религиозными организациями на территории России, было постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г.[596] В каждой из союзных республик действовал свой нормативно-правовой акт, регламентировавший деятельность религиозных обществ и групп и, как правило, близкий по структуре и содержанию российскому постановлению «О религиозных объединениях». Принятое в разгар политики государственного атеизма на этапе форсированного превращения внеконфессионального государства в атеистическое, постановление 1929 г., даже с внесенными в него в 1975 г. изменениями и дополнениями, уже не соответствовало реалиям эпохи развитого социализма и тем более условиям перестроечного времени.
Характерной особенностью законодательства, регулировавшего деятельность религиозных объединений в Советском Союзе, было то, что значительная часть подзаконных нормативно-правовых актов различных ведомств (в том числе Совета по делам религий) в форме циркуляров, инструкций, разъяснений и др. содержала гриф «Для служебного пользования» и, соответственно, не могла быть известна верующим[597].
Те же нормативно-правовые акты, которые были доступны верующим или, по крайней мере, руководителям религиозных центров, затрагивали лишь некоторые аспекты государственно-вероисповедных отношений. Часть их регулировалась отдельными документами, содержание которых не предавалось огласке. Приведу в качестве примера фрагмент рабочей записи заседания секретариата ЦК КПСС от 19 апреля 1966 г., в которой содержится обсуждение Положения о Совете по делам религий при Совете министров СССР:
Демичев[598]: Публиковать это Положение, видимо, не следует.
Суслов[599]: Не надо все писать в Положении. Есть вещи, которые писать не следует. Видимо, Положение будет показано патриарху, а там будут такие вещи записаны, которые публиковать совершенно не следует.
Кулаков[600]: В пункте 4 записано право Совета предъявлять требования к местным и центральным советским организациям[601]. Не слишком ли много прав мы предоставляем этому Совету?[602]
Как видно из приведенного фрагмента, деятельность не только религиозных объединений, но и самого органа, который координирует и контролирует их деятельность, частично регулировалась неписаными[603] правилами.
Необходимость принятия специального нормативно-правового акта, регулирующего вопросы свободы совести и деятельность религиозных объединений, осознавали не только верующие, но и партийное руководство страны.
Первоначально с инициативой упорядочения законодательства о культах в стране выступил В. А. Куроедов, председатель СДР в 1965–1985 гг. Нормативно-правовые акты союзных республик в ряде случаев вступали в противоречие с общесоюзными нормами: в некоторых из них право регистрации общин, закрытие и открытие церквей и молитвенных домов принадлежало, помимо СДР, облисполкомам. Различия касались и регламентации проведения религиозных обрядов. Так, например, в Украинской ССР несовершеннолетние могли прислуживать во время богослужений, а законодательство других республик запрещало это. В Эстонской ССР служители культа имели право совершать религиозные обряды на дому, а в РСФСР такое допускалось только в виде исключения для тяжелобольных и находящихся при смерти[604].
Однако к решению о необходимости разработать общесоюзный закон о религиозных организациях СССР партийное руководство пришло только в начале 1980‐х гг. – на XXVI съезде КПСС (1981). Но и после этого «Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о религиозных культах»[605] так и не были приняты, так как вызвали критику со стороны ряда министерств и ведомств. В комментариях к законопроекту, в частности, указывалось, что он содержит отступление от «ленинских принципов взаимоотношений государства и церкви»[606]. Критики законопроекта также высказывали опасение, что принятие закона может «повлечь вмешательство церкви в различные сферы государственной и общественной жизни»[607]. Таким образом, реформа законодательства о культах оказалась если не преждевременной, то недостаточно подготовленной.
Во второй половине 1980‐х гг. вместо основ законодательства для нового нормативно-правового акта по вопросам религии был выбран формат указа Президиума Верховного Совета СССР. Юристы и другие специалисты общесоюзного Совета по делам религий вместе с представителями ряда министерств и ведомств приняли активное участие в подготовке проекта указа Президиума Верховного Совета СССР «О религиозных организациях в СССР». Однако по содержанию и идеологической направленности этот документ, как справедливо отмечает М. И. Одинцов, мало чем отличался от действовавшего общесоюзного и российского законодательства по вопросам культов: декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» 1918 г., постановления «О религиозных объединениях» 1929 г. и других документов[608]. Проект указа был возвращен в Совет по делам религий на доработку.
В апреле 1988 г. СДР направил в ЦК КПСС новый вариант. Это был уже проект не указа Президиума Верховного Совета СССР, а специального закона, содержавшего принципиальные положения, касающиеся свободы совести и вопросов отношения государства с религиозными объединениями. В частности, в законопроекте предлагалось установить заявительный порядок регистрации религиозных объединений вместо разрешительного, закреплялось право собственности религиозных организаций на принадлежавшее им или вновь приобретаемое имущество[609]. Однако и этот вариант тоже был возвращен на доработку в СДР. В работе над законопроектом в 1990 г. принял активное участие Комитет по законодательству Верховного Совета СССР. В апреле 1990 г. доработанный проект закона «О свободе совести и религиозных организациях» поступил в Верховный Совет СССР.
Хотя очередной вариант был более проработан, чем предыдущие версии, он все равно содержал ряд недостатков. Например, в тексте отсутствовало четкое определение понятия «церковь», хотя там были такие статьи, как «Отделение церкви (религиозных организаций) от государства» (ст. 5) и «Отделение школы от церкви (религиозных организаций)» (ст. 6). Из контекста этих статей понятно, что слово «церковь» используется как синоним «религиозных организаций», однако во избежание двусмысленностей необходимо было дать определение этому понятию.
Кроме того, как отмечает М. И. Одинцов, существовало несоответствие названия закона его содержанию. Законопроект больше чем на две трети был посвящен деятельности религиозных организаций, в то время как вопросам свободы совести уделялось непропорционально мало места[610]. С последним утверждением можно отчасти поспорить. Поток обращений о регистрации религиозных групп, поступавший в Совет по делам религий, и многочисленные ходатайства о возвращении верующим церквей и молитвенных зданий требовали скорейшего решения на законодательном уровне. Это не означало, что вопросы свободы совести не были актуальны для того времени, но для их закрепления в законодательстве требовался другой уровень – Конституция. Без поправок в Основной закон любые нормы, введенные на уровне закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях», были бы просто декларацией.
При подготовке законопроекта остро обсуждался вопрос, предоставлять статус юридического лица религиозным организациям или нет. Представители Московского патриархата настаивали на том, что статусом юридического лица следует наделить церковь в целом. Другая точка зрения сводилась к тому, чтобы таким статусом обладал каждый зарегистрированный приход[611]. К сожалению, мне неизвестна позиция какого-либо из советских муфтиятов по этому вопросу. Можно лишь предположить, что наделение статусом юрлица как приходов, так и религиозных центров отвечало интересам не только РПЦ, но и