Читать интересную книгу Нищета. Часть вторая - Луиза Мишель

— Вот я и держу себя с вами, как и раньше, по-дружески… Кстати, если вы располагаете сведениями о маленькой Микслен, то должен вас предупредить, что ее мать забрасывает меня письмами. Она утверждает, будто бы Софи Бродар в бреду все время называла имя ее дочери и что в приюте должны знать, куда девалась девочка… Вероятно, вдова не ограничится обращениями ко мне и в приюте сделают обыск. Считаю нужным поставить вас в известность об этом.

— Обыск не может дать никаких результатов, — возразил де Мериа, сильно побледнев. — Однако неужели вы уедете, не отведав моих ликеров? Покойный тесть, бедняга, сам выбирал вина для моего погреба… Там есть такие, от которых словно огонь пробегает по жилам!

Господину N. понравились не только ликеры, но и дорогие кубки тонкой чеканки. На кубке, стоявшем передним, была изображена Фемида[36] с весами в руках, восседающая на троне, у подножия которого собрались представители различных народов.

Польщенный вниманием (он очень гордился своей принадлежностью к судебному сословию), г-н N. похвалил красоту кубка.

— Я буду счастлив, — сказал де Мериа, — если вы соблаговолите принять его от меня в подарок!

Сначала г-н N. отказывался, но кубок был так изящен, а хозяин — так настойчив, что в конце концов следователь согласился взять его на память.

— К великому моему сожалению, — заметил Николя, — у меня нет такого же кубка, чтобы преподнести его вам!

Когда чиновник вернулся домой, уже светало. Он улегся в постель и крепко заснул. Ему привиделось, будто он, с весами в руках, подобно вычеканенной на кубке Фемиде, вершит суд над всеми нациями.

Что касается Гектора и Николя, то они приняли окончательное решение содействовать бегству Санблера.

XXX. Побег

Лезорн не зря наплел г-ну N., иногда навещавшему бывшего каторжника, когда тот работал в префектуре, кучу небылиц о своих друзьях-социалистах. Бандита освободили за отсутствием улик. С Огюстом дело обстояло иначе; бедный юноша по-прежнему томился в одиночной камере.

Лезорну сообщили, что обвинение с него снято, и вызвали его к г-ну N.

— Как видите, Бродар, — сказал следователь, — правосудие к вам милостиво; надеюсь, что вы за это благодарны.

— По гроб жизни, ваша честь!

— Слушайте же! Работа, на которой вы были заняты, окончилась; к тому же вам неудобно там бывать, так как вы можете встретить господина Николя.

— О, ваша честь, я больше не помышляю о мести, — воскликнул Лезорн. — Зарабатывать на кусок хлеба — вот все, чего я хотел бы.

— Очень хорошо. Мы постараемся вас использовать, если вы будете выполнять все наши указания.

— Само собой разумеется, ваша честь.

— Вы, Бродар, производите более благоприятное впечатление, чем Лезорн, которому вы поручили заботиться о ваших детях.

— Правда, бедняга не отличался привлекательной внешностью, но, в сущности, человек он был неплохой.

— В бытность его на каторге вы вели там пропаганду…

— Что вы, ваша честь! Этого за мной никогда не водилось.

— Но вы уже давно изменились к лучшему. Оставайтесь таким же, и покровительство вам обеспечено. Приходите завтра.

Лезорн вернулся на улицу Сент-Маргерит, размышляя, что делать дальше. Вполне возможно, что он встретит других амнистированных; тронутые его несчастьями, они начнут его расспрашивать… Огюст тоже может задать щекотливые вопросы. Наконец, вдруг отыщутся дочери Бродара?

Хотя дурная репутация, приписываемая Огюсту, и обнадеживала Лезорна, он все же предпочитал, чтобы юноша как можно дольше оставался в тюрьме, и решил принять меры для этого. Кроме того, надо постараться узнать, с какими людьми встречался молодой Бродар.

Жан-Этьен прервал размышления Лезорна:

— Эй, старина, хочешь, помогу тебе пристроиться? Тебе не придется слоняться с пустыми карманами по бульварам. Что ты скажешь насчет должности в сыскной полиции? Спокойное местечко!

В соответствии с ролью, которую играл Лезорн, ему надо было притвориться колеблющимся, что он и сделал. Потом он сообщил, что г-н N. велел ему явиться завтра. Беседа была прервана Гренюшем, иногда заходившим к Жан-Этьену.

— Это ты, Бродар, бедняга? — воскликнул Гренюш. — Я могу сообщить тебе все о Лезорне, которому ты поручил проведать твоих детей. Он к ним очень привязался. К несчастью, его убили, а через несколько дней девочки исчезли неведомо куда. Ты можешь узнать от меня и о своем Огюсте; мне известно, с кем он путается. Его любовница живет у одной старухи. Хочешь, я тебя туда сведу?

Лезорну положительно везло! Быть может, с помощью этой скотины Гренюша ему удастся выпутаться из возникших затруднений?

Гренюш рассказал обо всем, что знал, но умолчал о предостережениях, которые он сделал Бродару в переулке Лекюйе и Огюсту у тетушки Грегуар. Присутствие Жан-Этьена заставило его быть сдержанным. Но тот, посмотрев на часы, заявил, что ему пора уходить, и простился с товарищами.

Жан-Этьен получил утром письмо, в которое было вложено несколько кредиток. В этом послании, написанном измененным почерком, ему сообщали:

«Высокопоставленные лица желают доверить вам дело, требующее секретности. Задаток прилагается. Если вы хотите получить остальную сумму, то храните тайну и приходите к пяти часам на улицу Шанс-Миди, в дом № 50. На втором этаже сдается комната; там вы найдете того, кто даст вам все необходимые разъяснения».

С револьвером в кармане Жан-Этьен отправился на улицу Шанс-Миди. Его принял Обмани-Глаз в своей лавке, загроможденной всяким хламом.

— Что вам угодно? — спросил старьевщик.

— Мне назначили свидание в этом доме, в комнате, что сдается на втором этаже.

— Верно, эту комнату у меня сегодня сняли на день. Проходите сюда! — И Обмани-Глаз указал на лестницу.

Жан-Этьен мог чувствовать себя, как дома: это был явно бандитский притон. Он поднялся наверх. Читатель помнит, что помещение, где раньше жил Бродар, состояло из двух комнаток, из которых одна была проходной. Там Жан-Этьена ждал мужчина в маске, закутанный в плащ.

— Вы пришли? Превосходно! — сказал незнакомец, стараясь изменить голос. Он ввел агента полиции в первую комнату и запер дверь. Жан-Этьен узнал — или это ему показалось? — фигуру и хриплый голос своего начальника, г-на Николя, но остерегся высказать это предположение.

— Вы согласны нам помочь? — спросил мужчина.

— Да.

— В таком случае в одиннадцать часов вечера вам надо пойти вслед за арестантской каретой, которая выедет из ворот тюрьмы Мазас. Когда карета остановится, из нее выйдет человек. Вы скажете ему: «Это я! Идите за мной!» — и проведете его сюда, снабдив вот этой одеждой (говоривший показал на длинный плащ и широкий шерстяной шарф).

— Как же мне пешком догнать карету? А если я найму фиакр, то не увижу, где этот человек сойдет. Дельце не из легких!

— Будь оно легким, вам не предложили бы столько денег… Придется вам постараться. И помните, что дело идет о безопасности государства. Стоит вам вымолвить лишнее слово, и вы сами отправитесь в Мазас.

Жан-Этьен не принял сказанного всерьез, но все же ему стало не по себе. Незнакомец тоже явно волновался.

— Если дело выгорит, — добавил он, — то вам вручат такую же сумму, какую вы получили в задаток.

— А если не выгорит?

— Тогда вас посадят в тюрьму вместе с этим человеком.

— А если я откажусь?

— Результат будет тот же. Отказываться поздно.

Жан-Этьен трусил: подлецы редко бывают храбры.

Но так как отступать уже было нельзя, он ответил:

— Хорошо, попытаюсь.

— Еще одно указание, — сказал мужчина в маске. — Этот человек может выскочить из кареты на обратном пути. Следите за каретой все время, пока он не появится. Его обязательно нужно доставить сюда.

— А если он окажет сопротивление?

— Этого не может быть. Он уже предупрежден и будет вас ожидать. Вы шепнете ему: «Это я! Идите за мной!»

Вот почему Жан-Этьен, взглянув на часы, покинул товарищей. Санблер, в свою очередь, получил записку в хлебном мякише.

«Сегодня в 11 часов вечера вас повезут в префектуру на допрос. Вы найдете в хлебе напильник и во время поездки перепилите в задней части кареты решетку, которая уже наполовину сломана. Выскочив, следуйте за человеком, который скажет вам: „Это я! Идите за мной!“»

Почерк был изменен, но уведомление могло исходить только от де Мериа или от Николя. «Они обо мне заботятся потому, что боятся меня, — подумал Санблер. — Да и у меня есть основания их бояться».

Преступники всегда с подозрением относятся к своим сообщникам…

Действительно, в хлебе оказался напильник, и ровно в одиннадцать арестантская карета выехала из ворот тюрьмы. Она катилась не особенно быстро, и Жан-Этьен не отставал от нее, но все же пот лил с него градом. К тому же он старался не привлекать к себе внимания. Карета доехала до префектуры без каких-либо происшествий; Санблер вышел в сопровождении двух полицейских. Спустя некоторое время его снова вывели и посадили в карету. «На этот раз надо держать ухо востро!» — решил Жан-Этьен.