Читать интересную книгу Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг. - Николай Пржевальский

Другой, преобладающий на Ханке по своему количеству вид гуся есть гусь-лебедь, появившийся в конце марта и совершавший свой валовой пролёт в первые дни апреля.

Этот гусь, по своей величине приближающийся к большому гусю, смелее, как кажется, всех прочих своих собратий и, будучи в паре или в одиночку, подпускает иногда к себе, даже на открытом месте, в меру выстрела дробью, т. е. шагов на семьдесят или на восемьдесят. Притом же он крайне любопытен, так что, заметив присевшего в траву человека и в особенности собаку, непременно свернёт с направления, по которому летел, и с криком облетит раза два вокруг предмета, возбудившего его внимание, держась, впрочем, в почтительном расстоянии, т. е. вне выстрела.

Голос этого вида похож на крик обыкновенного серого гуся, но только какой-то сиплый, так что его всего можно сразу отличить, даже издали.

По количеству остающихся здесь для вывода молодых гусь-лебедь составляют преобладающий вид, и я часто находил его выводки в июне по озерам болотистой долины Лэфу, впадающей в южную оконечность озера Ханка.

С приближением апреля весна начала, наконец, сильнее вступать в свои права, и несколько тёплых дней, бывших в конце марта, окончательно распустили болота, на которых везде показались разливы. Сюда откочевали теперь все водные и голенастые птицы, так что по Сунгаче держится их очень немного и охота там кончилась. Зато везде на болотах стоит пир горой, и тысячи самых разнообразных голосов оживляют еще так недавно совершенно безмолвные равнины.

Громкий крик журавлей, кряканье уток, гоготанье гусей, свист куликов, песнь жаворонков, токанье тетеревов, писк чибисов, - всё это сливается в один общий, неясный шум, свидетельствующий о полном разгаре и приволье здешней весенней жизни.

Между тем валовой пролёт уток и гусей, к которым теперь присоединились лебеди-шипуны (Cygnus olor), кроншнепы и большие крохали, усиливался с каждым днём, но особенно был велик в первых числах апреля.

Обыкновенно такой лёт начинается с восходом солнца, всего сильнее бывает с 6-8 часов утра, а затем уменьшается и, наконец, вовсе прекращается около 11 часов дня. В это время пролётные стада садятся отдыхать, где попало: на льду озера, на лужах, разливах, выжженных местах, словом, везде и всюду.

Однако, несмотря на всю усталость, эти стада не дремлют и ни в каком случае не прозевают опасности. Редко, редко, разве как-нибудь из сухой высокой травы, можно подкрасться, в особенности к большому стаду гусей, и счастливый выстрел вознаграждает тогда за трудности хождения по весенним разливам и ползанье по густой траве.

Но вот солнце спускается к западу, и часов с четырёх пополудни снова начинается лёт, который продолжается уже до поздних сумерок. Тогда утомлённые путники рассыпаются по речкам и разливам, проводя там ночь, а утром снова пускаются в путь, спеша без оглядки к обетованным местам, в которых будут выводить детей.

Так правильно происходит, пролёт в тёплые и не слишком ветреные дни. Если же погода холодная и в особенности если при этом дует сильный ветер, то лёта почти вовсе не бывает, разве изредка пронесётся кое-где небольшое, чересчур нетерпеливое стадо.

В хорошие ясные дни и в особенности ранним утром вся птица летит по большей части вне выстрела, средним числом от 100 до 200 шагов над землёй, редко выше.

Но зато по вечерам и в пасмурные дни пролёт бывает очень низкий, так что гуси, утки и даже лебеди летят почти по самой земле, и в такое-то именно время я великолепно охотился на стойках.

Одним из самых лучших мест для подобной охоты был близкий к моему жилищу берег озера Ханка, через который напрямик никогда не летят пролётные птицы, но, следуя, направлению этого берега (с юга на север), движутся вдоль его.

Так как здесь везде растёт высокий тальник с тростником, то можно удобно сделать какую угодно засадку, в которую, бывало, и спрячешься, принеся с собой целую сотню зарядов, приготовленных заранее дома.

Начинается лёт… Стадо за стадом несётся то справа, то слева, то высоко через голову, так что целые сотни и тысячи чуть не каждую минуту уходят к северу, а число летящих не уменьшается, но всё более и более возрастает.

Приближение каждой партии слышно еще издали, так как птицы не летят молча, но беспрестанно кричат, каждая по-своему. И каких не услышишь тут голосов: то крякает утка кряква, то кыркает шилохвость, то свистит косачка, то хрипло пищит чирок, то гогочут самцы больших гусей, ободряя или усталых или давая знать, что нет никакой опасности, или просто от скуки.

Ко всему этому присоединяется изредка унылый, монотонный крик лебедя-шипуна или громкий гармонический голос его собрата лебедя-кликуна, услыхав который всегда невольно заслушаешься.

Но вот опять загоготали впереди гуси… Высматриваешь осторожно из засадки и видишь, как целое их стадо низко и прямо летит на то место, где стоишь.

Только страстный охотник поймёт то волнение, которое всегда овладевало мной в подобную минуту. Притаив дух и совершенно изготовившись, жду я, пока гуси не налетят на самую голову. Громким криком даёт тогда знать об опасности первый заметивший меня гусь, но раз за разом раздаются два выстрела и убитые тяжело падают на землю, а остальное стадо опрометью бросается вверх и с неумолкаемым тревожным криком летит далее.

Собака бросается и хватает убитых; сам же я тем временем спешу зарядить ружьё, чтобы не пропустить вновь налетающих птиц.

Гром выстрелов нисколько не смущает другие стада, и вот через несколько минут вновь налетают утки или гуси, вновь раздаются выстрелы и вновь падают убитые на землю. Так стоишь, бывало, беспрестанно стреляя, часа три-четыре и набьёшь целую кучу.

Между тем заходит солнце, наступают сумерки, а лёт всё ещё не прекращается, но уже не видно летящих, а только по свисту крыльев и голосам можно узнать, какие именно летят птицы.

Такие охоты на стойках представляют, кроме собственного интереса, ещё превосходный случай для наблюдений.

Из тихой засадки видишь лицом к лицу жизнь пернатых обитателей, полную интереса и оригинальности.

Тут разгорячённый селезень увивается около своей самки, которая сначала представляется довольно равнодушной к его объяснениям, но потом, подчиняясь всемогущему голосу природы, сама увлекается страстью. То видишь, как сокол сапсан бросается на летящее стадо уток и хватает одну из них. Громкий предсмертный крик бедной жертвы не спасает её от когтей хищника, который спускается тотчас же на землю и начинает терзать свою добычу. Лишь только приметят такой обед вороны - эти воры и попрошайки,- тотчас же начнут слетаться со всех сторон, обсядут кругом занятого едой сокола и ждут, пока он, наевшись, улетит, оставя им подачку.

Осторожный, хитрый лунь тихо и плавно носится над самой землёй, часто бросаясь в траву, чтобы схватить замеченную мышь. Вот он, не подозревая присутствия человека, подлетает всё ближе, пока выстрел не уложит его на месте или в случае промаха не заставит опрометью броситься в сторону.

Однако такой огромный валовой пролёт уток и гусей продолжался недолго. Он окончился 8 апреля, хотя после того, до начала мая почти ежедневно летели изредка на север небольшие, вероятно, запоздавшие стада.

Вместе с тем наступавший апрель принёс с собой не особенно много тепла, и хотя уже с последних чисел марта везде показались разливы, но весна подвигалась вперёд вообще довольно туго. Лёд на Ханке еще нисколько не тронулся, так что по нему можно было совершенно безопасно ходить, а на берегу озера, куда зимой надувает огромные сугробы, во многих местах лежали их остатки толщиной в три фута [160].

Вообще нынешняя весна была не лучше прошлогодней, которая хотя также не отличалась особенным теплом, но зато я видел тогда 1 апреля распускавшийся цветок адониса (Adonis amurensis) и первую порхающую бабочку, тогда как в настоящем году цветы на ивах показались 7 апреля.

Даже снежные стренатки или, как их называют, подорожники улетели на север с берегов Ханки только 24 марта, а ещё 7 апреля, правда, уже в последний раз, я видел здесь белую сову, эту питомицу холодов и метелей севера.

Но зато, так же как и в прошедшем году, здешний климат вскоре вполне заявил свой континентальный характер, и после 10 апреля вдруг наступили тёплые, даже очень тёплые дни, хотя по ночам термометр всё-таки продолжал падать на несколько градусов ниже точки замерзания.

После нескольких тёплых дней на Ханке показались забереги, а по Сунгаче начало нести из озера лёд и шугу, т. е. тот же самый лёд, но только распавшийся от действия солнечных лучей и воды на тонкие длинные палочки, вроде сосулек. То и другое служило знаком, что вскоре на самом озере взломает лёд, который теперь совершенно посинел от просачивающейся в него воды.

Вместе с тем лишь только выдался первый, более других тёплый день, как уже 11 апреля показались, и в весьма большом количестве, комары - эти мучители, отравляющие здесь летом жизнь не только животных, но даже и человека. С первого же дня своего появления они начали сильно надоедать, в особенности в хорошую тихую погоду, и даже ночные морозы, которые продолжали стоять в течение всего апреля, повидимому, нисколько не действовали на этих дьяволов.