быть настороже после ночного происшествия. Однако, обошлось: границу красной зоны мы пересекли в совершенно тихом месте, возле старого карьера, где незадолго до катастрофы высадили лес для рекультивации.
Деревья тут стояли зелёными: пятно осадков шло восточнее. Но на земле грязи хватало: я специально останавливался возле спуска в частично затопленную чашу бывшего карьера. Должно быть, занесло с выгоревшей зоны ветрами за лето, или грунтовыми водами намыло.
Двигались очень медленно, чтобы не поднимать пыли над просёлком: погода стояла сухая и жаркая. Периодически сверялись со схемой из блокнота.
Предполагаемые точки обмена остались далеко на севере. Теперь мы двигались посреди выгоревшей пустыни, где местами торчали обугленные пни. Границу пятна осадков было видно отчётливо: чёткая линия, разделяющая черноту от робких вкраплений зелёного, которые становились всё гуще по мере удаления от опасной зоны.
— Знаешь… а в этом есть даже что-то красивое, — вдруг сказал Рубин, сосредоточенно глядя сквозь лобовое стекло.
Я удивлённо посмотрел на него.
— Никогда не считал смерть красивой, — ответил я.
— Я не про смерть, — ответил Рубин. — Наоборот. Эти растения, которые пробиваются, несмотря ни на что. Смотри, уже ведь возле самой границы растут… а ведь там тоже фон будь здоров! И ведь потомство оставят.
— Которое будет больным и часто нежизнеспособным, — заметил я.
— В большинстве своём да, — согласился Рубин. — Но одно семечко из ста окажется чуть более приспособленным.
На горизонте появилась довольно высокая гора, с очень странными склонами: слева они были совершенно чёрными, будто покрытыми копотью. А справа белели, будто покрытые снегом. Чёрную и белую части разделяла довольно чёткая граница.
— Ого, — сказал я. — Что за явление?
— Отвал породы, — пояснил Рубин. — В карьерах велась добыча. Сама порода светлая, а справа направление на взрыв. Обожгло как следует…
— Ясно, — кивнул я.
Зрелище чёрно-белой горы завораживало. Настолько, что я потерял осторожность: разогнался по просёлку, чтобы выскочить на идущее по насыпи бывшее шоссе, покрытое местами вздувшимся и деформированным асфальтом. И едва успел увидеть другой транспорт, который как раз в этот момент выруливал из-за невысокого холмика.
Я остановился и медленно развернул машину вдоль насыпи. Если повезёт, с дороги нас не заметят: для этого им пришлось бы выворачивать головы и глядеть вниз.
По обугленному шоссе проехал «Хамви». Военная модификация, в чёрно-сером камуфляже, который хорошо подходил для этой обгоревшей местности. Автомобиль набрал скорость и пролетел мимо нас, оставив за собой медленно оседающее облако серой пыли. Мы с Рубином переглянулись.
— Откуда?.. — сдавленно произнёс напарник.
— Украина? — предположил я после небольшой паузы.
— Ты камуфляж видел?
— Такой могли использовать в последние месяцы, после пожаров, — предположил я.
— Может… — кивнул Рубин. — Но какой-то он слишком… новенький, что ли? Ты видел? Ни царапинки, ни следа от пуль. Плюс фильтр дополнительный на капоте. Его явно модифицировали для работы в зоне ОМП.
Постепенно пыль осела. «Хамви» скрылся на севере, в той стороне, где Егорьевск.
— Как думаешь, это связано с графиком поставок? — спросил я, листая блокнот.
— Да пёс его знает, — Рубин пожал плечами. — Но вполне возможно.
— Ладно. Другой вопрос. Что делать-то будем? — спросил я.
— Красная зона не такая уж необитаемая… — вздохнул Рубин. — Знать бы, откуда он ехал. Может, просто транзитом. Видал как спешил? Даже по сторонам не смотрел.
— К счастью для нас, — заметил я.
— Это верно…
— Не думаю, что он здесь случайно. Скорее всего, он как-то связан с этой точкой на карте. Надо предполагать худшее: что где-то здесь находится база. Откуда они занимаются… — я выдержал паузу, потом закончил фразу: — вот чем они именно они занимаются вопрос открытый. Но явно не гуманитарной помощью.
— Едва ли их тут много, — предположил Рубин. — Глубокий тыл.
— Да не такой уж и глубокий! — возразил я. — К западу сплошные красные зоны. Граница контролируется плохо. У наших сейчас другие приоритеты.
— Согласен… надо темноты дождаться. И идти дальше пешком, с теплаками. Сразу после заката.
— Видно будет фигово. Тут чернота сплошная, пока температура выровняется…
— Так и нас самих будет видно фигово! — ответил Рубин. — Просто днём идти в белых комбезах совсем не вариант.
— Они недолго будут белыми… но ты прав. Ночью шансов больше.
Я посмотрел на небо. Полдень давно миновал, однако до заката было часов шесть, не меньше. Достав дозиметр, я измерил фон в салоне. Прошёлся по дефлекторам, по коврикам.
— Пока что чисто, — сказал я.
— Фильтр салона защищает. Но на нём гадости за это время налипнет столько, что придётся выкидывать… — ответил Рубин.
— Окна открыть?
— Салон запачкаем… хотя ночью все равно придётся — иначе в теплаке не увидим ничего. Можно так: сделать фильтр из комбеза на окно. Ехать будет не особо удобно, но возможно.
— Так остаёмся на ночь или назад в жёлтую зону?
— Лучше вернуться, — ответил я. — Так спокойнее. Да и отдохнём.
Пока мы разговаривали, вдалеке, на севере, появилась полоска поднятой пыли. Послышался нарастающий гул. По обгоревшему шоссе летели уже два «Хамви». К счастью, они, видимо, были слишком озабочены своими делами, чтобы смотреть по сторонам. Нам снова повезло: мы остались незамеченными.
— Пешком полночи идти, — тихо сказал Рубин, провожая взглядом машины. — Да и опасно очень. Грязь тут неравномерно распределена, где-то выветрилась, где-то наоборот, накопилась… вляпаешься, схватишь дозу, убежать не успеешь… может, того? Вернёмся к заданию?
Я почесал подбородок. Щетина успела вырасти, и теперь превратилась в настоящую бородку. Это раздражало.
— После того, что мы увидели? — спросил я.
— Надо на связь выходить.
— Опасно. Если там настоящая база, то оборудование соответствующее.