Вошедший в этот момент Рэтклиф подтвердил правильность этих сведений, столь неблагоприятных для якобитов. Не простившись ни с кем, сэр Фредерик тут же уехал из замка, сопровождаемый теми из своей свиты, кто мог последовать за ним.
— А что будете делать вы, мистер Маршал? — осведомился Рэтклиф.
— Право, не знаю, — отвечал тот с улыбкой. — У меня слишком много энергии и слишком мало денег, чтобы последовать примеру отважного жениха.
Это не в моем характере, и я так не хочу поступать.
— Ну так распустите своих людей и не поднимайте шума, тогда вам все простится — ведь открытого восстания еще не было.
— Ну да, конечно, — вставил Элиот, — кто старое помянет, тому глаз вон, и снова станем друзьями.
Единственно против кого у меня было зло, — это Уэстбернфлет, ну, а ему-то я задал жару. Но не успели мы обменяться тремя ударами палаша, как он выскочил из окна прямо в ров и поплыл на тот берег, что твой селезень! Ну и ловкач! Только бы ему и похищать девиц — по две в день, на меньшее он не согласен.
Однако, если он сейчас не уберется восвояси из наших мест, я его на веревке доволоку до морского берега, потому что время встречи в Каслтоне миновало и его друзья не станут ему помогать.
Во время всеобщей суматохи Изабелла бросилась к ногам своего родственника, сэра Эдуарда Моули (ибо так мы должны его теперь называть), чтобы выразить ему свою признательность и в то же время умолять простить ее отца.
После того как немного утихло всеобщее волнение, глаза всех присутствующих обратились к ним.
Мисс Вир стояла на коленях возле гробницы своей матери, мраморные черты которой очень напоминали ее собственные. Она держала карлика за руку и поминутно целовала ее и орошала слезами. Он стоял неподвижно; только его глаза переходили от мраморной фигуры к живой девушке и обратно. Наконец он поднял руку и смахнул крупные капли слез, повисшие у него на ресницах.
— Я полагал, — сказал он, — что не пролью больше ни одной слезы. Но мы льем слезы со дня нашего рождения, и их источник не пересыхает, пока мы не ляжем в могилу. Но хоть и растаяло мое сердце, это не изменит моего решения. Я немедленно и навсегда распрощаюсь со всеми, чья память (он взглянул на гробницу) или чье присутствие (он пожал руку Изабеллы) мне дороги. Не говорите ничего! Не старайтесь сбить меня с намеченного пути! Все это бесполезно. Вы больше не услышите обо мне и не увидите больше безобразного калеку! Для вас я умру еще до того, как действительно сойду в могилу, и вы сможете думать обо мне как о близком человеке, освободившемся от тягот и преступлений этого мира.
Он поцеловал Изабеллу, запечатлел другой поцелуй на лбу мраморной статуи, возле которой она склонила колена, и вышел из часовни, сопровождаемый Рэтклифом. Изабеллу, измученную переживаниями, служанки отнесли в покои. Большинство из оставшихся гостей разъехались, стараясь внушить каждому, кто пожелал их слушать, свое осуждение антиправительственных заговоров и свое сожаление по поводу участия в одном из них. Хобби Элиот принял на себя охрану замка на эту ночь и, как положено, выставил караул. Впоследствии он немало хвалился, что он и его друзья не замешкались ни на минуту, получив от Элши призыв через верного Рэтклифа. По счастливому стечению обстоятельств, рассказывал он, они именно в тот самый день получили известие, что Уэстбернфлет не собирается явиться на переговоры в Каслтон и бросает им вызов. Поэтому в Хэйфуте собрался довольно большой отряд, намеревавшийся утром на следующий день нагрянуть в крепость разбойника, и Хобби ничего не стоило убедить своих товарищей напасть вместо этого на замок Эллисло.
Глава XVIII
И в заключенье всех событий —Еще один, последний эпизод.
«Как вам это понравится»
На следующее утро мистер Рэтклиф передал мисс Вир письмо от ее отца, в котором было написано следующее:
Мое дорогое дитя!
Предвидя неизбежные преследования со стороны правительства, я вынужден ради собственной безопасности уехать за границу и оставаться там некоторое время. Я не прошу тебя ни сопровождать меня, ни следовать за мной. В моих и твоих собственных интересах, чтобы ты оставалась дома. Нет необходимости подробно останавливаться на причинах, которые вызвали происшедшие вчера странные события. Полагаю, что у меня есть все основания жаловаться на то, как обошелся со мной сэр Эдуард Моули, который является твоим ближайшим родственником с материнской стороны; но, поскольку он признал тебя своей наследницей и собирается передать тебе большую часть своего состояния, я считаю, что это полностью искупает его вину. Я знаю, что он все еще не простил мне того, что твоя мать однажды ответила на мои чувства, вместо того чтобы выполнить условия семейного договора, самым нелепым и тираническим образом предопределявшего ее судьбу — стать женой своего родственника-урода. Потрясение оказалось для него настолько тяжелым, что он потерял рассудок (надо сказать, что он всегда казался немного не в своем уме), и мне, как мужу его ближайшей родственницы и наследницы, выпала на долю щепетильная обязанность заботиться о нем самом и его имуществе все время, пока он не был восстановлен в своих правах в результате хлопот тех людей, которые, без сомнения, полагали, что они оказывают ему услугу, в то время как, если внимательно присмотреться к его дальнейшему поведению, станет ясно, что для его же собственной пользы было бы лучше оставить его под благотворным для него и не слишком строгим надзором.
Однако в одном отношении он выказал как родственные чувства, так и понимание собственной неполноценности: тогда как сам он бежал от людей, скрывался под различными именами и личинами и настойчиво распространял слухи о своей смерти (причем я поддерживал их ему в угоду), он передал в мое распоряжение доходы от большей части своих владений, главным образом тех, которые ранее принадлежали твоей матери и затем перешли к нему, как к наследнику по мужской линии. Он мог думать, что проявляет необычайное великодушие, в то время как, по мнению всех беспристрастных свидетелей, он всего лишь выполнял свой родственный долг, понимая, что, по сути дела, если не по букве закона, тебя следует считать наследницей матери, а меня — твоим законным опекуном. Однако вместо того, чтобы чувствовать себя обязанным сэру Эдуарду, меня коробило оттого, что эти деньги выдавались мне скудными порциями, по усмотрению мистера Рэтклифа. Кроме того, тот брал с меня расписки под заклад моего фамильного имения Эллисло на все те суммы, которые я просил у него помимо положенного мне содержания; таким образом, он мало-помалу завладел всем моим имуществом. Или, если все это кажущееся дружеское расположение со стороны сэра Эдуарда было рассчитано лишь на то, чтобы поставить под свой полный контроль все мои дела и получить возможность разорить меня в любой момент, то, повторяю, я еще менее склонен чувствовать признательность за его мнимые благодеяния.