кому ты делаешь хуже? — услышал голос Мика. Брат сопровождал меня, несмотря на приказ возвращаться домой.
— Я не попрошу ее вернуться, — рявкнул я в ответ.
Всю дорогу до города Мик держался рядом со мной. Как только граница между мирами была пересечена, я приземлился. Хижина старого хранителя заповедника, которую решено было переоборудовать в своеобразный перевалочный пункт, была закрыта. Старик спал. Мик, обернувшись в человека, коротко постучал. Дверь тут же отворилась, на пороге появился сонный старик. Увидев меня, низко поклонился и нажал кнопку на панели в двери. Правая стена хижины исчезла, открывая моему взору просторное помещение со шкафами, стеллажами. Я, сменив обличье дракона, поблагодарил смотрителя за службу и отправился переодеваться. Вернее, одеваться. Облачившись, вышел на улицу. Меня уже ждал Микариан, сидя за рулем спортивного автомобиля.
— Я сам, — коротко приказал я.
Мик только хмыкнул и открыл пассажирскую дверь, а сам так и не сдвинулся с водительского места. Понял, с братом спорить бессмысленно, все-равно сделает по-своему.
У дома Эмми мы оказались через несколько минут. Я знал, что не войду к ней в дом. Но все равно мне нужно было оказаться рядом с ней сейчас.
— На крыше в трех метрах от северного края, — спокойно произнес Мик.
Хитрый у меня брат, все продумал, просчитал каждый мой шаг. Прибить бы паршивца, да брат ведь у меня один.
Через пару минут я уже стоял у края крыши на небольшой платформе, откуда, как ни странно, хорошо просматривалась вся квартирка Эммалин, вернее, гостиная, она же кухня и коридор.
Понимал, что я, словно полоумный, всматривался в квартирку любимой, в каждый предмет мебели и безумно злился оттого, что не находил взглядом Амиты. Но чувствовал, что она здесь, рядом. Наверное, спит в своей кровати, просто окно спальни выходит на другую сторону, и я не могу ее увидеть. Но она здесь, в полной безопасности. Вдруг полумрак квартирки рассек луч света. Дверь, ведущая в спальню, открылась и на пороге появилась Эмми. В бесформенной футболке и коротких шортах. Безумно красивая и соблазнительная. Затаив дыхание, смотрел на любимую, отмечая и запоминая каждое ее движение, каждый жест. Силой воли заставил себя прикрыть глаза. Не сдержусь ведь, ворвусь в ее квартиру, обниму, прижму к себе.
Поймал себя на том, что уже шагнул к окну еще ближе, а правая ладонь лежит на стекле. Слава Богам, Эмми стояла ко мне спиной и не смотрела в окно. Заставил себя шагнуть обратно на крышу и успокоиться. Вовремя. Эмми, налив стакан воды, повернулась в мою сторону. И шагнула к окну ближе. Что делать? Увидит ведь! Я застыл, положившись на темноту и везение.
Амита встала у окна. Из своего укрытия четко видел ее лицо. Легкая улыбка, немного грустная и припухшие глаза, словно она плакала, прежде чем уснуть. В душе появилась злоба на человека, ставшего причиной ее слез. Кто?! Кто посмел?! А потом словно удар в солнечное сплетение вместе с осознанием. Это ведь я. Я и есть тот самый человек.
Ладошка Эмми коснулась стекла. На мгновение малышка прижалась лбом к прозрачной прохладной поверхности, прикрыла глаза и тут же, вздохнув, отступила на шаг назад. Эммалин торопливо вернулась в спальню, выключив свет. А я, с лихорадочно колотящимся пульсом в ушах, придвинулся к окну ближе. Прижал ладонь к кусочку стекла, которого еще минуту назад касалась ладошка Эммалин.
— Амита, — прошептал я, прикрыв глаза.
Мое единение с самим собой нарушил громкий удар в окно. Так, словно кто-то чем-то швырнул в него. Изнутри. Открыв глаза, увидел, что во всей квартире Эмми горит свет. А моя жена стоит в центре комнаты и сверлит меня убийственным взглядом. На подоконнике лежит старинный фолиант, который, очевидно, и послужил источником шума.
Так и хотелось улыбнуться, глядя, как малышка кипит от гнева и ярости, направленных на мою персону.
Окно распахнулось и в меня полетела еще одна книга. Тяжелая.
— Не смей являться сюда! — прокричала Эмми, — Чтобы даже духа твоего здесь не было! Как у тебя вообще наглости на это хватило, безмозглый ты дракон!
Малышка ругалась, а я просто завис. Сделать шаг назад было выше моих сил, а вперед … Вперед пойти я не мог.
— Никогда! Ты слышал меня? — кричала маленькая, — Никогда не приходи сюда!
Я молчал. Только смотрел на малышку, любовался ею, и чувствовал себя монстром, коим я и являюсь на самом деле.
Кто знает, насколько бы хватило моей выдержки, но меня спас брат. Дернув меня за шиворот, оттащил от края крыши.
— В машину! — скомандовал он. Все внутри меня взбунтовалось. Кто смеет приказывать Императору! Но здравый смысл подсказал, что так будет лучше. Не оглядываясь, спустился с крыши. Мика не было. Он задержался у Эмми, наверное, собрался успокоить ее. В этот раз, дракон внутри меня обезумел от ревности. Я рванул вверх, обратно, вот только теперь уже не ограничился стоянием у окна. Запрыгнул на подоконник через распахнутое настежь окно. И замер.
Эмми стояла спиной ко мне, Микарин в паре метров от нее сидел на диване. Эммалин была завернута в большой до самых пят теплый махровый халат. И она говорила, тихо, почти шептала. Но звук ее голоса заставил меня застыть на месте.
— Зачем он пришел, Мишка? — шептала моя малышка, — Зачем, то прогоняет меня, то сам появляется?
— Эмми, ты ведь умная, сама все понимаешь, — подал брат голос и бросил взгляд на меня. Не сказать, что в его глазах был упрек, скорее фраза «Я предупреждал».
— Ненавижу его, — прошептала Амита.
Да, все верно, пусть лучше так будет. Ненависть — это хорошо. Пусть ненавидит меня, чем страдает из-за моих поступков.
— Тима? — уточнил брат.
— Нет, Диникса, — едва различимо ответила Эмми.
Я шагнул назад. Короткий полет, и в метре от земли я обернулся в дракона. Удар об землю не принес радости, зато отрезвил. Крыло побаливало, а в голове неприятно звенело. Решил прямо так, в облике дракона вернуться в замок. И как только я оказался в стенах родного дома, понял, что-то изменилось. Непогода сменилась на звенящую тишину. Замок словно спрашивал меня, как поживает Эмми.
— Она в порядке, — прошептал я. И в ответ раздался протяжный гул. Стены замка звали свою Хозяйку.
Глава 20
Эммалин
Прошло две недели с тех пор, как я вновь живу одна. Свыклась ли я? Нет, конечно. И боль в душе не стихала. Но зато я испытывала какое-то изощренно-садистское удовлетворение от сознания того, что и Тиму также плохо без меня. Мик сказал,