепях не тесно,Смертью тусклою умретМне людское незнакомо,Мне понятней голос грома,Мне понятней звуки волн,Одинокий темный челн,И далекий парус белый,Над равниной поседелой,Над пустыней мертвых вод,Мне понятен гордый, смелый,Безотчетный крик: «Вперед!»
«Жить среди беззакония…»
Жить среди беззакония,Как дыханье ветров,То в волнах благовония,То над крышкой гробов.
Быть свободным, несвязанным,Как движенье мечты,Никогда не рассказаннымДо последней черты.
Что бесчестное? Честное?Что горит? Что темно?Я иду в неизвестное,И в душе все равно.
Знаю, мелкие низостиНе удержать меня.Нет в них чаянья близостиРокового огня.
Но люблю безотчетное,И восторг, и позор,И пространство болотное,И возвышенность гор.
Воля
Валерию Брюсову
Неужели же я буду так зависеть от людей,Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?
Неужели же я буду колебаться на пути,Если сердце мне велело в неизвестное итти?
Нет, не буду, нет, не буду я обманывать звезду,Чей огонь мне ярко светит, и к которой я иду.
Высшим знаком я отмечен, и, не помня никого,Буду слушаться повсюду только сердца своего.
Если Море повстречаю, в глубине я утону,Видя воздух полный света и прозрачную волну.
Если горные вершины развернутся предо мной,В снежном царстве я застыну под серебряной Луной.
Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,Буду падать, не жалея, что на камни упаду.
Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.
Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,Он в раю со мною будет — или в замкнутом гробу.
Для себя ища свободы, я ее другому дам,Или вместе будет тесно, слишком тесно будет нам.
Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:Влага может быть прозрачной — и возникнуть как бурун.
Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,А захочет — и зардеет — и пожар в степи зажжет.
Но согрею ль я другого, или я его убью,Неизменной сохраню я душу вольную мою.
«Мне снятся караваны…»
Мне снятся караваны,Моря и небосвод,Подводные вулканыС игрой горячих вод.
Воздушные пространства,Где не было людей,Игра непостоянстваНа пиршестве страстей.
Чудовищная тинаСреди болотной тьмы,Могильная лавинаГубительной чумы.
Мне снится, что змеитсяИ что бежит в простор,Что хочет измениться —Всему наперекор.
«Я полюбил свое беспутство…»
Я полюбил свое беспутство,Мне сладко падать с высоты.В глухих провалах безрассудстваЖивут безумные цветы.
Я видел стройные светила,Я был во власти всех планет.Но сладко мне забыть, что было,И крикнуть их призывам: «Нет!»
Исполнен радости и страха,Я оборвался с высоты,Как коршун падает с размаха,Чтоб довершить свои мечты.
И я в огромности бездонной,И убегает глубина.Я так сильнее — исступленный,Мне Вечность в пропасти видна!
Глаза