Читать интересную книгу Железный Совет - Чайна Мьевиль

Иуда наблюдает за ней у загона переделанных. Ночью она приходит к месту, за которым не наблюдают сторожа, и, как Толстоног до нее, становится спиной к ограде, а за ней, как бы случайно, уже маячит переделанный.

С ним еще один, почти мальчик, вряд ли даже двадцати лет от роду. Паника, которая иной раз охватывает переделанных, толкает его к Анн-Гари. Иуда подходит ближе. Отвращение к собственным телам толкает переделанных на самоубийство, а порой на убийство, к тому же мальчик может дотянуться до Анн-Гари. Но, услышав, о чем разговор, Иуда замедляет шаг.

— Я умру, умру, я не могу так, мне холодно, посмотрите на меня, — твердит парень. Он хватается за длинные тараканьи лапы, которые окружают его шею, точно брыжи, но в то же время скребут и царапают тело. — Я сбегу.

— И куда же ты подашься? — спрашивает Ани-Гари.

— Пойду домой по шпалам.

Связной Анн-Гари наблюдает. Из его тела торчат какие-то трубки и клапаны — части парового механизма, который не помещается внутри.

— Пойдешь по шпалам?

— Домой. Или к беспределам.

— Домой? Куда? В Нью-Кробюзон? Ты же переделанный. И ты хочешь туда? Или к беспределам? Станешь бандитом. Только они далеко и к дороге не подходят. Да и жандармы тебя подстрелят, не успеешь и двадцати миль пройти.

Парень на мгновение смолкает.

— Я пойду на юг. На север. На запад.

— На юге море. До него сотни миль. А рыбу ловить ты умеешь? На севере безлюдные пустыни и горы. На запад? Парень, там какотопическая зона. Хочешь туда?

— Нет…

— Нет.

— Но если я останусь, то умру…

— Возможно. — Анн-Гари поворачивается и смотрит на парня, и Иуда понимает, что взгляд девушки проникает до самого его нутра, и неведомая сущность в нем распрямляется. — Многие из нас умрут на этой дороге. Может, и ты умрешь и будешь похоронен, как свободный человек, под рельсами. Может, нет. — Она протягивает руку и хватается за цепь ограждения так, что почти касается мальчика; лапы вокруг его шеи вздрагивают. — Но пока ты жив. Постарайся не умереть ради меня.

Иуда теряет дар речи. Он уверен, что Анн-Гари никогда не видела этого парня прежде.

Анн-Гари не спит с Иудой, но одаряет его поцелуями, от которых на долгие мгновения захватывает дух. Больше она не целует так никого. Но когда Иуда хочет большего, Девушка убежденно и решительно — так, что ему становится не по себе, — называет цену.

— Я же не клиент, — возражает он.

Анн-Гари пожимает плечами.

Иуда понимает, что дело не в продажности.

Снова весна, на стрелочных переводах сильно пахнет горячим железом. Зимой работа шла медленно, зато теперь люди скидывают с себя лишнюю одежду, темпы растут и путейцы почти нагоняют землекопов.

Они уже на большой равнине, в центре которой лежит Толстоморск. Вместе с жарой вечный поезд вторгается в безжалостную солончаковую пустыню, где от пыли першит в глазах и в носу, точно от простуды, и пахнет жидкостью для бальзамирования. Земля не успевает остыть за ночь, и потому рабочие из зимних холодов попадают в пекло. Город на колесах покрывается грязью, стада мясного скота — язвами. Мясо гниет. Караваны водовозных бочек непрерывно курсируют между поездом и источниками пресной воды, осушая все ручейки и речушки, какие удается найти.

Земля живая. Она проваливается за спиной у рабочих, обнажая зоб и пасти гигантских пылесосущих хищников. Земля вспучивается. Начинается земляной шторм, каменные диски взлетают в воздух, бомбардируют поезд.

— Мы на плохой земле, — твердят все.

Бригада разведчиков возвращается из мягкой, как шелк, пыли пустынь, нахлестывая своих верблюдов, а в телеге лежит человек, скованный по рукам и ногам грязевой коркой… нет, статуя… нет, все же человек, покрытый каменными наростами вроде опухолей. Окаменевшего человека, присутствие жизни в котором выдает лишь дрожание губ, укладывают в постель.

— Он вырвался из-под земли…

— Мы думали, это туман…

— Мы думали, это дым…

Но это дымный камень, который облаком вырвался из-под земли и мгновенно затвердел. Человека приходится освобождать при помощи резца. Панцирь сходит вместе с кусками плоти.

Несколько дней спустя вечный поезд достигает следов того прорыва. Плавно изогнутые столбы дыма стоят абсолютно неподвижно. Струи газообразного камня застыли в самых невероятных формах, приводя на ум то морские приливы, то волны смога. Скальные испарения оказываются тверже базальта.

Дымный камень отвердел как раз поперек насыпи, и самые сильные мужчины берут молоты и отправляются к преграде. Рабочие хватаются за окаменевшие куски ветра; со стороны кажется, будто они лезут на облако. Дымный камень крошится на узкие осколки, и через несколько часов молотобойцам удается пробить в нем проход такой ширины, чтобы мог пройти поезд. Так возникло ущелье среди твердого тумана.

Все устали от набегов беспределов, которые атакуют дорогу с каким-то вздорным упрямством. «Беспределы не враги!» — утверждает новое поколение рукописных плакатов, но рабочим, наблюдающим последствия их набегов, трудно с этим согласиться.

Иуда не может понять, чего хотят нападающие, — они ведь тоже гибнут во время налетов. Сам он этого не видел, но слышал, как с места одного набега собрали мертвых и умирающих налетчиков, разложили на рельсах и пустили по ним поезд. Разбойники уносят железные детали, механизмы, изредка угоняют скот. Неужели ради такой малости стоит рисковать жизнью?

Земля чудит, складываясь в поросшие лесом скалы. Землекопы совсем близко, их задерживает внезапный выход на поверхность твердых пород; одна бригада тоннелестроителей уже два года бурит проход в граните и все не может прорваться на ту сторону.

Строителей захлестывает коричневый ручей. Это насекомые спасаются от землекопов и лесорубов, которые сводят под корень их лес.

Люди ругаются и пытаются прикрыться. Миллионы хрупких тел бомбардируют каждого: хитин колется. Насекомые крупные, величиной с фалангу какта. Они пытаются грызть даже поезд. Мелких тварей перемалывают механизмы, они гибнут под колесами, от раздавленных тел становятся скользкими рельсы. Приходится сыпать песок, чтобы обеспечить хоть какое-то сцепление.

Позади поезда поднимается крик: это насекомые набрасываются на шлюх, редких попрошаек и скот — в общем, на всех, кто сопровождает стройку.

Впереди бесприютный лесок, голые, как скелеты, деревья. Землекопы уже попали в его ловушку. Сама земля бросила им вызов, и они замедлили ход. Землекопы, строители мостов и тоннелей сходятся в одном месте, поезд и путейцы нагоняют землекопов, шлюхи и попрошайки приходят следом, и все останавливается.

Земля собирается складками и превращается в каменную губу двухсотфутовой высоты, — подъем для поездов слишком крутой. Дорога ныряет в пасть почти законченного тоннеля. Иуда карабкается на вершину скалы. Другой ее склон отвесный, за ним — провал. Иуда видит почти достроенный мост; опоры в двухстах футах под ним указывают место, где будет выход из тоннеля. Корзины с рабочими спускаются вниз, те сверлят отвесную стену, закладывают в отверстия заряды и поджигают шнуры, затем корзины поднимаются.

Мост кишит переделанными. Леса спускаются до самого дна ущелья. Мостовики машут новоприбывшим, которые смотрят на них сверху. Встреча радостна для всех.

Люди месяцами работали среди желтых, как кости, деревьев. Их кожа стала землистой. Машинисты и кочегары огромных машин покрыты коркой дорожной грязи. Ученые и канцелярские служители высовываются из своих нор, едва поезд останавливается; сверху парят вирмы. Полудикие поездные кошки крадутся, высоко поднимая лапы.

Вечером устраивают грандиозный праздник, мостовики и тоннелостроители страшно рады новой компании. Иуда пьет. Под тягучие звуки шарманки он танцует с Анн-Гари, а она танцует сначала с ним, потом с Шоном Саллерваном и Толстоногом. Все четверо курят и выпивают вместе. Мужики одурели от дешевых наркотиков и заговоренного самогона, который они гнали тайком в периоды безделья.

Между рабочими есть разница. Иуда замечает, что мостовики и тоннелестроители, которые так много времени провели в плохих землях, что сами стали частью пейзажа, не делают разницы между людьми, как его товарищи. И хотя переделанные здесь живут отдельно, а охрана пытается соблюдать сегрегацию, жестокость окружающей природы не способствует обособлению. Впечатление такое, будто по металлической ветке, соединяющей рабочих с Нью-Кробюзоном, как по проводу, текут городские предрассудки. Поездные переделанные разглядывают местных переделанных. Иуда видит, что они все понимают, как все понимают жандармы и надзиратели.

Иуда и его бригада укладывают рельсы в тоннеле, до самого тупика. Они продвигаются очень медленно. Люди, которые живут в скале, как черви в земле, прячутся в углублениях, сделанных в стенах и вымазанных изнутри воском. Они привыкли к кострам и ведьминым огням вместо солнца. Друзьям Иуды страшно. Они часто моргают, встречая взгляд широко расставленных бесцветных глаз проходчиков. Удары молотов страшным грохотом отдаются в темноте.