должен ответить, – сказал я. – Сможем поговорить чуть позже?
– Конечно, в любое время.
Я вышел на улицу и принял звонок.
– Алло?
– Здравствуйте, Дин. Я звоню из берлинского отеля, только что увидела ваше сообщение. Выходит, я была права? Рафи и Типу махнули в Турцию?
– Похоже, так. Они разлучились на границе: Рафи отправился в Европу, Типу застрял в Турции.
– Скорее всего, там его уже нет. Я думаю, он сумел попасть в Египет.
– Почему вы так решили?
– Сейчас объясню. Помните то письмо о выбросе дельфинов? Я переслала его знакомому, доке в цифровых устройствах, и он смог отследить его путь.
– И что?
– Письмо отправлено из интернет-кафе в Александрии. Значит, Типу был там.
– В Египте? – Я уж хотел поделиться тем, что узнал о нелегальной переброске беженцев из этой страны, но все-таки решил избавить Пию от лишнего беспокойства. – Вам не кажется странным, что оттуда он вдруг озаботился дельфинами?
– Я предполагаю, что осведомитель связался с ним через социальную сеть или как-то иначе.
– Вы по-прежнему считаете, что предупреждение исходило от осведомителя?
– Ну а какие еще варианты? – раздраженно сказала Пия. – Я надеюсь, вы не станете говорить, что Типу было видение, что дельфины явились ему во сне и прочую бесполезную муру? – Помолчав, она проговорила уже мягче: – Правда, есть одна странность.
– Какая?
– Дельфины появились не с восходом солнца, как было предсказано, а на два с половиной часа позже.
– Да, вы говорили.
– Я раздумывала над этим, и меня осенило, что разница во времени между Индией и Египтом три с половиной часа. Когда в Индии восемь тридцать утра, в Египте солнце только встает.
– Это интересно… – начал я, но Пия меня перебила:
– Умоляю, ни слова о вещем сне. Важно узнать, почему Типу оказался в Египте.
– Видимо, он собирался пересечь Средиземное море. Это всего лишь догадка, но Рафи знает наверняка.
– Вот потому-то и надо с ним поговорить.
– Я, конечно, очень постараюсь, но не знаю, когда это станет возможным, поскольку он в больнице.
– А что, к нему не пускают?
– Точно не скажу, но выясню.
– Ладно, держите меня в курсе, я тотчас приеду.
– Уж я-то буду счастлив видеть вас, – сказал я и, сообразив, что такое ляпнул, поспешно добавил: – Только пока ничего не предпринимайте. Я попробую навестить Рафи и потом свяжусь с вами.
– Хорошо, буду ждать вестей.
Я уже хотел распрощаться, но Пия вдруг сказала:
– Подождите минутку, Дин, мне пришло какое-то сообщение.
– Да, конечно.
Пия пощелкала клавишами и тихо охнула.
– Это насчет вашей фотографии с пауком.
– И что там?
– Я переслала ее Ларри, он мой знакомый, изучает пауков.
– Господи, да зачем? – Я вдруг запаниковал. – Я же так, ради шутки…
– Сама не знаю почему, но я ее послала. И вот Ларри ответил. Достаточно высокое разрешение позволило увеличить снимок и идентифицировать насекомое. Ларри волнуется, пишет, надо срочно вас предостеречь.
– Вот как? О чем?
– На фото коричневый отшельник, Loxosceles reclusa. Укус его очень болезненный, яд сильнее, чем у гремучей змеи, челюсти легко пробивают кожу. Ларри спрашивает, вам попался только один паук или были еще?
– Я видел и другого – вернее, его заметил Рафи. Паук залез ему на плечо, потом перепрыгнул на меня. Правда, я не уверен, что он точно такой же. А что, они здесь водятся?
– Ларри пишет, он впервые узнал о появлении этого вида так далеко на севере, однако не удивлен. Из-за потепления климата отмечено очень быстрое распространение этих пауков в Европе. Родственный вид, средиземноморский отшельник, уже встречается во всех частях Италии. Пару лет назад от укуса такого паука погибла жительница южной провинции. Вначале она сочла происшествие пустяком, но всего за день ее состояние резко ухудшилось. Сыворотку самолетом отправили из Бразилии. Но не успели, женщина умерла.
– Не может быть!
– Еще как может. Сейчас я проглядываю статью об этом случае, пришлю вам ссылку… Вот… средиземноморские отшельники заполонили соседний дом… часть их проникла в погреб той женщины… Очень надеюсь, у вас там ничего похожего.
– Нашествие ядовитых пауков? – У меня побежали мурашки по спине. – В Венеции? Невероятно!
– Просто будьте осторожны, ладно?
Я почувствовал накат очередной волны паники и решил сбить ее прогулкой. Конечно, было бы разумно тотчас проверить квартиру на предмет пауков, но пока на это не хватило духу.
Я отошел совсем недалеко, когда со мной поравнялся какой-то рослый прохожий. Скосив глаза, я углядел зеленую бейсболку и заросший щетиной подбородок.
Меня тряхнуло, но я постарался не сбиться с шага, вперив взгляд прямо перед собой.
– Здравствуйте, мистер. Как поживаете?
Английский беглый, но с очень заметным акцентом. На руке татуировка – питон, обвивший предплечье.
– Хорошо, – ответил я, надеясь, что голос не дрогнет.
– Любуетесь Венецией?
– Любуюсь.
– Однако вы не турист.
– Почему так решили?
– Как ни увижу вас, вы болтаете с бенгальскими парнями. Вам что-то нужно от них?
– Нет. Я тоже бенгалец, мне интересны их рассказы, только и всего.
– Стало быть, вы любитель историй?
– Да.
– Осторожнее, мистер. Иногда истории бывают опасны.
– Не понимаю? – Я никак не мог заставить себя взглянуть на него.
– Может, слыхали такую историю, “Смерть в Венеции”? – Здоровяк издал нечто среднее между смешком и рыком. – Любуйтесь Венецией, мистер, наслаждайтесь, но помните об осторожности.
Голос его угас, а я так и шел, не глядя вокруг.
Удивительно, но паника исчезла, теперь я впал в этакую оцепенелость, не сознавая, где я и что я. Я даже не знал, говорил ли я с незнакомцем или мне померещилось.
Наконец я очнулся и понял, что я в гетто, прохожу мимо книжной лавки. Я уже почти миновал ее, но что-то зацепило мой взгляд, заставив вернуться.
Листовка в витрине извещала о выставке. Пульс мой зачастил, казалось невероятным, что я знать не знал об этом событии.
Речь шла об одной из редчайших и наиболее ценных книг в мире – “Гипнэротомахии Полифила”, аллегорическом произведении пятнадцатого века, отпечатанном в типографии Альда. Это издание считалось “самым прекрасным” из всей когда-либо существовавшей книжной продукции, оно появилось в Венеции в 1499-м (что формально делало его инкунабулой, первопечатной книгой), а печатником был не кто иной, как великий Альд Мануций, почти всю жизнь проживший в этом городе и в нем же скончавшийся в 1515 году.
Одно только имя его меня вмиг воодушевило. Альд Мануций, которого иногда называли “Микеланджело печатного дела”, был, наверное, самым авторитетным книгоиздателем после Гутенберга, человеком, чьим наследием пропитана современная жизнь. Он создал прототипы широко используемых ныне шрифтов, среди которых мои любимые “бембо” и “гарамон”, придумал курсив, ввел точку