Плюс кое-какой ширпотреб. А если погонят? Сторожем на том складе, может, возьмут… Христа ради.
После четвертой рюмки Илья Ильич, позабыв об осторожности и бдительности, пожаловался иностранцу, что в провинции с продуктами туго, если так дальше пойдет, скоро на карточки сядем. Налил еще по одной, вдогонку пульнул пару анекдотов про Брежнева и добавил, что этого хмыря скоро Андропов сменит.
* * *
Илья Ильич спохватился, перевел разговор в безопасное русло, рассказал, что после войны мать переехала к тетке в Москву, та работала секретарем декана на историческом факультете МГУ, и помогла племяннице поступить на вечернее отделение по специальности история и теория искусств. А дальше все пошло как в фильме «Светлый путь», мать выучилась, получила направление в музей имена Пушкина и доросла там, кажется, до ученого секретаря. Потом ее переманили на ответственную должность в Гохран, это серьезная организация, там хранятся такие вещи, которые ни в каких музеях не выставляют.
Нина Ивановна и о личной жизни не забывала: родила сына, правда, с мужем рассталась быстро, она не выносила пьянства. Обменяла московскую квартиру на частный кирпичный дом, не дом, а дворец, в пригороде Серпухова и переехала поближе к сыну. И была бы счастлива еще долгие годы, но болезнь подкосила. Илья Ильич показал пальцем на журнальный столик, где лежал тяжелый, как могильная плита, альбом со старыми фотографиями, откопанный на антресолях. Гость долго переворачивал страницы, а когда закончил, кажется, готов был прослезиться.
— А вы можете показать дом, где жила Нина Ивановна перед смертью? — спросил Томас. — Я только раз взгляну… Это очень важно для меня…
Карпов замялся и путанно объяснил, что хороший кирпичный дом уже продали, когда мать заболела. Потому как ей дом был не нужен, — сил не хватит убирать. Взамен купили деревянный сруб, с ним дров немного уходило. Деньги, разницу в стоимости, мать отдала ему на новую машину, как раз очередь подошла. Этот сруб стоит нетопленный уже год, Карпов пытался продать его, просил совсем недорого, но все норовят за бесценок, на шару, а там земли четыре сотки…
Тут иностранец полез в сумку и вытащил подарки: два блока сигарет «Ротманс», бутылку шотландского виски в темной коробке, отрез черно-желтого кримплена на платье супруге Карпова и фирменную рубашку для хозяина. Даже размер правильно угадал. Илья Ильич потеплел душой и сказал, что запросто отвезет Томаса к тому дому, раз есть желание.
Они спустились вниз, сели в «жигули» и отправились на экскурсию. По дороге Карпов показал достопримечательности: серое здание райкома партии, над которым развивался красный флаг, и памятник павшим воинам.
* * *
По мосту переехали на другой берег Оки, свернули с шоссе, дорога шла через лес, потом через голое поле, перерезанное оврагами, еще полными талого снега. Свернули к лесопосадкам, за ними оказалась небольшая деревня.
На окраине нашли собственность Нины Ивановны, за повалившимся забором стоял некрашеный дом, одно окошко выходило на дорогу, два в огород. Вошли на крыльцо, низкое, всего одна ступенька, сверху навес из листовой жести. Карпов долго возился с навесным замком, наконец оказались в комнате, где стоял фанерный шкаф и голая железная кровать, окна закрывали истлевшие тряпки, в другой комнате был стол и печка с глубокой трещиной, от основания до трубы. Пахло сыростью и тленом.
— Я же говорю: зря только мотались, — сказал Карпов, чувствуя неловкость момента. — Не сезон. Вы не смотрите, что так пусто. Летом тут хорошо. Привольно… В лесу грибы, ягоды. Одним словом, — курорт. Приезжай и отдыхай. Тут еще где-то велосипед был…
Чтобы сгладить неловкость, предусмотрительный Карпов положил на стол сверток, который принес за пазухой. Развернул газету, вытащил стеклянную фляжку коньяка, стакан и порезанную крупными ломтями рыбу.
— Давай… Чем бог послал… Помянем по русскому обычаю.
Иностранец выпил полстакана мелкими глоточками, Карпов рванул свою дозу одним махом и занюхал рыбьим хвостом, — душу согрел.
— А где же вещи Нины Ивановны?
— А тут все. Я ее книжки, тетрадки в чемоданы сложил. В сундук кое-какие носильные вещи упаковал. Вообще от матери много дорогих вещей осталось. Она модницей в Москве была. Ну, кое-что супруга себе перешила, шубу каракулевую, пальто реглан, остальное продала. А старое осеннее пальто и платья вон соседке отдал, многодетной матери.
— Значит, Нина Ивановна здесь и умерла?
— Да, на этой самой кровати. Я ее неделей раньше забрал из больницы. Хотел к себе, но она попросилась сюда. Ну, думаю, тут хоть целебным воздухом подышит. Напоследок… За ней соседка приглядывала, ну, которая многодетная. Вот так, значит…
Илья Ильич распахнул дверь в чулан, в его темноте можно было разглядеть сундук, два фанерных чемодана, большую коробку, полную каких-то бумаг, свернутый половик. Иностранец вздохнул и покачал головой. Потоптались немного, вышли на воздух, сели в машину и отправились обратно.
— Я бы и на кладбище тебя доставил, — сказал Карпов. — Вот, если бы ты летом… Да и смотреть там пока не на что. Крест железный — и всех дел.
Карпов хотел отвезти иностранца на станцию, но тот, оказывается, снял номер в местной гостинице. Тем лучше, и дорога короче. Карпов высадил Томаса, где тот показал, потряс его руку и заспешил домой, втайне надеясь, что домработница еще не ушла, и времени на все хватит.
Глава 28
Двухкомнатная квартира в Серпухове, которую на ночь отвели Колодному, оказалась неподалеку от гостиницы, чистая и теплая, в спальне две неширокие кровати со свежим бельем, в большой комнате диван и цветной телевизор «темп».
Колодный отпустил провожатого, нашел в кухне чай, печенье и пакет пряников, подкрепился и прилег на диван, собираясь дождаться Орлова. Но после всей этой бестолковой суеты и долгой дороги, быстро задремал, проснулся за полночь, пошел в спальню, прилег и, укрывшись одеялом, снова заснул.
Орлов явился под утро, снял пальто и устроился на кухне. Колодный в трусах и майке вышел к нему, без единого слова понял, что оперативники ничего не дождались, но будущий день еще оставляет надежду.
Орлов закурил, глотнул заварки из носика чайника и сказал:
— В номере Эшланда нашли леску, рыбацкую. Опросили персонал гостиницы, говорят, что иностранец спрашивал о подледной рыбалке. Оказывается, он в этом что-то смыслит. Ему ответили, что на реке уже никто не ловит, лед местами вскрылся, опасно.
— И ты в эту туфту веришь? Что Платт пойдет черт знает куда, чтобы головастиков в реке ловить?
— Я уже давно ничему не верю, — ответил Орлов. — Иду и проверяю.
— Очередной его трюк. Черт… А ведь задержание Платта могло стать историческим