– Что здесь происходит? Черт возьми, что это такое?!
Марина перенесла ногу через верхнюю перекладину и посмотрела вниз. Под воротами, вытаращив глаза и задрав голову, стоял Федор Федорович Тучков Четвертый.
– Федор, что там такое?! – изумленно спросили с корта.
Он на секунду оглянулся, ничего не сказал и опять повернулся к сетке, на которой застряла Марина. Юля спрыгнула, а Марина застряла.
Что-то случилось с ней в тот момент, когда она его увидела – кепка козырьком назад, шорты, майка, на лице несказанное изумление. Оно было больше лица, не помещалось на нем.
– Марина, черт тебя побери, что ты делаешь?! Юля, что случилось?!
– Ни… ничего, – тяжело дыша, выговорила спрыгнувшая на асфальт Юля. – Мы просто бежали… на время… а… потом… испугались…
Выговорив, она наклонилась вперед и уперлась ладонями в колени, как будто не могла больше стоять прямо, а Марина поняла, что с этих самых ворот слезть никогда не сможет.
Ни-ког-да. Никогда.
– Куда вы бежали?! Что значит – на время?! Вы что?! Бредите?! Марина, слезай немедленно! Сейчас же! Слезай, кому я говорю!
Марина закрыла глаза и из последних сил уцепилась пальцами за рифленый чугунный прут. В голове шумело, во рту было так сухо, как будто она неделю провела в пустыне, и что-то текло по боку, но, кажется, не вода.
– Марина!
– Я не могу, – пробормотала она и услышала себя как будто со стороны. – Я не могу слезть… Никак не могу.
К Федору подошел еще кто-то, задрал голову и тоже стал смотреть. Марине внезапно стало очень больно, так больно, что пресеклось дыхание, и больно было везде, и в пальцах, и в животе, и в боку, по которому все что-то текло.
– Так, все ясно.
Это Федор сказал. Марина не открыла глаз, потому что знала – как только она их откроет, ее вырвет.
Что-то сильно грохнуло об асфальт, ворота затряслись, и она еще подумала, что Тучков Четвертый решил стряхнуть ее на землю, как грушу. Мысли были медленные и холодные, как мельничные жернова.
– Марина.
И внутри тоже было холодно. Наверное, пока она сидела на воротах, началась зима.
– Марина, открой глаза и посмотри на меня. Давай. Открывай.
Он же не знал, что она не может открыть глаза!
– Марина.
– Федор Федорович, помочь?
– Марина.
Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась почему-то очень близко.
– Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.
Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая рука.
Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз, но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это Федор.
– Что случилось, я не понял?!
– Мы бежали и упали. – Это сказала Юля. Голоса доносились к Марине издалека и с некоторым опозданием.
– Куда вы бежали?!
– По лесу.
Тогда Федор Тучков отчетливо выговорил:
– Идиотки.
И они куда-то пошли. Шли довольно долго и тяжело, с каждой минутой становилось все тяжелее, как полякам, увлекаемым в болото Иваном Сусаниным. А потом пришли и оказались в совершенно незнакомом месте. Чем-то оно напоминало Маринин санаторный номер, но это был точно не он.
– Где ты так разодрала бок?! Ты что? Куда тебя несло?! Зачем?!
– Я спасалась. – Зубы стучали сами по себе, словно это были не ее зубы.
– От кого, черт возьми?!
– От Павлика. Он хотел меня застрелить из пистолета.
Теплая жесткая ладонь – Марина отлично помнила желтые бугорки мозолей – легла на ее холодный лоб.
– Почему он хотел тебя застрелить?
– Потому что я его видела в беседке.
– Что он там делал?
На этот простой вопрос она не могла ответить.
– Он там… стоял.
– Ясно. Снимай майку.
Марина послушно сняла ее.
– А это что?
– Где?
– Вот это все.
Марина скосила глаза вниз. На коже были неровные красные бугристые вздутия – много.
– А, это крапива.
– Ты что, валялась в крапиве?
– Н-нет. Я сквозь нее лезла.
– Куда?
– В беседку.
– Боже, помоги мне, – вдруг сквозь зубы попросил Федор Тучков. – В какую беседку?
– В еловой аллее есть беседка. Туда зашел Павлик. Мы с Юлей решили подкрасться и посмотреть, что он там делает. Он нас заметил и погнался. Мы… еле успели убежать. У него был пистолет. Я думала, он меня убьет, это он тут всех убивает…
– Кого – всех?
– Людей
– Вадим упал с лошади.
– Зойка сказала, что просто так лошадь никого сбросить не может. Это еще нужно проверить, сам он упал или ему кто-то помог
– Какая Зойка?
– С конюшни.
– Держи руку и не прижимай ее к боку.
– Почему?
– Потому.
Никогда в жизни профессора Марины Евгеньевны Корсунской не было человека, который на вопрос “почему?” мог ответить “потому”. Впрочем, Федора Тучкова она тоже сегодня исключила из своей жизни навсегда.
Что-то зашуршало, звякнуло и полилось. Держать руку на весу было трудно.
– Положи вот так. Только к боку не прижимай. Откуда он узнал, что ей трудно?
– Сейчас будет щипать, не дергайся. Вообще-то, если бы я уединился в беседке с девушкой, а какие-то безумные стали бы за мной подсматривать, я бы, пожалуй, тоже рассердился
В боку стало так больно, что глаза полезли на лоб.
Марина прижала к ним ладони. Воздух не проходил в горло, потому что боль стиснула и его, скрутила, завязала узлом.
– Сейчас все пройдет. Дыши ртом.
– Он не с девушкой, – хрипло дыша, сказала Марина. – Не с девушкой. Он бандит и шантажист.
Холодная капля проползла по виску, скатилась на шею.
– Ты что-то услышала?
– Он сказал – завтра же. Больше ждать не могу.. Потом эта штука подломилась, и я упала, прямо в крапиву, и, кажется, поранилась обо что-то.
– Не кажется, а точно.
– И мы побежали.
– И ты видела у него пистолет?
– Да.
– Он держал его в руке, когда разговаривал? Или потом вытащил, когда под тобой что-то подломилось?
– Не знаю. Я не заметила. Когда он повернулся, у него точно был пистолет.
Она вдруг снова увидела это движение: человек поворачивается к ней, блестит пистолет, и узкое дуло с черным зрачком – Марина никогда не думала, что оно такое узкое, пистолетное дуло, – упирается почти в ее живот.
– Марина.
Почти в живот. В мягкие беззащитные ткани. Самое уязвимое место.
– Марина.
Легко ему говорить, жалобно подумала она. В него-то никто не целился из пистолета!
– Чья это была идея?
– Какая?
– Подсматривать за Павликом.
– Моя. Или Юлина. Или наша общая.
– Чья?
– Я не помню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});