оказался в непростой ситуации. На него оказывалось давление с разных сторон: РПЦ через националистов и коммунистов в парламенте продавливала свой вариант законопроекта, в то же время главы ряда западных государств обратились к президенту с рекомендацией не подписывать этот закон. О своем отрицательном отношении к закону на разных этапах его подготовки заявили представители протестантских церквей и других религиозных меньшинств в России. С письмом к Ельцину обратился Иоанн Павел II. Папа римский выражал сожаление, что католицизм в законе не только не отнесен к числу имеющих историческое значение для России религий, но и не упомянут вовсе[633]. Сорок девять епископов РПЦ во главе с патриархом Алексием II в июле 1997 г., напротив, настоятельно указывали президенту на необходимость скорейшего вступления закона в силу[634].
Таким образом, в дискуссию о новом законе о свободе совести были вовлечены практически все участники религиозного рынка в России. Они разделились на две группы. За принятие закона в том виде, в котором он поступил на подпись к президенту, выступали руководители организаций, представлявших так называемые традиционные религии, о которых шла речь в преамбуле к закону, против – все остальные[635].
Председатели двух существовавших на тот момент межрегиональных муфтиятов общефедерального значения приветствовали новый закон. Муфтий Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ[636] Талгат Таджуддин, традиционно еще с советских времен поддерживавший РПЦ практически по всем вопросам, и в этот раз выразил безоговорочную поддержку поступившему на подпись президенту закону. Комментируя решение президента Ельцина применить право вето, Таджуддин сказал, в частности, следующее:
В течение года Центральное духовное управление мусульман России и европейских стран СНГ совместно с Русской православной церковью проводят конференции согласия и примирения, чтобы внести свою лепту в создание нашего общего дома – Святой Руси, поэтому отказ принять новый закон «О свободе совести», ограничивающий деятельность зарубежных тоталитарных сект, глубоко возмутил и ошеломил нас. В то же время мы надеемся, что Всевышний Творец поспособствует тому, чтобы президент изменил свою точку зрения и подписал этот закон в редакции Государственной Думы. В противном случае Центральное духовное управление мусульман России, его региональные отделения, все духовенство и прихожане будут принимать самые решительные, непосредственные меры в отношении различных сект, зарубежных организаций, различных благотворительных фондов, которые под благовидными поводами проводят в нашей стране работу по разрушению российской государственности. Это будет не на бумаге, а на деле. Некоторые наши зарубежные братья из арабских стран в течение последних пяти-шести лет проводили такую работу и ее «отражение» мы, к сожалению, получили в Чечне. Еще раньше подобное могло осуществляться в Татарстане и Башкортостане. А по последним сведениям, проводится подготовка татарских и башкирских боевиков в некоторых кавказских республиках…[637]
Таким образом, Таджуддин дал понять, что в новом законе он видит инструмент борьбы не только с новыми религиозными движениями, но и с неподконтрольными ЦДУМ мусульманскими проповедниками.
Председатель другого межрегионального муфтията – Совета муфтиев России – Равиль Гайнутдин также выступил на стороне русских националистов и коммунистов и заявил, что отклоненный президентом закон вполне соответствует интересам мусульман России и в полной мере защищает их права. Высказался Гайнутдин и относительно преамбулы к закону:
Невозможно в одном законе перечислить все религиозные направления. И вполне справедливо, что в нем упоминается именно четыре основные религиозные конфессии на территории России, которые насчитывают тысячелетнюю историю[638].
Представители РПЦ, аргументируя свою позицию, нередко ссылались на опыт стран Европы. Так, патриарх Московский и всея Руси Алексий II в заявлении от 24 июля 1997 г. утверждал следующее:
Дифференциация религиозных объединений по времени их создания, численности и распространения, вводимая новым законом, является весьма справедливым шагом и присутствует в законодательстве многих стран Европы и мира, причем в некоторых из них существует особое правовое положение одной или нескольких конфессий, чего нет в вышеуказанном законе[639].
РПЦ пыталась убедить противников закона, что формулировка, содержащаяся в преамбуле, ни к чему не обязывает, поскольку она не имеет силы закона:
Сам закон никаких преимуществ и льгот для упомянутых в преамбуле конфессий не предоставляет. Это не более чем жест. И как жест он в общем-то не нужен Православной Церкви. По всем социологическим опросам народ относится к Церкви с гораздо большим уважением и доверием, чем к Думе или к Президенту. Поэтому от жестов уважения надо переходить к реальному сотрудничеству. Скорее даже досадно, что эта преамбула звучала во втором чтении так, что как будто ставила Православие выше ислама и тем самым вызвала напряжение в наших отношениях с мусульманами[640], которые сочли себя обиженными[641].
Однако, несмотря на оказываемое на него давление, президент наложил вето на федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» как на дискриминационный[642]. В заявлении Ельцина отмечалось, что «многие положения закона ущемляют конституционные права и свободы человека и гражданина, устанавливают неравенство различных конфессий, противоречат принятым Россией международным обязательствам. Подписание этого закона в том виде, как он был принят Госдумой, неизбежно привело бы к изоляции традиционных российских конфессий. А главное, могло стать поводом для конфликтов на религиозной почве внутри страны»[643].
При Администрации Президента РФ была создана рабочая группа, которой Ельцин поручил доработать закон. Участвовавшим в ней представителям РПЦ удалось все же добиться включения в текст закона преамбулы, подчеркивающей особую роль некоторых религий, которые составляют «неотъемлемую часть исторического наследия народов России» (христианство, ислам, буддизм, иудаизм и др.). Большинство участников группы выступило в поддержку преамбулы в том виде, в котором ее продвигала РПЦ, с упоминанием особой роли православия в истории России. Это мнение было отражено в заявлении на имя президента, в котором представители 15 религиозных организаций просили внести их поправки и предложения в Госдуму. Против поправок в конечном счете выступили католическая церковь и три основных протестантских церкви в России, когда выяснилось, что на подпись президенту поступает несколько иной текст, чем тот, что обсуждался во время заседаний рабочей группы. Представители двух основных старообрядческих толков еще раньше заявили, что не поддержат закон[644]. Споры вызвал также пункт 3 статьи 27, предусматривавший обратную силу закона по отношению к уже зарегистрированным религиозным объединениям:
Уставы и иные учредительные документы религиозных организаций, созданных до вступления в силу настоящего Федерального закона, подлежат приведению в соответствие с настоящим Федеральным законом. Уставы и иные учредительные документы религиозных организаций до их приведения в соответствие с настоящим Федеральным законом действуют лишь в той части,