на вечернюю службу.
– Потому что мы полны греха? – тихо спросила Барби.
– Да, именно так. И ваш дорогой добрый отец попросил тетю Мод искоренить его.
Бабушка вышла из церкви твердым и решительным шагом, с высоко поднятой головой. Тетя Мод плелась позади. Барби потянулась к руке Эльзы.
– Я не понимаю. Папа думает, что мы грешницы?
Эльза молчала. В ответ на свой вопрос Барби услышала лишь яростный скрип флюгера, раскачивающегося на ветру, и хриплые заклинания бабушки.
– Что Бог сочетал, того человек да не разлучает.
Коули
Виктория Кресент,
Ноттингем
25 мая 1912 года
Фрида!
Под крайним принуждением обстоятельств я готов, как честный человек и джентльмен, восстановить тебя в звании миссис Уикли.
Ради сохранения семьи и ради наших детей. Разумеется, взамен я потребую твоей верности и преданности. Я ожидаю, что в дальнейшем ты будешь исполнять брачные клятвы, которые мы дали перед Богом и людьми.
Если для тебя это неприемлемо, я подумаю о том, чтобы предложить тебе лондонскую квартиру, где ты сможешь жить с детьми. Я ожидаю, что твое поведение будет соответствовать самым высоким моральным стандартам. Я не желаю, чтобы наши дети были запятнаны скандалом или подвергнуты безнравственности. Само собой разумеется, что любые твои отношения с другими мужчинами должны немедленно прекратиться. На больший компромисс я пойти не могу.
Эрнест
Глава 52
Фрида
– Это смешно, Фрида. Разумеется, ты должна вернуться к Эрнесту и детям.
Элизабет аккуратно умостилась на краешке дымчато-серого дивана, наблюдая за сестрой поверх ободка чашки.
– Я нужна Лоренцо. Он не может без меня и нескольких часов прожить.
Фрида затянулась сигаретой и встала. Ей ужасно хотелось найти слова, чтобы объяснить правоту Лоренцо, его уверенность в неотвратимости их совместного будущего; она видела все это так ясно, будто держала в руке тонко ограненный бриллиант.
– Ты его почти не знаешь. Ты сбежала с ним через каких-то два месяца. Как он мог настолько привязаться к тебе за несчастных восемь недель? Глупости!
– Я не убегала с ним.
Фрида выпустила клуб дыма и подошла к окну. Провела рукой по роскошным кремово-желтым шторам – тяжелым, шелковистым. Как выигрышно смотрится кремовый цвет на фоне серой бархатной обивки! У окна стояла ваза с желтыми розами Gloire de Dijon. Как они ароматны – и как удачно размещены в столбе теплого дневного света. Все в идеально обставленной квартире Элизабет было подобрано со вкусом и правильно расположено, однако это не успокаивало, а лишь усиливало смятение Фриды.
– Он отправил письмо Эрнесту за твоей спиной, без твоего согласия. Фактически вынудил тебя уйти от мужа.
Элизабет подошла к вазе с розами, поправила цветок и шагнула назад.
– А самое главное – у него нет денег. Ты знаешь, что папа называет его неотесанным нищим болваном?
У Фриды вскипела кровь. У отца нет ни грана сердечности или искренности Лоренцо, ни капли его блеска и таланта. Она жадно вдохнула успокаивающий табачный дым.
– Лоренцо – гений. Это заметил даже Эрнест.
– Как он будет вас содержать? – Элизабет ловко вытащила из кармана Фриды носовой платок с монограммой. – Зачем ты заказала носовые платки с нашим гербом, если хочешь жить в нищете?
– Так, минутная прихоть.
Фрида замолчала. Она не могла объяснить даже себе самой безотчетного чувства, которое испытала, вернувшись одна в Швабинг, что этот короткий промежуток ее жизни – шанс вновь стать собой. Здесь она не была ни миссис Уикли, ни будущей миссис Лоуренс. Конечно, носовые платки не спасут от душевного смятения. Но всякий раз, когда пальцы касались вышитого герба, ей становилось чуточку легче.
Она посмотрела в окно. Двое мальчиков бежали по дороге за собакой. В глазах вскипели слезы. Что сейчас делает ее сын? Рассматривает марки или играет с волчком в саду? Она представила, как Монти сидит на корточках в траве, с испачканными коленками, а волчок кружит по двору. А может, Эрнест отвез его в Шервудский лес пострелять из лука? Цветут бузина и каштаны, распускается шиповник. А Эрнест учит Монти делать стрелы.
– Ты знаешь, что я не поклонница Эрнеста, но надо к нему вернуться.
Элизабет демонстративно положила вышитый платок рядом с вазой.
– Никто не запрещает тебе заводить любовников. Будешь ездить в Мюнхен, чтобы развлечься. А без репутации и без денег ты никто и ничто.
Фрида отошла от окна, отгоняя образ Монти.
– Рядом с Лоренцо я что-то значу. Он хочет, чтобы я помогала ему писать. У него уйма планов – увидеть мир, изменить мир, – и я буду ему помогать. Меня не интересуют развлечения.
Внутри вскипела старая зависть: Элизабет живет, как хочет, а она, Фрида, должна вернуться к постылому, безрадостному браку с мужем, который никогда не простит ее прегрешений.
– Ну, тогда соглашайся на лондонскую квартиру, которую тебе предлагает Эрнест. По крайней мере, дети будут с тобой.
Элизабет нетерпеливо вздохнула, как будто отговорки Фриды начинали ее раздражать.
– Не могу. Эрнест меняет свои решения по семь раз на дню, так что я ни в чем не уверена. И ставит условие, которое для меня категорически неприемлемо.
– В смысле? – подняла брови Элизабет.
– Он требует, чтобы я отказалась от Лоренцо. – Фрида опустила глаза и устало провела рукой по лицу. – Я так долго жила в одиночестве. Меня спасали только книги. А с Лоренцо оно мне не грозит.
– Лоуренс должен уйти с дороги. При чем здесь одиночество?
– Он отказывается. Он не понимает, почему должен пожертвовать собой. Он говорит, что дети, вынужденные жить для меня, а не для себя, чтобы отплатить за мою жертву, будут страдать и станут моими эмоциональными рабами. Если я променяю его на детей, я сломаю им жизнь.
– Что за несусветная чушь!
– Он шьет мне ситцевые панталоны. Своими руками. А на днях отделал мою шляпу. Мы проживем и без денег.
– Ситцевые панталоны! – фыркнула Элизабет. – Что не так с французскими кружевами, к которым приучила нас мама?
– Лоренцо предпочитает простой хлопок. Он хороший портной.
Ее голос смягчился от нежности. Как объяснить рассудительной, практичной сестре тысячу разных чувств, которые она испытывала к Лоренцо? Элизабет выбрала удобный брак по расчету, окружила себя салонами и любовниками и никогда не испытывала одиночества, она не поймет.
– Будь благоразумна, Фрида. Возвращайся к Эрнесту.
Фрида вновь повернулась к окну. Мальчики ушли, и улица опустела, только стайка голубей лениво клевала крошки. Возможно, ей следует вернуться к Эрнесту.
Боль от разлуки с детьми становилась невыносимой. Перед глазами встали унылые каналы Ноттингема, желтовато-зеленые, с грязными языками сточных вод, потом Эрнест, педантично вникающий в смысл таинственных устаревших слов. Бесконечная, ужасная пустота.
– Будь женой Эрнеста на людях, –