и шоколадное ассорти падает на холодный асфальт, рассыпаясь маленьким шоколадным фейервеком.
─ Это он тебе сказал про Чурбанова? Созновайся!
17. Хватка сжимается
В глазах Ларисы мелькает страх и непонимание. Она с ужасом смотрит на меня, а потом опускает голову и с не меньшим ужасом рассматривает красивую коробку, сбившуюся золотую тесьму и рассыпавшиеся конфеты.
─ Брагин! — наконец, выдыхает она. — Ты что творишь?!
─ Что он от тебя хотел? ─ зло и требовательно спрашиваю я. ─ Это он? Он тебе сказал?
─ Брагин, ты с дуба рухнул что ли? Какого хрена! Что ты несёшь вообще? Дурак! Что ты несёшь? Такие конфеты были! Ну, ёлки-палки! Что на тебя нашло? Бешеный…
─ Дружкина! Ты слышишь, что я у тебя спрашиваю? Чего хотел Снежинский?
─ Ты из-за этого тошнотика что ли? Бл*дь! Он хотел опять к шефу на приём попасть!
─ А он был уже у шефа?
─ Ну, да, ─ пожимает она плечами. ─ Был.
─ Когда?
─ Так сегодня и был.
─ А по какому вопросу? ─ хмурюсь я. ─ Чего хотел?
─ Ну, а я-то откуда знаю, чего он хотел? Меня не приглашают обычно на эти посиделки.
─ Блин, ну ты же всё равно в курсе. А сейчас он чего хочет? ─ прищуриваюсь я.
─ Слушай, да ты заманал уже. Хочет новую встречу. Тебе-то что за дело? У меня таких по десять человек в день. Это ты особенный, пинком дверь в кабинет шефа открываешь, а остальные ждут по месяцу.
Она сердится, демонстрируя праведный гнев, и я, честно говоря, даже не понимаю, по-настоящему это или нет…
─ И когда ты в следующий раз Снежинского пустишь в кабинет? ─ не отступаюсь я.
─ Да отстань ты от меня, ты чего привязался?
Ну, да, действительно. Чего…
─ Ларис, слушай, а с Геной у тебя как дела? ─ меняю я тему.
─ Брагин, а тебе не кажется, что ты не в своё дело лезешь?
─ Нет, ну если это такой секрет большой, я конечно выпытывать не буду, но так-то могла бы сказать. Вообще-то это я вас познакомил.
─ Познакомил нас, вообще-то, совсем не ты, а приказ о присвоении званий на День шахтёра. Но, так и быть, я тебе скажу, всё нормально у нас.
В данном случае, приказ ─ это и есть я.
─ Приятно слышать, что всё нормально. Мне Гена всегда нравился, классный он мужик. Целый капитан, к тому же. А Снежинский-то что?
─ Так, всё, давай, не пудри мозги, ─ сердится она. ─ Мне надо возвращаться, а то шеф меня вздрючит.
─ Ларчик, этот Снежинский тот ещё мудила, он и против Гены копать может, вообще против всех, понимаешь? Ты, вот что, если что-нибудь узнаешь, сразу мне сообщи, ладно?
─ Слушай, я тебе на шефа своего стучать должна? Ты в конец охамел?
─ Так скажешь, если что? Про Снежинского?
─ Достал ты, Брагин! Дай пройти!
Не получив сколько-нибудь полезной информации о Снежинском, я еду в горком. Картинка у меня в голове рисуется не слишком красивая. Думать об этом неприятно, но и не думать не получается. Складывается всё так, как если бы Трыня, случайно услышавший, как мы с Платонычем называем фамилию Чурбанова, рассказал об этом Снежинскому.
Мда… И это несмотря на то, что я провёл воспитательную беседу и, как мне показалось, достиг понимания. Это могло произойти, например, если Снежинский сказал Андрюхе, что не будет с ним больше общаться, потому что я ему запретил. Причём, не просто запретил, а с угрозой для жизни.
Эдик вполне мог так поступить, и даже, скорее всего, именно так и сделал. А если не сделал, то обязательно сделает.
Трыня, скажем, разозлился, что за него кто-то посмел решать, с кем ему общаться, а с кем нет, и рассказал о том, что слышал. Ну а дальше по цепочке ─ от Снежинского к Печёнкину, минуя или включая Дружкину.
Я снимаю трубку и набираю домашний номер Платоныча. Трыня может быть уже дома.
— Алло, ─ раздаётся его голос.
─ Андрей, привет…
─ Егор! ─ мгновенно вспыхивает он. ─ Ну, что за дела! Зачем, ты это сделал?! Почему ты за меня решаешь?! Ты действительно думаешь, что можешь указывать, с кем мне общаться, а с кем нет? Так не пойдёт, брат! Лучше, мне, наверное, вернуться туда, откуда вы меня вытащили, раз такое дело…
─ Андрей, погоди! Он это делает специально, разве ты не…
Но он «не»… понимает, не слышит и не продолжает разговор. Он просто бросает трубку. Блин! Ну вот проблем подросткового переходного возраста мне только не хватало. Он ведь теперь назло может всё делать. Впрочем, так худо, как было с моей дочерью, всё равно, не будет. Просто не может быть…
Поговорив с Ефимом и обсудив проблемы молодёжно-патриотических объединений, я иду к Вале и почти полчаса жду в приёмной, пока она закончит встречу с предыдущим посетителем. Я уже думаю уйти и вернуться чуть позже, но дверь, наконец, открывается и из неё выходит неизвестный мне человек. К счастью, не Снежинский, иначе я и не знаю, что бы с ним сделал. Тут же, прямо в приёмной.
Вслед за посетителем выходит и сама Куренкова.
─ Егор! ─ восклицает она. ─ Вот так сюрприз! Не ожидала тебя увидеть! Ну, подожди минуточку, я сейчас вернусь и мы хорошенечко поговорим.
Она убегает, а я остаюсь в приёмной, превращаясь в ждуна, поскольку возвращается товарищ первый секретарь совсем не через пять минут, а ещё примерно через полчаса. За это время я успеваю поболтать с Леной Ивановой и другими боевыми подругами.
─ Ждёшь? ─ улыбается Валя, входя в приёмную. ─ Ну, пойдём скорее, а то мне нужно в обком ехать.
Мы заходим в кабинет.
─ Я ведь тебя тоже жду, ─ продолжает она с ослепительной улыбкой. ─ Теперь ты хоть немного понимаешь, что значит ожидание с неясным финалом, да?
─ Ты меня ждала? ─ удивляюсь я. ─ А что не сообщила?
─ Вот, теперь сообщаю, ─ подмигивает она. ─ Ну присаживайся. Запираться не будем, а то опять принесёт кого-нибудь, как Ефима в прошлый раз, да? Рассказывай, какая надобность у тебя ко мне возникла. Ты же не просто так пожаловал, правда?
─ И правда, ─ говорю я, ─ и неправда. Я ведь хотел тебя увидеть. Ну… просто поболтать, знаешь… Соскучился. А заодно и повод появился. Так что я вроде как по вполне серьёзному и весомому делу, а, с другой стороны совсем…
─ Ой-ой-ой, ─ со смехом перебивает меня Валя. ─ Ври-ври, да знай меру. Давай, рассказывай, что за истинная причина.
─ Снежинский, ─ отвечаю