Я тогда и спорить не стал, видя, что там всё запущено. А сейчас по его смущенной и в то же время гадливой мине понял, о чем он…
Могло ли быть что-то хуже для меня, чем то, что сделали те отморозки? Могло. Но этого не случилось, пусть и благодаря Яру и его псу. Раньше я действительно был за это ему благодарен, но после всего чувство благодарности как-то поистрепалось…
Я смотрел на пунцового Ярика и не мог взять в толк, на что он намекает.
– Ничего не было, – напомнил я.
– Не было, – согласился Ярик. – Но кто об этом знает? Видео прервалось как раз на этом моменте, и неизвестно, было или не было. Зато ясно, что ты не противился. А ты же знаешь, какие у нас люди. Есть поговорка, я не люблю ее, грубая она и похабная, однако правдивая. Кто-то пукнет, а кругом кричат: обделался. А если еще и слушок пустить…
– Мразь ты конченная. Больной ублюдок.
– Я бы на твоем месте следил за словами. И чтоб ты знал, я не хочу ничего такого, не горю желанием пустить ту запись в ход, но порой ты сам меня на это толкаешь. Как вот сейчас.
На миг меня перемкнуло, и вот я уже притиснул его к стене. Одной рукой сгреб ворот, вторую – согнул в локте, прижал к его горлу. Пришла вдруг мысль: надавить посильнее и всё… Ярик побагровел, и я убрал руки.
Минуту или две он кашлял, тер шею. Но оставался все равно абсолютно спокоен.
– Ну так что? Ты перестаешь с ней общаться. Вообще. Без объяснений. Даже заговаривать с ней не должен. И никто ничего не узнает. Или?
– Тебе что, так Даша нравится? – мелькнула у меня догадка. – И ты решил меня задвинуть и с ней замутить? Да это бред же. Ей плевать на тебя. Даже если ты сходишь с ней сегодня в кино, это ничего не изменит. Она тебя и заметила только потому, что ты со мной рядом терся.
– Твоя Даша мне без разницы. А вот насчет остального – посмотрим.
* * *
Все наши, в том числе и Ярик, занимались на стадионе. Я один на физру не ходил. Сидел на третьем этаже на подоконнике – оттуда хорошо просматривался стадион. С высоты Даша казалась совсем крохотной, как в общем-то и все. Только до всех мне дела не было. Я наблюдал только за ней, как она разминалась, как потом бегала, и в груди саднило.
До сих пор перед глазами стояла та сцена, в классе, когда она подошла к моей парте и остановилась, ошарашенная. До сих пор меня душил стыд. За то, что такой трус, за то, что девки-дуры сразу же стали ее гнобить, за то, что даже толком объяснить ей ничего не мог. Ну то есть, опять же, трусил. И хотя я прессанул Чепу и с девками поговорил, чтобы ее не трогали, на душе все равно было мерзко, самому от себя тошно.
Я достал телефон. Набрал сообщение:
«Прости меня, Даша. Ты мне правда очень понравилась, но я не могу сейчас с тобой общаться. Не спрашивай, почему, я все равно не могу ничего объяснить. Так вышло. Не в тебе дело, а во мне. И прости, что не пришел вчера, и что так получилось сегодня. За всё прости. Я не хотел, чтобы так всё было…»
Ярик уже сто раз повторил свои угрозы. Всё четко: поговоришь с ней, хоть слово скажешь, хоть поздороваешься – и он сольет меня всему свету.
Но это же не разговор, это эсэмэска. В контакте решил не писать – знал по его же рассказам, что он запросто ломал чьи-то аккаунты и почты. Отправил ей на телефон. Надеюсь, она поймет и ничего Ярику не скажет. Простит или не простит, но будет жить себе дальше.
А вот с Яриком надо было что-то делать, но что – я ничего не мог придумать. Ну не убивать же его в конце концов. Хотя, если так пойдет дальше, я уже ни в чем не уверен. Яр как с цепи сорвался. От Рыжего его так не сносило, как сейчас. Хотя посмотришь – обычный тихоня, себе на уме. И ведь никто не знает и не догадывается, как, впрочем, и я до недавнего времени, какой он на самом деле шизоид.
А вечером Яр снова ко мне заявился. Он еще ничего и сказать не успел, а у меня внутри всё заныло, как будто в дурном предчувствии. Хотя это уже, наверное, условный рефлекс на него выработался.
– Я ведь предупреждал, чтобы ты с ней больше не общался. Никак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Тебе чё надо?
– Твое прощальное послание… это так трогательно… Не ожидал от тебя, – хмыкнул Яр.
– Так это ты у нее телефон подрезал? – сообразил я.
– Она его сама после физры выронила, а я подобрал, – пожал он плечами. – Ну, заглянул, не удержался. И вот обнаружил твое послание. А еще говорят, ты перед физрой бегал к девкам в раздевалку, договаривался, чтобы они ее не обижали.
– И дальше что?
– Я думаю, что не стоит тебе так делать. Я сам справлюсь.
– Ты? – у меня невольно вырвался смешок. Ярик, которого до прошлого года шпыняли все кому не лень, который за себя-то постоять не мог, тут вдруг решил, что сможет кого-то защитить.
– Поверь, – процедил он, – если она будет со мной, ей ничто не грозит, а вот если ты будешь снова лезть…
– А, ну да, ты же у нас гроза школы.
– Это и необязательно. Просто знай, что пока она со мной, с ней будет все в порядке. И с тобой будет все в порядке. Главное, она не должна с тобой общаться.
– И как ты ей-то запретишь? Ее тоже будешь шантажировать?
– Ты ей запретишь, – невозмутимо ответил Яр, поведя плечом.
– В смысле?
– Сделаешь так, чтобы она сама к тебе подходить больше не захотела. Чтоб по дуге тебя обходила…
В комнату заглянула мама, предложила чай. Яр, как обычно, начал нести какую-то учтивую пургу, но я его оборвал:
– Нет, мам. Яр уже уходит.
Как только за ней закрылась дверь, подошел к нему, схватился за подлокотники кресла, в котором сидел Яр, наклонился ниже и зашипел:
– Тебе лечиться надо. Ты же больной на всю голову. Ты не понимаешь этого? Ты же творишь какую-то немыслимую дичь. И главное – зачем? Она тебе зачем? Что тебе вообще от нее надо? И от меня?
– Я уже сказал, что мне надо. Чтобы ты не общался с ней, а она – с тобой. Никак. Никаких трогательных сообщений, никаких «прости-извини» и уж точно никакого твоего заступничества. Даша очень жаждет с тобой поговорить. Сделай так, чтобы после этого разговора ей этого больше не хотелось.
– Может, тебе еще хлеб маслом намазать и спину почесать? – злился я.
– Зря ерничаешь. Просто сделай так, чтобы она держалась от тебя подальше. И тогда и с ней, и с тобой всё будет хорошо.
Тут только я обратил внимание на эти его слова, которые он так упорно повторял. Что значит – с ней все будет хорошо? Это какая-то угроза?
– А если нет, то что? – спросил я.
Яр поднялся с кресла, слегка улыбнулся, подошел к двери. Уже за ручку взялся, но все-таки обернулся и ответил:
– А ты поговори с… Майей, так, кажется, ее звали?
34.
Увернуться Яр не успел. От удара голова его дернулась назад, затылок с глухим стуком впечатался в дверь. А следующий удар и вовсе сшиб его с ног. Но на шум тут же прибежала мама.
– Андрей! Что здесь происходит?! – перепугалась она.
Ярик сразу поднялся и рванул в прихожую. Когда обувался, его качнуло так, что он еле на ногах устоял.
– Что случилось? Ярослав? Андрей? – восклицала взволнованно мама, стоя между нами, как спасительная преграда. Для Ярика – спасительная.
Но Яр, пробормотав «извините», теперь лишь сопел, торопливо одеваясь, а я, стиснув челюсти и сжав кулаки, еле сдерживался, чтобы не отодвинуть её и не наброситься на него снова. Но мать и так весь день жаловалась, что плохо себя чувствует. Пришлось взять себя в руки.
Как только он выскочил в подъезд, я набрал Майю, но на звонок она не ответила. Тогда отправился к ней сам. Мама пыталась задержать, упрашивала, пришлось поклясться ей, что Ярика я не трону, во всяком случае – сегодня.
До Майи доехал на такси, гадая, дома она или нет. Но хотя бы тут повезло. В ее комнате на четвертом этаже горел свет, да и перед подъездом не пришлось долго торчать – почти сразу меня впустил какой-то пацан.
Однако Майя мне совсем не обрадовалась. Она уже не так нервничала, как весной, но все равно сразу омрачилась, увидев меня.