— Этер, — поздоровался Маатхас.
— Не ожидал увидеть тебя тут, — пропел Каамал. Гистасп сверкнул глазами: в голосе Этера мелькнули интонации, знакомые всякому, кто знал его отца по прозвищу Льстивый Язык. Не дай Боги, чтобы этот бесстрашный рубака обрел хитроумие Яфура. Права танша: нельзя иметь соседом эдакую проблему, к тому же при его-то деньгах.
— Уже играешь роль моего брата? — ехидно осведомился Этер. — Только с Гайером или в этой постели тоже стараешься? — Этер, наконец, перестал ухмыляться и движением коротко остриженной головой указал на кровать. Маатхас оскалился — и сжал пальцы Этера до хруста.
Не к добру, сглотнул Гистасп.
— Что тут происходит? — строго спросила танша, выходя из туалетной. Её взгляд пронизывающе уперся в Этера, и даже тому сделалось не по себе.
— А, Этер, — чуть поджала губы, оглядывая деверя с головы до ног. — Рада видеть. Мы собрались прогуляться. Пойдем с нами, расскажешь, зачем прибыл.
— Эм, — неожиданно замялся Этер. — Сестрица, — по-свойски заговорил Каамал, отпустив, наконец, руку Маатхаса, — я едва с коня слез, дай дух перевести.
Бансабира смерила его взглядом еще более презрительным, чем прежде: если так утомился сидеть в седле, зачем тогда вообще в него лез? А если и влез, то что тут забыл, в её комнате. Сидел бы дома…
— Лигдам, — сухо скомандовала танша. — Распредели моего родича и его свиту, вели обиходить лошадей и слуг. Пойдемте, тан, — чуть обернулась к Маатхас и протянув руку, перехватила ладошку Гайера.
— П… после вас, — Этер от скорости решения попросту растерялся, но учтиво поклонился, пропуская Бану в дверь первой. Она, однако, не оценила.
— Из моего покоя последней выхожу я, Этер. Шевелитесь, — «просто выведи его, Лигдам» — умоляли зеленые глаза. Оруженосец понял верно, но дерзить наследнику Серебряного дома не мог насмелиться. Гистасп собрался с духом первым: кажется, это всегда приходится делать ему.
— Я еще не все сообщил, госпожа. Пока вы были в военной академии случилось несколько важных событий, вам следует узнать до прогулки, — настойчиво сообщил генерал.
Бансабира недовольно посмотрела на него и уселась за стол.
— Полагаю, ты позволишь мне остаться, сестра, — бодро произнес Каамал, оглядываясь в поисках свободного стула.
— Разумеется, нет, — отрезала Бану. — На одного из моих генералов раз за разом совершаются покушения, и мне никак не удается поймать демона за хвост. Надеюсь, ты собирался доложить об этом? — вздернула бровь, глянув на Гистаспа так, что тот и вправду серьезно напрягся.
— Сведений мало, но что-то есть.
— Этер, можешь поздороваться с племянником за дверью. Тан, — сделала тонкий жест пальцами, убеждая Сагромаха выйти. — Идите вперед. Гайер, родной, ступай с дядей…
— Тану, — казалось, Этер сам не знал, чему бы ему возмутиться, но возмутиться наверняка следовало.
— Ахтанат, — надавила танша, подчеркивая разницу в положении.
Едва мужчины вышли, Бану бросила на Гистаспа и Лигдама взгляд.
— Когда он приехал на самом деле? — потребовала сухо.
— Не знаю, — честно сознался генерал, — но судя по всему засветло.
Танша скрипнула зубами, но Лигдам спасительно качнул головой:
— Ниим с утра был на конюшне, он бы сообщил.
От сердца немного отлегло: и впрямь. В спальню снова ворвался Маатхас с канючащим Гайером за руку.
— Этер заявил, что пойдет отдыхать.
Бану оглядела собравшихся, встав.
— Он пошлет гонца отцу и Аймару, — и шагнула к двери. Гистасп опрометью бросился следом, поймал за плечо.
— Тану, возьмите себя в руки, — навис, заговорил спокойно и рассудительно, тоном, который наверняка убеждал её. — Сорветесь вот так — и дадите Серебряным лишний повод пустить о вас дополнительную парочку сплетен. Если сегодняшняя ночь кончится очевидными последствиями, — альбинос посмотрел женщине на живот, — у этого ребенка и без того будет достаточно трудная жизнь, чтобы еще отбиваться от грязи, которую с радостью в него швырнет Этер Каамал.
— И что делать? — тупо спросил Сагромах из-за плеча генерала, недовольный тем, что Гистасп лезет в их жизнь. Сейчас стало особенно, как никогда прежде, трудно сносить мужское присутствие рядом с ней. Но если упрекнуть в подобном, Бану укажет на дверь, глазом не моргнув.
— Займитесь, чем планировали. Разведчиков я возьму на себя.
— Не теряй времени, — шепнула женщина, прямо глядя в бесцветно-серые глаза. Гистасп широким шагом покинул комнату. Бану, сцепив зубы, глянула на Сагромаха. Тревожно, но решительно. «Пойдем», — говорил этот взгляд.
Бансабира подхватила сына на руки, успокаивая. Гайер, долгое время не знавший кровной матери, привыкал к ней медленно, но, благо, уже узнавал и не чурался.
Маатхас подсуетился: накинул Бану на плечи легкий плащ. На всякий случай. Помог спуститься.
Взяв несколько человек охраны, что держалась позади, таны преодолели северные укрепления чертога, и теперь шли по холмам, засаженным цветами. Гайер отчаянно вертел головой, разглядывая торчавшие поодаль развесистые ели и будто заточенные, как лезвие кинжала, сосны. Он любил воздух и чувствовал себя на улице в солнечные летние деньки преотлично. Маатхас косился на женщину с ребенком одним глазом и думал, что все выглядит вполне умилительно, если бы не хмурая черта промеж аккуратно прибранных бровей молодой госпожи. Время от времени Бансабира спускала Гайера на землю, отпуская побегать. Потом, чуть позже, Сагромах раскрывал могучие объятия, и недолюбленный ребенок вдруг становился доверчивым, будто очарованный. Шел в подставленные руки, с восторженным визгом забирался Сагромаху на шею.
Искреннее человеческое тепло ничем не заменить.
Бансабира смотрела на все это с улыбкой в душе — и с облегчением: одной ей с ребенком не управиться в жизни. Есть женщины, рожденные под луной Илланы, Величающей плодородие. Из них выходят лучшие матери в мире. Она, Бансабира, рождена под сумраком Кровавой Шиады, и слеплена для другого.
Потому сейчас Бану, как бы ни отвлекалась, могла думать только об одном. Придерживая ножки Гайера, свисающие ему на плечи, Маатхас поглядывал на Бану — немного придирчиво.
— Думаешь, Гистасп справится?
Бансабира молча пожала плечами.
* * *
Гистасп справился, о чем и доложился сразу, как Бану и Маатхас вернулись с прогулки.
— Са, — дослушав рапорт генерала, Бансабира выдохнула и, сокращая расстояние, положила ладонь на мужскую грудь. Маатхас тут же накрыл её своей, тоже сделав шаг навстречу и чуть склонив голову.
— Где вы так долго были? — без предупреждения в Малую залу ворвался Хабур.
Увидев пару, разделенную лишь тонкой полоской воздуха, и Гистаспа, который чуть отводил глаза, Хабур мгновенно понял все. Переглянулся с альбиносом (тот почти незаметно вздернул бровь), посмотрел на Бансабиру (танша неловко отвернулась от пришельца), и заявил:
— Ладно, неважно. Жаль, я не застал вас с утра-пораньше. Каамал…
— Мы в курсе, — кивнул Маатхас. Теперь, когда таится смысла не было, он приобнял Бансабиру за плечо, и, обретя смелость, женщина решительно развернулась к Хабуру.
— Я послал убийц за гонцами, — оповестил Гистасп.
— Нер прибыл в чертог три часа назад и сразу столкнулся со мной в конюшнях. Я попытался объясниться, но он тут же отослал своего человека и принялся болтать со мной про лошадей и еще какую-то чушь, видно, чтобы я не мог принять ответных мер. Сами понимаете, толкнуть его в грудь и заявить, что у меня дела, я не мог.
Тут Хабур перевел глаза с танши на Маатхаса, и тот сообразил. Конечно, устроить разборки в Пурпурном чертоге с Этером, значило не только рассорить Сагромаха с якобы союзником, но и втянуть в них Бану, а этого Сагромаху хотелось меньше всего. Все ведь и впрямь ясно, в душе улыбнулся Хабур. Хвала Праматери.
— Как только я освободился, — продолжил мужчина, — кинулся искать тебя, Сагромах, но… найти не сумел.
Гистасп посмотрел на него с легкой нотой заинтересованности, за которой опытный глаз мог различить тщательно скрываемое недовольство: Хабур что, укоряет тану Яввуз в чем-то?