Читать интересную книгу Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг. - Николай Пржевальский

Лишь только мы выходили из дома, как тотчас же начиналась стрельба и охота, об удаче которой в это время года нечего здесь и спрашивать. На каждой луже, на каждом шагу по берегу реки - везде встречаются стада уток, гусей, крахалей, бакланов, белых и серых цапель, реже лебеди, журавли и ибисы. Всё это сидит, плавает, летает и очень мало заботится о присутствии охотника.

Выстрел за выстрелом гремит по реке, но ближайшие спугнутые стада тотчас же заменяются новыми, между тем как ещё целые массы, не останавливаясь, несутся к северу, так что в хорошее утро слышен в воздухе только неумолкаемый крик на разные голоса и свист крыльев. Иногда среди этого хаоса вдруг раздаётся шум наподобие бури и, быстро оглянувшись кверху, видишь, как целое стадо уток, в несколько сот экземпляров, летевшее высоко, но вздумавшее присесть на Сунгачу, бросается, словно падающий камень, из-под облаков на поверхность воды.

Идя по берегу и беспрестанно стреляя то в лёт, то в сидящих, мы с товарищем скоро набивали порядочное количество, и для того чтобы не таскать убитых понапрасну взад и вперёд, обыкновенно оставляли их где-нибудь в заметном месте и брали уже на возвратном пути.

Однако, оставляя таким образом застреленных птиц, необходимо хорошенько их прятать, потому что в противном случае вороны, сороки, коршуны и белохвостые орланы не преминут в отсутствие охотника воспользоваться его добычей, что случалось и со мной с первых разов, когда я не был ещё достаточно знаком с воровскими наклонностями этих птиц.

Нужно непременно или закопать убитых в снег, но притом довольно глубоко, или привязать верёвкой к суку дерева так, чтобы они висели свободно. Вероятно, подозревая в таком случае ловушку, ни один из хищников не дотронется до оставленных птиц, хотя кругом их обсядут на деревьях целые десятки ворон и сладко поглядывают на лакомую добычу.

В полдень, а часто и далеко позднее, возвращались мы с охоты, обедали и затем принимались препарировать лучшие или редкие экземпляры из нашей утренней добычи.

Удостоенные такой чести, птицы ещё на охоте завёртывались в бумагу или тряпку, чтобы не помять и не испачкать перьев, а затем носились с осторожностью, отдельно от прочих своих собратий, предназначенных собственно для еды.

Возня с набивкою чучел продолжалась обыкновенно часов до 5 вечера, после чего мы отправлялись снова где-нибудь поблизости стрелять и наблюдать, нет ли вновь появившихся птиц. Затем с наступлением темноты возвращались домой, и я принимался писать заметки обо всём виденном в течение дня. Эта работа оканчивалась часам к девяти или десяти вечера, после чего, уже сильно утомлённые, мы ложились спать и тотчас же засыпали самым богатырским сном.

Вместе с началом пролёта уток, который с каждым днём усиливался всё более и более, за исключением тех случаев, когда шёл снег или дул сильный ветер, в последние десять дней марта вновь прилетели следующие виды: белый журавль, или стерх (Grus leucogeranus), которого гармонический, похожий на музыкальные звуки крик всегда заставлял меня останавливаться и слушать его подолгу; колпица (Platalea leucordia) -осторожная, но добрая и безобидная птица; лунь полевой (Circus cyaneus); черный аист (Cyconia nigra), не гнездящийся в бассейне Ханка, но являющийся здесь вновь в конце лета уже с молодыми; австралийский кроншнеп (Numenius australis) [дальневосточный большой коршун - N. arquata madagascariensis), которого звонкий свист с этих пор слышался постоянно на Сунгаче и окрестных болотах; выпь, или водяной бык (Botaurus stellaris), тотчас же заявивший о своём появлении далеко не гармоническим буканьем; хохлатый нырец, или чомга (Podiceps cristatus), голос которой, похожий на ржание жеребёнка, раздавался с этих пор особенно часто утренней и вечерней зарёй, а также перед ненастьем; белолобый гусь (Anser albifrons); серый гусь (Anser cinereus) [A. anser]; гусь-лебедь (Anser cygnoides); перепел (Perdix muta [немой перепел - Соturnix coturnix japonica]); наконец, запоздавшая в нынешнем году великолепно красивая китайская или мандаринская утка (Anas galericulata) [Aix galericulata]. Затем появилось несколько пород пташек; серый скворец (Sturnus cineraceus) [Spodiopsar cineraceus]; белая плисица [трясогузка] (Motacilla alba vart. paradoxa) [M. a. leucopsis], удод (Upupa epops); Ruticilla aurorea [Phoenicurus auroreus - горихвостка], королек (Troglodytes fumigatus) [157], стренатка тростниковая большая (Emberiza pyrrhuloides) [158] и вьюрок настоящий [юрок] (Fringilla montifringiilla).

В то же время начался валовой пролёт больших и малых гусей, белых цапель, жаворонков и лебедей кликунов. Последние, впрочем, продолжали лететь понемногу весь март, и хотя в конце этого месяца показались в количестве, большем против прежнего, но всё-таки были не особенно многочисленны.

Между пятью породами гусей, замеченными мною на озере Ханка, а именно: гусь большой (Anser grandis) [сухонос - Cygnopsis cygnoides], гусь белолобый (A. albifrons), гусь серый (A. cinereus) [A. anser], гусь малый (A. minutus) и гусь-лебедь (A. cygnoides) [159] - решительно преобладали во время весеннего пролёта два последних вида, хотя и прочие; в особенности гусь большой и гусь белолобый, появились также в весьма значительном количестве.

Валовой пролёт малых гусей, известных здесь под именем казарок, начался в конце марта, т. е. недели две спустя после того, как стали появляться стаи. Затем гуси эти держались сначала по нерастаявшему льду заливов или по болотам, которые начали расходиться в конце марта, а потом, с апреля, по паленинам, т. е. выжженным прошедшею осенью местам, где всего скорее начинают появляться молодые ростки травы, доставляющие им любимую пищу.

На этих паленинах малые гуси собирались стадами иногда в несколько тысяч, и хотя сами по себе они довольно смирны, но при таком количестве были весьма осторожны и не подпускали даже на пятьсот шагов.

Стоит, бывало, только одному из них или нескольким подняться и закричать своим пискливым голосом, как тотчас же взбудоражутся все остальные, заорут во всё горло и поднимут такой шум, что не только утки, но даже всё пернатое население болота - кулики, чибисы, цапли и пр., встревоженные этим кагалом, улетали прочь, думая, что опасность бог знает какая.

Однако весьма часто случалось, что излишняя суматоха была причиной гибели нескольких гусей

Лишь только закричит и поднимется ближайшее стадо, я тотчас же прячусь вместе со своей собакой в сухую прошлогоднюю траву и жду, что будет далее.

Как обыкновенно, начинается полная суматоха; кричат и поднимаются целые тысячи гусей, из которых одни летят вперёд, другие вправо или влево, а третьи даже назад, не видя меня и не зная, откуда опасность. Этих-то последних и нужно. Притаив дыхание, лежу я в траве и с замирающим сердцем страстного охотника вижу, как большое стадо низко и плавно летит прямо ко мне.

Вот оно всё ближе и ближе, наконец, не далее, как на сто шагов… Как бы не заметили, думаю я, и ещё плотнее прижимаюсь к земле - но это опасение напрасно. Мой охотничий сюртук, сделавшийся от подобных упражнений, такого же цвета, как засохшая трава с грязью, не выдаёт меня, и начинающее уже успокаиваться стадо беззаботно налетает иногда шагов на пятнадцать или на двадцать.

В одно мгновение вскакиваю я теперь с земли, и нужно видеть, что делается с гусями, поражёнными такой неожиданностью. Как будто по команде, всё стадо вскрикивает громким, отчаянным голосом и вертикально бросается кверху, но уже гремит меткий выстрел, потом другой и один или два, а иногда даже три гуся падают на землю.

Затем я не иду поднимать убитых, даже отзываю бросившуюся на них собаку, но опять ложусь в траву и как можно скорее заряжаю ружьё, чтобы вновь стрелять с этого же самого места.

Действительно, гул выстрелов пугает сидящих вдали гусей и уток, и вот с обычным криком летят ко мне новые стада. Одно из них пролетает левее, другое правее, но которое-нибудь угодит прямо через голову, так что опять раздаются выстрелы и опять падают гуси, но иногда, впрочем, и не падают от промахов.

Таким образом мне удавалось стрелять 6-8 раз с одного места и убивать несколько гусей, которые, нужно заметить, все вообще весьма крепки на рану, так что часто улетают очень далеко, будучи даже смертельно ранены.

Валовой пролёт этих гусей происходил всю первую половину апреля, после чего их стало гораздо меньше. Но остаются ли малые гуси на Ханке для вывода молодых или улетают для этого далее к северу, не могу сказать утвердительно, так как во время лёта я не находил здесь ни молодых, ни даже старых этого вида. Всего вероятнее, что они, так же как утки клоктуны, хотя и являются в ханкайском бассейне во время весеннего пролёта в огромном количестве, но для вывода молодых улетают далее на север.