— Что за хрень? — ахает она, озираясь.
Пронзительный вой тревоги окончательно разбивает ночную тишину. На наших глазах загорается сохранившийся с предапокалиптических времен гигантский телеэкран. Он висит на тросах под открытой крышей, как скрижаль, спустившаяся с небес. На экране появляется грубо нарисованный мультик: квотербек бежит от кого-то, преследующего его с вытянутыми руками, видимо, от зомби. Мультик перемежается текстом — одним словом во весь экран. Думаю, там написано:
ТРЕВОГА
— Р, — в ужасе спрашивает Джули, — ты кого-то съел?
Смотрю на нее с отчаянием.
Не… не б… б… было в… вы… вы… бора, — заикаюсь я, в панике растеряв все свое умение говорит! — Он… оста… новил. Я… не… хотел.
Поджав губы, она пронзает меня взглядом, но затем трясет головой, будто избавляется от одной мысли, чтобы посвятить себя другой.
— Ладно. Тогда нам нужно в дом. Черт, Р. Забегаем в дом, она захлопывает дверь. Нора встречает нас на лестнице.
— Где вас носило? Что там происходит?
— Тревога, — отвечает Джули. — Зомби в Стадионе.
— Он, что ли?
В глазах Норы такое разочарование, что скулы сводит.
— И да и нет.
Вбегаем в комнату Джули и выключаем свет. Садимся на кучи одежды на полу и молчим. Сидим и прислушиваемся к звукам. К охранникам, которые бегают и кричат. К выстрелам. К нашему тяжелому дыханию.
— Не волнуйся, — шепчет Джули Норе. Но на самом деле ее слова предназначаются мне. — Много народу не пострадает. Слышишь выстрелы? Его, наверное, уже пристрелили.
— Значит, все нормально? — спрашивает Нора. — С Р ничего не будет?
Джули мрачно смотрит на меня.
— Даже если допустить, что у кого-то был сердечный приступ, сам себя он бы не покусал. Так что очевидно, что в городе есть еще как минимум один зомби.
Нора переводит взгляд с Джули на меня. Мне кажется, что я краснею.
— Твоих рук дело? — спрашивает она, с трудом принуждая себя к беспристрастности.
— Не… хотел. Он… бы… убил.
Нора молчит. На ее лице ничего невозможно прочитать.
Смотрю ей в глаза и надеюсь, что она почувствует, какой жгучий стыд меня гложет.
— Мой последний, — говорю я, с трудом заставляя свой убогий язык шевелиться. — Зарекся. Поклялся… пасти небес.
Несколько невыносимых секунд спустя Нора кивает и говорит Джули:
— Надо его отсюда вывести.
— На время тревоги все перекрыто. Ворота заперты и под охраной. Может, даже крышу закроют, если как следует перепугаются.
— Ну и что нам теперь делать?
Джули пожимает плечами. В ее исполнении этот жест выглядит нелепо, неправильно. Смотрит на меня и отвечает:
— Не знаю. Опять я ничего не знаю.
Джули и Нора не один час воюют со сном, пытаясь придумать, как меня спасти, но в конце концов сдаются и засыпают. Я лежу на куче штанов и таращусь на зеленовато-звездный потолок. Что пробуй, что не пробуй, мистер Леннон. Не так-то все просто.
Сейчас это кажется ерундой, тонкой серебристой каемкой вокруг огромного грозового облака, но, кажется, я учусь читать. Я смотрю на фосфоресцирующие созвездия, и буквы собираются в слова. Стыковать их в предложения пока трудно, но все равно. Крошечные символы склеиваются вместе и врываются смыслом, как мыльные пузыри, — и это наслаждение. Если я когда-нибудь снова увижу свою жену… Хотя бы смогу прочитать ее имя.
Ползут часы. Уже давно за полночь, но снаружи светло, как в полдень. Галогенные прожекторы таранят дом своим белым светом, пробиваются в щели между шторами. Мои уши вбирают в себя все, что происходит вокруг. Девушки тихо дышат. Ворочаются во сне. Потом, где-то в четыре утра, звонит телефон.
Джули просыпается и приподнимается на локте. Откуда-то из другой комнаты снова раздается звонок. Она откидывает одеяло и встает. Странно видеть ее с такого ракурса — Джули, такая маленькая, впервые возвышается надо мной. Теперь она защищает меня. Одна ошибка, одно секундное помутнение моего новообретенного рассудка — и все полетит в тартарары. Какая же это чудовищная ответственность — руководствоваться моралью.
Телефон звонит и звонит. Джули выходит из спальни, я топаю за ней. Каждый мой шаг эхом разносится по пустому дому.
Заходим в комнату, оборудованную под кабинет. Рабочий стол завален бумагами и чертежами, а к стенам прикручены телефоны всех сортов — каждым из своей эпохи.
— Телефонную систему перенастроили. Она теперь больше похожа на интерком. В самые важные места у нас прямые линии.
Под каждым телефоном закреплена табличка с названием. Привет, меня зовут:
САДЫ
КУХНИ
СКЛАД
ГАРАЖ
АРСЕНАЛ
КОРИДОР-2
КУПОЛ голдмэн
АРЕНА
ПОЛЕ ЛЕМАН
И так далее.
Звенит зеленый пыльный дисковый аппарат с подписью ГОРОД.
Джули смотрит на телефон. Смотрит на меня.
— Странно. Эта линия из заброшенных районов. Ей сто лет никто не пользовался, у нас у всех рации.
Телефон упорно продолжает надрываться. Удивительно, как Нора до сих пор спит.
Джули нерешительно поднимает трубку и прикладывает к уху.
— Алло? — Пауза. — Что? Не понимаю… — Она сосредоточенно хмурит лоб. Вдруг ее брови ползут вверх. — А. — Она сердито щурится. — Ты. Да, это Джули, что ты… — Пауза. — Ладно. Да, он здесь. — Она протягивает мне трубку. — Это тебя.
Недоверчиво смотрю на телефон:
— Что?
— Твой приятель. Тот жирный ублюдок из аэропорта.
Хватаю трубку. Прикладываю динамиком ко рту. Джули качает головой и помогает перевернуть ее как надо. В полном остолбенении выдыхаю в трубку:
— М?
В ухе рокочет его низкий голос:
— Эй… Казанова!
— Что… Где ты?
— В… городе. Не знал… что будет… с теле… фоном. Попробовал. Ты как?
— Нормально… но заперт. Стадион… Тревога.
— Жопа.
— Что… происходит? У вас там?
Секунду он молчит.
— Р. Мертвые… приходят. Еще. Из… аэропорта. Из других… мест. Нас много.
Я не отвечаю. Рука с трубкой постепенно опускается. Джули смотрит на меня, ничего не понимая.
— Алло? — говорит М.
— Извини. Я здесь.
— Ну… и мы здесь. Все. Что теперь? Что нам… делать?
Опускаю трубку на плечо и смотрю на стену, в пустоту. Смотрю на бумаги, разбросанные по столу генерала Гриджо. Все его планы для меня — галиматья. Все это, конечно, важно — провиант, строительство, распределение вооружения, тактические боевые задачи. Он пытается сохранить всем жизнь, и это хорошо. Это фундамент. Но, как уже сказала Джули, должно быть и что-то большее. Земля под фундаментом. Без которой все будет рушиться снова и снова, сколько бы кирпичей он ни положил. Вот что мне важно. Земля под кирпичами.