в Квинс Бенч (Queenʼs Bench).[53] Я заеду к тебе после кладбища.
— Забудь о нём. У нас впереди будет целая ночь мечтаний о нашей семейной жизни. Буду ждать. Прислугу я уже отпустила.
— Запри за мной дверь и никому не открывай до моего прихода. Договорились?
— Не волнуйся, всё будет хорошо… Но… — Из её правого глаза вдруг выпала слёзная бусинка.
— Ты плачешь? Что с тобой?
— А может, ты останешься со мной и никуда не поедешь?
— Вивьен, милая. — Ардашев погладил её по щеке. — Преступник, скорее всего, так и не получил девяносто пять тысяч фунтов, иначе не было бы ни убийств, ни этих дурацких роз, ни сегодняшней записки. Злодей даже представить себе не может, где хранятся деньги. Он начал рисковать. И я допускаю, что подобные действия приведут его к фатальной ошибке. Не будем терять время. Я быстро.
Поцеловав возлюбленную, Клим скрылся за входной дверью. Ему повезло — свободный кэб стоял напротив.
Глава 18
Карта таро
Ардашев измаялся пока экипаж добрался до погоста. Смотритель, объяснив, в какой части юдоли находятся захоронения недельной давности, не разрешил заехать внутрь — пропускали только катафалки — и потому пришлось идти пешком. Кэбмен согласился подождать. Клим надеялся быстро отыскать могилу профессора по куче венков, которые должны были ещё хранить свежесть, но это ему никак не удавалось. Вдруг он обратил внимание на свежее погребение. Все венки и букеты были обуглены. Судя по стойкому запаху их остатков, случилось это несколько часов назад и не обошлось без керосина. Но виднелся кусочек траурной ленты. На ней читались фрагменты слов: «…емому профессору от сту…». А рядом лежала карта таро с изображением дьявола — существо с головой козла, женской грудью, фаллосом в виде кадуцея и крыльями, восседающее на кубическом камне. Между рогами у него вырос пылающий факел, а на лбу была начертана прямая пентаграмма. На его правой руке, поднятой вверх, имелась надпись «solve» (растворяй), на левой — «coagula» (сгущай). «Карту с изображением Бафомета уже положили после того, как сожгли траурные венки и подсохшие букеты, — мысленно выговорил Клим и поймал себя на слове «Бафомет». — Ну да, это же Бафомет Элифаса Леви (аббата Констана) — французского оккультиста и таролога. Он нарисовал именно это изображение дьявола, назвав его Бафометом или «Козлом Шабаша». «Baphomet» — это прочитанное справа налево слово «Temohpab», которое является нотариконом (tem.o.h.p.ab.) латинской фразы «Templi omnium hominum pacis abbas», означающей «Настоятель храма мира всех людей», или «отец всечеловеческого храма мира». Элифас Леви в своих трудах утверждал, что тамплиеры поклонялись Бафомету. Он считал, что эта традиция перешла потом к масонам и розенкрейцерам. Но на самом деле, это не так. Ни в уставе тамплиеров, ни в других средневековых документах тайного рыцарского ордена нет ни одного упоминания об этом чудовище. Это всё выдумки французского оккультиста Леви. Ещё в библиотеке Британского музея я прочёл, что все современные тайные общества, в том числе масоны и розенкрейцеры, не признают Бафомета за божество. Злодей не изучил до конца историю Бафомета, бросив на могилу мистера Пирсона карту таро Элифаса Леви. Теперь ясно, почему на месте преступлений всегда присутствовала всего одна эмблема братства. Одна роза, по его мнению, могла свидетельствовать о своего рода почерке убийцы, по которому Скотланд-Ярд рано или поздно доберётся до ордена «Розы и Креста». Отсюда вывод, преступник не входит и никогда не входил в члены тайного общества. Он лишь пытается навести следствие на негодный объект — розенкрейцеров лорда Аткинсона. Теперь совершенно ясно, кто убийца. Надо спешить. Уже темнеет». Взяв карту, он почти побежал назад, к экипажу.
Клим пообещал кэбмену двойную оплату, если тот привезёт его обратно, как можно быстрее, но кучер с истинно английским холодным высокомерием заявил, что он чтит правила извоза, установленные муниципалитетом, и не будет их нарушать, поскольку это грозит лишением лицензии. Чтобы скоротать время, Ардашев вынул фотографии и вновь принялся рассматривать изображение на арке под потолком кабинета покойного профессора. В голову пришли записи, сделанные в библиотеке Британского музея. «Лев, змея, солнце и 30 градусов…»…Лев обгоняет солнце»…Господи, неужели я прав?» От волнения Клим вынул сигарку и закурил.
Туман, смешанный с сумерками, погрузили Лондон в непроходимую тёмную густую среду. На расстоянии вытянутой руки обыватель не мог бы рассмотреть свой указательный палец. Пешеходов и извозчиков спасали только газовые фонари, да горящие окна домов. Они, точно маяки, указывали направление, но дорогу не освещали. Все двигались по наитию, то и дело останавливаясь и осматриваясь по сторонам.
Экипаж, как назло, тащился со скоростью сороконожки, лишившейся тридцати восьми ножек. Когда вороная лошадка уже бежала по брусчатке Кенсигтон Парк Гаденс, Ардашев щёлкнул крышкой карманного «Qte Сальтеръ» — его не было ровно два с половиной часа. В доме номер семь горел свет. «Слава Богу, всё хорошо», — вымолвил мысленно Клим и на душе полегчало.
Покинув кэб, он зашагал к входной двери, но вдруг услышал, как за спиной остановилась пролётка.
— Мистер Ардашев?
Студент повернулся. К нему приближался инспектор Джебб с саквояжем, сержант и констебль, державший в руках уже знакомый Ардашеву укупорочный ящик для вещественных доказательств.
— Добрый вечер, джентльмены, — растеряно вымолвил Клим. — А вы тут по какому поводу?
— Вдова убита. Около час назад телефонировал её кузен. Он ранен, но чудом остался жив. Четвёртое смертоубийство, — вздохнул детектив и развёл руками. — С минуты на минуту приедет судебный медик. Что ж, начнём проводить осмотр места происшествия. Для вас это будет неплохая практика.
Клим замер. Он врос в землю, как соляной столб и не мог пошевелиться. Предательски увлажнились глаза.
— Ну что же вы? — остановился инспектор. — Пойдёте с нами, или тут останетесь?
— Да-да, — изрёк Ардашев, провёл ладонью по лицу и шагнул в дом вслед за полицейскими.
Том Крук встретил всех в прихожей. Он шёл пошатываясь. Голова пастора была обвязана какой-то тряпкой, и через неё проступала кровь. Правый рукав его сорочки был наполовину оторван. Пахло эфиром.
— Наконец-то! Я ничего не трогал. Оставил всё, как есть, — прохрипел он, вытирая платком, выступившие слёзы.
Вивьен была в том же платье, в котором Ардашев видел её несколько часов назад. Она лежала на левом боку, вытянув вперёд левую руку. Застывшие в страхе глаза уставились на камин, а из пробитого виска уже вытекло так много крови, что рядом с головой образовалась тёмно-красная, начинающая засыхать, лужица. Рядом валялась окровавленная кочерга. Удар был такой силы, что черепная кость проломилась, и вся правая сторона лица посинела.
Знакомая Ардашеву комната представляла собой