Читать интересную книгу Хлеб сатирика - Мануил Семенов

Разбудил меня знакомый голос нашего санаторного диктора:

— Говорит радиоузел санатория. С добрым утром, товарищи! Передаем сводку погоды: температура воздуха — 6 градусов мороза, температура воды — 0,3 градуса тепла, ветер юго-восточный. Через пятнадцать минут физкультурная зарядка.

«Значит, чудесные видения этой ночи — только сон», — подумал я. И на минуту мне стало грустно. Но только на минуту, потому что наступивший день обещал не меньше чудес.

После зарядки я шагал по заснеженной аллее в столовую. Настроение было великолепное: ведь впереди обязательная процедура — увлекательный ледовый поход по Вуоксе.

Щука по-киевски

Так уж бывает, что, живя в Москве, вы по полгода не видите своих добрых знакомых, но стоит вам только покинуть пределы столицы, как происходит приятная встреча с московскими друзьями.

Я находился в Киеве несколько дней и уже начал думать, что на этот раз такая встреча не состоится, но случилось следующее. Деловое совещание, в котором я участвовал, подходило к концу. В комнате было так накурено, что табачный дым из полуоткрытых окон буквально валил прямо на людный оживленный Крещатик. Вероятно, из боязни привлечь внимание пожарного надзора, председательствующий стал «закругляться». В это время открылась дверь, вошла девушка-секретарь и передала мне записку. С некоторым удивлением развернул я сложенную вчетверо бумажку и прочел:

«Пора прекратить заседательскую суетню. Тебя ждут друзья».

Почерк был знакомый, но кому он принадлежит, определить было трудно. Наконец председатель произнес последнюю обтекаемую фразу своей заключительной речи, и все встали. Я поспешил к выходу. В огромной, залитой солнечным светом приемной стояли мои добрые знакомые москвичи, молодой прозаик Андронов и известный критик, сотрудник многих столичных журналов Кубышкин. Оба в светлых летних костюмах и ярких галстуках, они выглядели очень импозантно. На плече у Андронова висел новенький «Зоркий», Кубышкин держал в руках стального цвета шляпу с широкими полями. Мы обменялись рукопожатиями и вышли на улицу.

После нескольких часов, проведенных в прокуренной, завешанной тяжелыми портьерами комнате, здесь дышалось удивительно свободно и легко. Густая тень молодых деревцев скрадывала летний зной и придавала воздуху благодатную свежесть. Говорят, что идея создания городов-садов является утопичной. Может быть, и так, но опыт Киева говорит о другом. Трудно найти здесь площадь, не украшенную сквером, или лишенную зеленого убранства улицу. Когда смотришь на Киев с высоты десятого этажа, то он на самом деле кажется чудесным садом, созданным трудолюбивой и заботливой рукой человека.

Шествуя по Крещатику, этой единственной в своем роде городской магистрали, мы обменивались новостями. Оказалось, что Андронов закончил работу над сценарием художественного фильма и вот уже в течение месяца проталкивает свое творение через канцелярские дебри местного министерства культуры. В противоположность ему наш друг Кубышкин находился лишь в самом начале творческого процесса — он собирал в Киеве материал для большой, давно задуманной монографии о молодых украинских писателях или, как говорил он на украинский лад, «письменниках».

С увлечением передавал нам Кубышкин основные черты своего будущего произведения. Как и следовало предполагать, монографию ожидала завидная судьба наиболее эрудированных литературно-критических работ. В ней не была забыта ни одна сколько-нибудь значительная проблема литературоведения, ни одно новейшее веяние времени. Не беда, что эти проблемы и веяния были уже хорошо известны по статьям и высказываниям других критиков. Кубышкин принадлежал к счастливому разряду тех мыслителей, которые создали себе немалую славу умением обобщать и опосредствовать. Собранные им отовсюду идеи и идейки и перенесенные на благодатную почву украинской литературной жизни сулили шумный успех монографии…

Веселой перекличкой автомобильных сирен звенел нарядный Крещатик, смеялись дети, вприпрыжку бегающие по тротуару, на смуглых лицах киевлянок цвели улыбки, а Кубышкин все говорил и говорил… Он шагал вперед, не глядя на дорогу, и, увлеченный собственным красноречием, не замечал быстрых взглядов девушек, даривших своим вниманием этого элегантно одетого, уже не молодого, но еще цветущего человека.

Так мы дошли до конца улицы и сели в троллейбус. Он доставил нас на набережную, и мы решили полюбоваться Днепром.

В этот послеобеденный час могучая река, казалось, обретала наибольшую притягательную, колдовскую силу. Неисчислимые массы расплавленного серебра стремительно и неслышно неслись среди изумрудной оправы зеленых берегов. В этом неудержимом с виду покойном течении таилась поистине сказочная мощь. Текучий живой металл излучал тысячи искр, слепил глаза и звал, манил к себе.

Я украдкой взглянул на Кубышкина. Величественное зрелище разлива Днепра покорило его. Черты лица Кубышкина смягчились, выражение тупой самоуверенности сменилось растерянно-блаженной улыбкой. Может быть, впервые в жизни он столкнулся с явлением, не поддающимся анализу и обобщению его гибкого ума.

Днепр был усеян людьми. Тысячи киевлян обоих полов оказались не в силах противостоять властному зову реки. Купальными костюмами всех расцветок и оттенков пестрел расположенный напротив золотистый пляж. По всему широкому речному руслу сновали спортивные и прогулочные суда всех разрядов и классов. А ниже по течению, где виднелся красавец мост, сооруженный по проекту академика Патона без единой заклепки, было царство рыболовов. Они стояли на кручах, на выдающихся далеко вперед отмелях, гнездились словно птицы на старых, осклизлых сваях.

Немало людей рыбачило и на лодках, неподвижно стоявших на самой середине реки. Это были знаменитые днепровские «тычки». Рыбак привязывал свою лодку к вбитому в дно шесту или становился на якорь и пускал снасть в быструю струю, сдобренную обильной прикормкой, опущенной на дно. Ловля на «тычках» особенно добычлива.

Но до того часа, когда опустится на реку вечерняя прохлада и начнется рыбий жор, было еще далеко, и потому фигуры рыбаков застыли в знойном мареве неподвижно. Лишь изредка удилище судорожно взлетало вверх, и на солнце сверкала своей ослепительной белой чешуей мелкая рыбешка.

— Я хочу есть, — вдруг сказал Кубышкин, шумно глотнув голодную слюну.

И все очарование разом исчезло. Днепр превратился в самую обычную, ничем не примечательную речку, с которой тянуло сыростью, неподвижно замершие рыбаки с удочками в руках показались смешными, а пестрая толпа загорающих на пляже купальщиков уже вызывала раздражение. Мы с Андроновым тяжело вздохнули и понуро поплелись за Кубышкиным к расположенному на берегу Днепра ресторану.

За обедом, после закуски и рюмки коньяку, Кубышкин вновь впал в пафос. Разговор шел о рыбной ловле.

— Человечеству пока неизвестен лучший способ проведения свободного времени, чем рыбалка, — говорил Кубышкин. — Этот отдых самый глубокий, самый полный, когда наступает благотворная разрядка всех нервных центров. Я бы сравнил состояние удильщика с положением человека, впавшего в здоровый, глубокий сон, но боюсь, что такая аналогия не совсем удовлетворит вас.

— Спать во время ловли не рекомендуется, — сердито возразил Андронов.

— Да, да, — подхватил Кубышкин, — ты прав, мой дорогой друг. Но ведь и во время сна мышление человека не замирает совершенно. И с удочкой в руках он продолжает мыслить. Но мышление это плавно, как тихое течение реки. Иногда же оно как бы совсем застывает, подобно поплавку вашей удочки. Мозг отдыхает, сердце бьется равномерно, глубоко дышат легкие, наступает идеальная гармония всех жизненных процессов организма… Вот что такое рыбалка, друзья. Один день, проведенный на какой-нибудь заросшей ивняком Черемушке или Мокше, я не променяю на целую неделю пребывания в самом лучшем санатории, с его новейшими методами физиотерапии и водолечения.

Оказалось, что Кубышкин является наиболее осведомленным человеком в вопросах рыбацкой походной кулинарии. Он с упоением говорил о прелестях рыбацкой ухи и жадно поглощал покрытый толстым слоем жира мясной рассольник, живописал аромат запеченного в костре окуня и упивался огнедышащим жаром котлеты по-киевски.

Я сказал, что поскольку завтра суббота, а поезд на Москву уходит поздно вечером в воскресенье, то решил провести выходной день на рыбалке.

— Старик, — с энтузиазмом воскликнул Кубышкин, — я твой раб! Звони мне завтра, и двинемся вместе. Стряхнем с себя призрачную мишуру цивилизации и предадимся дикому образу жизни.

Потом тщательно вытер салфеткой замасленные губы и принялся за десерт.

Тема рыбалки оказалась неисчерпанной за обедом. Когда мы возвращались в город, Кубышкин так и сыпал рыбацкими терминами. Все способы ужения рыбы были известны ему в мельчайших деталях. Выяснилось, что его настольной книгой является труд Сабанеева о рыбах России, а Аксакова он проштудировал от строчки до строчки.