польщён, мистер Джебб. Но лучшей благодарностью от вас был бы возврат англо-арабского разговорника. Что касается текста, то я могу его вам переписать прямо сейчас.
— Ладно, держите. В формулах я ничего не смыслю, но на всякий случай, перепишите мне на листок эти две строчки из разговорника.
— Сию минуту.
Клим раздобыл у полусонного портье карандаш и бумагу. Воспроизведя текст, он отдал лист полицейскому. Инспектор сунул его в конверт с фотографиями и принялся рассуждать:
— После смерти мистера Раймера в его банке провели ревизию и сразу выявили недостачу — сто тысяч фунтов. Его жена ничего не знает об этих деньгах. Их нет и на его счетах. Новый управляющий банка «Голдсмит» готовит судебный иск. Ответчиком будет наследник Раймера. В суде его разденут до нитки. Вот я и думаю, а нет ли связи между покойным профессором, этими его формулами, убитым Раймером, застреленным Самюэлем Вудсом и мистером Эшби? Ведь все четверо были хорошо знакомы. Раймер и Вудс, как и профессор, входили в попечительский совет Лондонского института. Допустим, Раймер передал профессору сто тысяч фунтов. И тот спрятал их в сейф. А Эшби, зная это, убил профессора и, завладев тростью-ключом от сейфа, вскрыл его. А потом, чтобы обрезать последнюю ниточку, ведущую к деньгам, сымитировал несчастный случай на охоте, убрав Раймера. Но Самюэль Вудс, о чём-то догадывался. Он получил у вдовы доверенность и приехал сюда. И к своему удивлению узнал, что лаборант профессора не только владеет и продаёт заброшенный прииск, но и ошивается здесь. Он мог наведаться в гостиницу к Эшби и поговорить с ним начистоту. А тот, понимая, что его подозревают в двух убийствах и одной краже, прикончил визитёра на пороге комиссионерской конторы и скрылся. Но, желая обвинить в содеянном любое другое лицо, принимавшее участие в охоте на селезня, он заранее выкрал из шкафа лорда Аткинсону хаудах, и после совершения смертоубийства, оставил оружие на месте преступления, вместо того, чтобы спрятать его. Возникает вопрос: а мог Раймер передать сто тысяч фунтов не профессору, а его ассистенту? Ответ ясен: нет. Профессор и Раймер люди одного круга, а Эшби голодранец, подбирающий объедки с барского стола. Он ненавидел профессора и мстил ему, как мог, даже через измену его жены. Зависть — мотив убийства профессора, корысть — мотив совершения кражи из сейфа, а два последних преступления характеризуются одним единственным мотивом — избежать уголовной ответственности. Так? — Инспектор затушил нервными толчками в пепельнице сигарку и с огорчением в голосе сам себе ответил: — Так-то оно так, но для того чтобы доказать вину Эшби нужны два свидетеля: первый должен подтвердить, что профессор получил от Раймера сто тысяч фунтов, а второй — засвидетельствовать, что ему было известно о желании профессора купить этот прииск, но он решил оформить его на своего ассистента Эшби. В таком случае, у Эшби появляется ещё один мотив убийства мистера Вудса — продать участок и завладеть пятью тысячами фунтов. А? Ну как? Согласны? — с лицом победителя, спросил детектив.
— Простите, сэр, — заговорил Роберт, — а зачем лаборанту убивать мистера Вудса, если юридически участок принадлежит ему?
— Да, принадлежит, но только до тех пор, пока не начались судебные слушания. А там глядишь, и опасные для Эшби свидетели появятся, и расписка от продавца о получении денег непосредственно от мистера Пирсона всплывёт… В конце концов, адвокаты миссис Пирсон могут попытаться признать сделку купли-продажи притворной…
— А запонка разве не улика? — робко осведомился Аткинсон.
— Улика серьёзная, но только если вдова не соучастница преступления. К сожалению, моя профессиональная интуиция подсказывает иное. Я, конечно, сразу встречусь с ней и покажу фото. Посмотрим, что она скажет. — Инспектор уставился на Роберта и сказал строго: — Мне придётся вызвать в Скотланд-Ярд вашего батюшку для формального допроса и установления принадлежности оружия.
— Что поделаешь, — пожал плечами британский студент, — надо так надо.
— А сразу по приезде, я арестую Эшби.
— Откровенно говоря, мистер Джебб. Я не очень-то верю, что вам удастся доказать его вину, — заметил Ардашев. — Вероятнее всего, он признает, что сбежал из Бодмина, узнав о дерзком злодействе на пороге офиса комиссионера по недвижимости. Скажет, что испугался. Другое дело, есть ли у него алиби по первому преступлению?
— Нет. Я уже допрашивал его по этому поводу. Думаю, и по вчерашнему убийству у него алиби тоже нет.
— Ума не приложу, когда Эшби умудрился пробраться в кабинет профессора, если он всё время был на наших глазах, а потом уже, поднявшись на второй этаж, находился в компании миссис Пирсон, — покачав головой, высказался Аткинсон.
— Не обольщайтесь насчёт своей внимательности. Он мог исчезнуть из вашего поля зрения всего на несколько минут, чтобы обчистить сейф, — возразил полицейский.
— Допустим, — не сдавался Роберт. — Но есть чисто практичный вопрос: в чём тогда он вынес сто тысяч фунтов, если они там были?
— Нам пока доподлинно неизвестно, где находилась эта сумма.
— Хорошо, — продолжал упрямиться Роберт. — Давайте будем считать, что денег там не было. Но по свидетельству самого Эшби там хранились три толстых чёрных тетради. Как ему их удалось пронести? В штанах? Под рубашкой?
— Деньги! Тетради! — возмутился детектив. — Да хоть чёрта лысого он мог вынести в какой-нибудь сумке, когда труп профессора покоился в морге. А устроить этот цирк с мнимой кражей — пара пустяков!
— Так ведь это бессмысленно, — разведя руками, ответил Аткинсон. — Чем дольше сейф заперт, тем лучше для преступника. Кто бы тогда смог доказать, что там было до убийства Пирсона?
— А вы думаете, преступники не ошибаются? Ещё как! Иначе мы бы их не ловили… Меня другое волнует: для чего банкир отдал такую огромную сумму профессору? Ради того, чтобы оживить заброшенный прииск?
Ардашев и Аткинсон молчали, потому что оба знали ответы.
Инспектор посмотрел на большие напольные часы и, поднимаясь, сказал:
— Моими стараниями, с вас, молодые люди, все подозрения местной полиции сняты.
— Спасибо, сэр, — почти хором ответили друзья.
— Не за что. Вы, когда собираетесь в Лондон?
— Завтра. Вернее, уже сегодня, — ответил Ардашев.
— Посмотрим, как запоёт эта наглая жаба, пригревшаяся на груди профессора, вернее его жены, после ареста, — ухмыльнулся полицейский. — Мне пора, джентльмены. Поезд отходит через полчаса.
Полицейский ушёл не прощаясь. Когда за ним захлопнулась дверь, Аткинсон сказал:
— Благодарю вас, капитан, что не стали посвящать мистера Джебба в дела отца.
— Знаете, дружище, я до сих пор чувствую себя неловко из-за подслушанного мною разговора.
— Бросьте, — махнул рукой Роберт и спросил: — А вы не боитесь, что формулы профессора попадут из полиции в недобросовестные руки и какой-нибудь проныра первым запатентует открытие?
— Нет.