Мэр кричит им что-то вслед, но, слава Богу, не разобрать ни слова.
Впервые молчание Романа пугает — своей потерянностью, а не напряженностью. Ни звука не издает: ни следуя за девушкой из «Руны», ни внутри машины, которой управляет Ираклий.
Дома он бредет из кухни в их спальню с бутылкой бренди, усаживаясь прямо на кровать. Кира старается обработать его ссадину — он послушно поворачивает, поднимает и контролирует голову, но продолжает хлебать алкоголь прямо из горлышка.
— Он спровоцировал тебя, — приглушенно заключает она, приглаживая чернявые волосы, даже не отложив в сторону вату.
— Он спровоцировал, еще когда заделал меня, — почти что смеется он горько, но прямого контакта в глаза избегает.
Кира возвращается через некоторое время, уже с бокалом, чтобы налить бренди и себе тоже. Невесомыми, словно призрачными, касаниями намеревается повернуть его голову так, чтобы встретиться взглядом, но Рома неожиданно вырывается и сам смотрит на
нее.
Глазами чумными и разбитыми.
— Я не собирался его бить. Я не собирался, — твердит он яростно.
— Я знаю.
Мысли о том, что завтра об инциденте не напишет только ленивый, окончательно улетучиваются, потому что Кира не ожидала от него отчаяния глубокого и неразрешимого. Все остальное уже не имеет значения.
Она собирается отойти — надо раздеться и натянуть ночнушку — но Карелин хватается за нее, притягивая за талию. Выдыхает ей в живот, с хрипом и дерганьем, и дико кричит.
Бархатная ткань поглощает мощь протяжного крика, и Кира гладит его по голове. Волна за волной, ладонь выравнивает послушные волосы лаской.
Его боль просачивается даже до ее костей. Вспоминается его вопрос ледяным тоном тогда, на судостроительном заводе. Про ее отца. Как же глубоко это все в нем сидит. Глубже, наверно, только само ДНК. Кире хотелось забрать хотя бы половину угнетения и разочарования. Или хотя бы унять.
Затем лихорадочно стянутое с нее платье он мнет в своих руках, словно не зная что с ним делать, и вздыхает уже в обнаженную кожу возле ее пупка.
Кира протягивает ему бутылку, а сама забирается на кровать с бокалом. Через некоторое время он закуривает прямо в комнате, наполняя пеплом забытый стакан на прикроватной тумбочке. Поглаживает ее бедро, будто хочет оставить там след собственной руки навсегда.
Кира наблюдает, как за стеклом потухают сигаретные угольки, обращаясь пеплом.
— Это конец, я думаю. — Хрипит он и едва слышно гундосит. Бутылка в хватке пятерни уже необычайно легкая. Затем он позволяет себе смех. — Блядь, кто бы мог подумать. Мне все равно. Это все. Даже забывать не надо. Закончилось вот так.
— Ты… ты надеялся помириться с ними. Хоть когда-нибудь?
Она сжимается вся внутри, ожидая шквала яростных эмоций, но он качает и качает головой вместо того, чтобы сказать «нет».
— Пр кой мириться с тем, с кем не ссорился, а? Они просто вышвырнули меня. Слишком проблемный. Слишком слишком. Ну а Арам… Арам — это ведь всегда был только предлог. Я все время хотел, чтобы они почувствовали. Я хотел уничтожить его и его карьеру, чтобы они почувствовали. Каково это, когда это делает… семья.
Кира думает, что если Карелин хотел по-настоящему уничтожить мэра, он бы давно преуспел.
Он поворачивается и смотрит на Киру своими потрясающими глазами, леденцовая зелень которых таит тысячи тайн и откровений под влажным и блестящим покровом. Роман проводит большим пальцем по ее щеке и она закрывает глаза, пытаясь остаться в этом моменте навсегда.
— Арам — это мой друг. Был. Покончил с собой в школьном колледже. Меня долго допрашивали, потому что пистолет был моим.
— Что с ним случилось?
Вытирая рот рукой, он наконец опускает бутылку на пол. Сжимает белую плоть ее бедра еще крепче.
— Быстрая дурь, проблемы в семье. Консервативный мусульманский род. Арам был… был больше, чем все это. Больше, чем дурманы скорости, правила, законы, традиции. Они все хотели засунуть его в что-то одно, что-то малометражное.
— Мне очень жаль, — шепотом она целует щетинистую щеку.
Роман слепо сжимает ее за бок, а потом за грудь и поднимается к шее. Словно проверяет на месте ли она вся. Или заземляет себя, и нужно за нее держаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, Арам всегда был просто предлогом… — Он обращается больше к себе, чем к девушке. — Удобным таким, ведь оправдано презирать того, кто виновный. Убийца. Монстр. Даже если он… Даже если это твой с…
Он ищет бутылку, но Кира забирает беспокойную ладонь в свою.
— Не оправдано. Не оправдано никогда. Ты был подростком.
Она заваливает Рому на спину, и расстегнув рубашку, высчитывает сложные уравнения у него на груди. Царапает короткие волоски, закусывая губу.
— У этой истории хороший конец, — он поворачивает голову к Кире, и ловит хрупкую ладонь, сдвигая ее влево и удерживая там крепко-крепко. — Кто бы мог подумать. Реально хороший. Мне просто плевать теперь.
Он пьяно смеется и вдруг смотрит на руку у себя на груди, словно что-то в ней обнаружил.
— Я пойду заварю тебе чай. И принесу сюда, в нашу комнату, — она улыбается, уже поднявшись на ноги и натягивая ночную рубашку.
Он только пожирает ее глазами, не двигаясь и ничего не отвечая.
На кухне Кира готовит заварку и на сегодня, и на завтрашнее утро. Дожидаясь щелчка чайника, она просматривает новостные чаты.
На одном региональном сайте, больше специализирующемся на антикоррупционных заметках, сегодня опубликована сплетня, которая Кире высвечивается только потому что у нее заранее настроен определенный тег.
Прокуратура округа рассматривает Василия «Кулака» Кулакова, так называемого столичного короля, как причастное лицо к смерти регионального криминального авторитета в городе Долинске.
Авторитета нашли с простреленной головой.
Обвинений официальных нет.
Кира хмурится, пытаясь собрать мысли в логическую кучу. Какое отношение столичный Кулак может иметь к тем разборкам, и почему прокуратура вдруг занимается тем, кто всегда был неприкасаем.
Она откладывает телефон в сторону. Как и откладывает размышления по поводу неприметной сплетни на потом.
Глава 26
На Мальдивах ноябрь — начало сухого сезона, и так как они решают не праздновать там Новый Год, то целесообразнее съездить раньше, пока народу собирается меньше. Тем более, Кира прониклась рекламной кампанией Фрезя и не может дождаться семидневного ничегонеделанья на одном из островов.
При вылете у нее, на удивление, возникает проблема. Пограничник, заглянувший на борт, как всегда, на несколько минут, сообщает о запрете на выезд для Киры. Точную причину он не знает, но что-то связанное с прокуратурой.
Роман, сотрудник аэропорта и менеджер чартерной компании по громкой связи решают затруднение за несколько предложений — они просто вынесут ее имя из списка пассажиров на этом борту, как будто она и не вылетала.
Так делать обычно не разрешается, но чартерная компания очень хочет угодить Карелину. Пограничник только рад такому повороту событий — очевидно, что девушка никакая не преступница, о вылете и прилете никто не узнает, а он в конечном итоге получит солидное вознаграждение от мафиози.
После нескольких звонков Романа по поводу ее статуса невыездности, она просит его не заморачиваться сейчас. Лучше заняться проблемой уже после отдыха.
Даже на частном самолете, путь к ресортам Мальдив — нелегкий. Когда они добираются до солнечного клаптика земли посреди Индийского океана, после долгой пересадки на гидролете, Кира чувствует, что ей реально нужен отпуск.
Их нахождение на острове «Шеваль Бланк Рандхели» довольно забавное событие, так как никто из них двоих не любит ни водный отдых, ни пляжный. Первые два дня они почти безвылазно проводят на террасе своей виллы в лагуне, показывая нос только на завтраки и ужины в роскошных ресторанах.
Но полуднем третьего дня, пересекая искусственный островок, вдоль и поперек, Кира выходит к развилке дороги прямо посреди океана, — где сосредоточено большинство водных вилл, — и понимает, что же делает это место особенным.