Сейчас в «Эрдэнэ-дзу» гостили только чужие ламы со своими ховраками, которые ни с кем не говорили, кроме хамбо-ламы, на моления не ходили, от других лам и ховраков прятались в своих комнатах. И это не могло не стать причиной догадок и разного рода шепотков, о которых Гонгору постоянно докладывали его прислужники и осведомители. Но хамбо-лама не спешил с отправкой миссии. И виной этому было письмо таши-ламы, доставленное Бабыем, где Панчен Ринпоче поручал Гонгору все заботы о миссии и называл бурханов поименно, кроме самого главы западного движения, который «прибудет в „Эрдэнэ-дзу“ в нужный час».
Самым обидным было то, что самого Гонгора таши-лама даже не включил в состав миссии, хотя и знал, что именно он разработал идею белого бурханизма и обосновал ее… Никто из прибывших в дацан главой миссии себя не назвал, хотя активно работали над подготовкой миссии все, включая и «черного ламу» жреца Бонпо Куулара, которого Гонгор знал давно. И это вселяло надежду: «в нужный час» таши-лама мог прислать гонца с последним посланием, где будет названо имя Белого Бурхана. Кто поручится, что им не будет сам Гонгор?!
Хубилган не знал и не мог знать, что письмо таши-ламы было написано до встречи Панчена Ринпоче и Куулара Сарыг-оола в монастыре Юм-Бейсе, когда вопрос о главе миссии, действительно, оставался еще открытым. Сам Куулар был об этом предупрежден и потому не считал себя обязанным открываться Гонгору, функции которого сводились только к подготовке всего необходимого: карт, документов, коней, оружия. И еще Куулар ждал мудреца миссии, задержавшегося в пути, хотя Бабый давным-давно был в «Эрдэнэ-дзу» и укрывался его ширетуем.
По сути дела, Гонгор и Куулар топтались друг возле друга, оттягивая сроки. И хотя оба знали, что таши-лама своих решений никогда не менял, надеялись на благополучное разрешение ситуации, поглядывая на ворота дацана. Один ждал Белого Бурхана, другой — мудреца.
И скоро ситуация разрешилась, хотя и не совсем так, как этого оба ожидали…
Куулар заканчивал сверку карт, приготовленных Гонгором, когда в дверь его комнаты постучали. Он шагнул от стола, отодвинул засов и изумленно уставился на бледного и насмерть перепуганного Жамца.
— Что-то случилось? Что с вами, гэлун?
— Нас только что хотели отравить!
— Отравить? Кто?
— Ховрак, который прислуживал нам за обедом. Я заставил его попробовать еду.
— Надеюсь, он мертв?
— Да, к сожалению.
— К сожалению? — нахмурился Куулар. — Вы бы хотели, чтобы мертвым оказался кто-либо из нас?
— Я только хотел сказать, что теперь мы ничего не узнаем…
— Узнаем!
Проводив Жамца, Куулар хмыкнул: случайность, глупость или расчетливо нанесенный удар? Уж не начала ли бродить по «Эрдэнэ-дзу» тень Цзонхавы, ревнуя рождение новой ветви буддизма и нового бога к своим канонам ламаизма?! Уж не самому ли Гонгору захотелось в новые реформаторы?
Такое уже было. Сронцзан Гамбо, став воплощением Амитабы, принес буддизм в Тибет, который был гонимым учением повсюду. Потом за дело взялся знаток буддийского тантризма Падма Самбхава, укрепив его основы, опираясь на Бонпо, переделав в религию тантризма и надев на своих лам красные шапки. И, наконец, явился Лобзан Цзонхава — отец ламаизма. Все его предшественники были сокрушены, хотя их основные идеи и были новым реформатором взяты для построения своих храмов и учений. Теперь Цзонхаве мешает Белый Бурхан?
Куулар легко читал чужие мысли и еще легче разгадывал тайны. У него всегда появлялась настороженность и тревога, как только что-то выходило не так, как надо. Он чуял беду, как зверь! Сейчас же этого чувства надвигающейся опасности не было…
— Случайность? Ошибка?
Черный жрец усмехнулся: ни в случайности, ни в ошибки он не верил… Удар нанесен точной рукой, хотя и мимо цели!..
Нанжин торопился. А яд, которым он все-таки запасся и теперь постоянно носил с собой, все не находил применения. Нанжин искал подходящего ламу первой ступени святости или полного ламу, чтобы перевоплотиться в него. Легенда, слышанная им давно, говорила, что отравитель знатного получает от неба его знатность; отравитель сильного — получает его силу; отравитель мудрого — его мудрость! Гэцулов и гэлунов в дацане было много, но ни один из них не устраивал Нанжина: один глуп, другой болен, третий не пользуется доверием и расположением хубилгана… Нанжину был нужен доброкачественный лама!
Узнав от ховраков, что хубилган особенно вежлив и осторожен с новыми гостями, а некоторых из них даже побаивается, Нанжин обрадованно схватился за сердце: это было то, что ему нужно! Но как подобраться к гостям?
Помог случай. В одной из проходных галерей он наткнулся на ховрака Базара, прислуживавшего гостям. Подав мальчишке знак, баньди двинулся в свою каморку, не оглядываясь по сторонам, убежденный, что ховрак следует за ним на должном удалении и постучит в дверь, когда поймет, что его заждались.
— Вас двое у гостей?
— Трое, баньди. Кроме меня и Монгуша им прислуживает еще и конопатый Самбугийн.
— Где они сейчас, что делают?
— Монгуш у коней, а Самбугийн занят уборкой.
— Вот что, Базар… — Нанжин нащупал склянку, и сладкая дрожь прошлась по его пальцам. — Наши гости приехали издалека и любят свои приправы к еде, они — тибетцы… — Он нахмурился и резко заговорил: — Вам троим, конечно, и в башку не стукнет угодить гостям!
— Мы стараемся, баньди.
— Они — стараются! Попробовали бы вы не стараться!.. Вот что, Базар… Я попросил у нашего лхрамбы немного приправы к мясу из тибетских трав… Нанжин достал заветную склянку и протянул ее ховраку. — Вот! Все сразу не выливай, каждый раз я просить не буду! Эта приправа драгоценна и расходовать ее надо бережно: она придает телу силу, а голове ясность… Тебе должно хватить ее на три-четыре блюда… Понял меня, хубун?
— Я все понял, баньди.
Ховрак ушел, и Нанжин удовлетворенно потер руки: дело сделано! Жалко, конечно, что благодать высокого ламы из Тибета придется разделить и с этим мальчишкой… Но каждому из них теперь достанется свое: ховраку — благодать низкого ламы, а ему, Нанжину, ум и тайна любого из гостей! Даже в том случае, если ховрак не утерпит и попробует из склянки сам, беды большой не будет, только бы не попробовал раньше, чем понесет еду гостям!
Поразмыслив над случившимся, Куулар понял, что теперь, наконец, Гонгор влип по уши и должен прийти с извинениями и объяснениями сам или вызвать Куулара к себе…
Он не стал закрывать дверь на засов, как обычно — пусть все видят, что никто случившегося не испугался! Но в дверь все-таки постучали, а не распахнули ее, как обычно. Это был Гонгор.