следить? Так какой из тебя петух?
М а к с и м. Тьфу! Распутница!..
Во двор входит Л у ш к а с удочками. Но кажется, что удочки она намеревается использовать для другой цели.
Л у ш к а (Клаве). А, так ты еще здесь?
Клава решила без особой просьбы оставить соседский двор. Она пошла через огород, напевая: «Ой как надо, ой как надо друга верного иметь». Пролезла в дыру в заборе и закрыла ее наглухо оторванными досками.
Левонушка! Так что же ты? Не успела я за ворота выйти, а ты другую в хату? А? Смотри ты! И дыра уже в заборе, и стежку уже протоптала…
Л е в о н. Услыхала, что ты ушла, так она сюда…
Л у ш к а. А ты и рад? Не-ет, мой дорогой, не так скоро!
Л е в о н. Да тихо ты! Люди тут…
Л у ш к а. Без них ты меня и слушать не станешь, а на людях — выслушаешь.
Б у й к е в и ч. Да помиритесь вы! (Лушке.) Ты — депутат, неловко же… Вот, познакомься, — это секретарь обкома, Николай Сергеевич.
Л у ш к а (подает руку Николаю Сергеевичу). Лушка Чмых… (Буйкевичу.) Как же мириться? Он уже ведь с соседкой обнимался.
Л е в о н. Чтоб ты так хлеб ела!
М а к с и м. Он ведь позорит ее. Ее в депутаты избрали, его же все соседи неполноценным колхозником считают.
Л е в о н. Как это неполноценным? Что я, минимум не вырабатываю?
М и х а и л. Левон Степанович! Значит, для общественного хозяйства — минимум? А живот заболит, ищем больницу, построенную на общественные средства? Грехи свои отмываешь в общественной бане? А придет время, потребуешь пенсию с общественного хозяйства, да еще за горло возьмешь, чтобы максимальную! Мы коммунизм строим. Для такого дела минимум — слишком мало.
Л е в о н. Кто сколько может.
М а к с и м. А брать — сколько влезет? Чего моргаешь, чего моргаешь?
Л у ш к а. Левон! Ты ведь и больше можешь. Я же знаю. Только пуповиной ты прирос к своему двору. Ты готов даже жену бросить, зятя обидеть, только бы сохранить мое, свое, лебеду, корову. Сколько той собственности, а так за нее держаться! Я теперь понимаю тех буржуев, американских, у которых фабрики и заводы. Они и водородную бомбу могут бросить, чтоб удержать свое.
Н и к о л а й С е р г е е в и ч. О-о, какая наша Левониха! Это же настоящая депутатская речь!
Л у ш к а. А что? Могу! Об этом я могу!
Л е в о н. Так ты меня равняешь к тем буржуям?
Л у ш к а. Левонушка! Пойми! Хуже! Злее! Мельче! У них ведь есть за что держаться. А ты за что держишься?
Л е в о н. Что вы ко мне пристали? «Держишься, держишься…» Что я вам, поперек дороги встал? Не встал.
М а к с и м. Колодою лег.
Л у ш к а. Что, Левон, вертишься? Набрался сорому, как Жучка блох. Чего молчишь? Ты только один день побарахтался тут. А я ведь всю жизнь так! Что? Сладко? Легко? А ты еще и дочь хочешь захомутать, мое ярмо на нее надеть? Соня! Доченька! Не слушай его, проклятого! Держись за Мишу! С ним ты и свет увидишь, вольной пташкой поживешь. И для людей он постарается, и для тебя! И всего у тебя вдоволь будет, больше, чем в этом гнезде!
С о н я. А как же вы?
Л у ш к а. Я? (Махнула рукой на Левона.) И я с тобой! В кино будем ходить, на экскурсии… Мы с тобой вокруг Европы поедем! И людей повидаем и сами покрасуемся! (Обнимает дочку и уводит ее со двора.)
С о н я. А он? А отец как же?
Л у ш к а. Он? Пускай побарахтается в своем болоте, в этой тине. Поумнеет, освободит руки и приплывет к нашему берегу.
С о н я. Ведь жалко его, мама!
Л у ш к а. А он жалел тебя?! (Хочет увести Соню.)
Левону показалось, будто Лушка отважилась на решительный поступок. Он насторожился. Еще бы! Ведь не шуточка, если все обернется таким образом. Левон заколебался, дрогнул, когда увидел, что на горизонте опять появилась К л а в а, что она опять отрывает доску в заборе.
Л е в о н (решился на капитуляцию и протянул руку к Николаю Сергеевичу). Товарищ секретарь, отдайте мне это письмо. Видать, все-таки я марширую не в ногу.
М а к с и м. Как это понимать?
Б у й к е в и ч. Какой ты непонятливый, Максим! Значит, Левон согласен: как люди, так и он. Куда люди, туда и он. Верно, Левон?
Л е в о н (вздохнул). Выходит — так.
Л у ш к а. И волю мне даешь? Полное равноправие?!
Л е в о н. Это как?
Л у ш к а. Обед готовить, юбку стирать.
Б у й к е в и ч. Ну, Лушка! Ты уж того… С юбкой лишку хватила.
Л у ш к а. Ну, лихо с ней, с юбкой. Юбку мне председатель постирает. А не захочет — прачечную откроет.
Л е в о н. Только корову пока…
Л у ш к а (непримиримо). Что? Нет!. Теперь выбирай: корова или я? С кем жить хочешь? С коровой или со мной?
Л е в о н (сдался). С тобой.
Н и к о л а й С е р г е е в и ч (Глуздакову). Значит, разобрались тут?
Г л у з д а к о в. Николай Сергеевич! Только полгода осталось до пенсии, а они уже списали меня. Полгода бы подождали.
Н и к о л а й С е р г е е в и ч. На полгода раньше получишь пенсию. Думаю, что государство на этом не проиграет.
Б у й к е в и ч. Нет, не проиграет.
Н и к о л а й С е р г е е в и ч. Можешь спокойно идти на пенсию. Тут, я вижу, молодые руки взялись за дело. Надежные руки и трезвые головы. На них можно положиться. Ну что же, хлопцы! Ни пуха вам ни пера, как говорят.
Л е в о н (Глуздакову). Вот так, Митрофан Сазонович… Вроде бы и кончается наш сезон. (С большой обидой.) И знаете, как они это называют? А-на-хре-низм!
З а н а в е с.
1961
ЗАТЮКАННЫЙ АПОСТОЛ
Трагикомедия в двух действиях, трех картинах
От автора
За последние годы мне часто доводилось ездить в командировки в чужие земли. Все, что я там наблюдал, — события, факты, люди, общая атмосфера жизни — запомнилось, накапливалось, откладывалось в памяти; что надолго, а что и ненадолго. Впечатления были самые разнообразные. Однако при всем различии, а иногда и экзотичности приватных явлений просматривалась общность, одинаковость в существе буржуазного общества, его образа жизни, в существе противоречий между людьми.
Все, что происходит в этой пьесе, могло случиться в любой буржуазной стране, где двуличие морали, унижение личности, бесперспективность завтрашнего дня, жестокость и бесчеловечность мещанского быта становятся очевидными не только тому, кто обогащен жизненным опытом, но даже детям. Не случайно в центре пьесы — малыш.
Для буржуазного общества характерны две черты, в существе своем противоположные, но связанные диалектическим единством: психическая депрессия на основе унижения личности и на этой почве — культ силы, опирающийся на фашистскую идеологию. Заколдованный круг, в котором личность гибнет, если не сумеет его разорвать.
И когда я понял это, то, переворошив все, что накопилось в памяти, написал пьесу. Если получилось нечто сатирически острое, то заслуга автора тут не так уж значительна. Жизнь предлагает столько фактов и готовых ситуаций, что