Так было и в этот день, который принёс так много хлопот путешественникам. Утром, когда Иван Гермогенович и Валя стали выкатывать бочки, Карик вскочил с постели и бросился помогать им, но Иван Гермогенович закричал на него и заставил лечь в постель. Это было, конечно, очень неприятно, однако Карик не стал спорить. Он покорно лёг на постель, повернулся лицом к стене и притворился спящим, а сам украдкой поглядывал на Ивана Гермогеновича и Валю.
«Ладно, ладно, — думал Карик, — вы ещё увидите, как я могу работать. Вот уйдёте только, а я тут, без вас, один сделаю не меньше, чем вы вдвоём. Вы убедитесь в этом сегодня же».
Лишь только Иван Гермогенович и Валя отошли от пещеры и покатили на берег первую бочку, Карик вскочил, схватил первую попавшуюся бочку и начал толкать её к выходу.
Он почти уже выкатил её из пещеры, но тут случилось несчастье: под ногами Карика подвернулся круглый камень. Карик взмахнул руками и упал на бочку. От сильного толчка бочка накренилась. Он ухватился за края бочки, но, потеряв равновесие, растянулся на земле, а бочка перекатилась через порог пещеры и, подпрыгнув как-то странно, остановилась. Крышка откинулась. Густая медовая кашица поползла по земле.
Карик встал. Отряхиваясь от пыли, он растерянно смотрел на опрокинутую бочку. «Вот так помог!»
Медовая лужа расползлась по земле, точно жидкое тесто. Карик отодвинулся в сторону, оглянулся, а затем, махнув безнадёжно рукой, запрыгал на одной ноге к пещере.
…Было уже совсем темно, когда вернулись профессор и Валя. Карик ещё издали услышал их голоса. Он поспешно зарылся в волосяной матрац и притворился спящим.
— Ой, что это? — испуганно крикнула Валя, останавливаясь у самого входа в пещеру.
Карик заткнул уши и крепко-крепко зажмурил глаза.
— Ой, не могу идти! — крикнула Валя. — Мои ноги прилипли к земле!
Иван Гермогенович бросился к ней на помощь, но, как только он подбежал к Вале, и его ноги завязли в липкой медовой кашице.
— Что такое? — удивился профессор. Увязая по щиколотки, он с трудом добрался до Вали и протянул ей руку:
— Давай!
Валя подала руку. Иван Гермогенович шагнул назад и потащил Валю к себе. Валя качнулась, и… ноги её ещё крепче завязли в той медовой каше.
— Стойте! — закричала она. — Я совсем прилипла! Я как муха в варенье.
— Ничего, ничего! — бормотал профессор, отдуваясь.
Кое-как выдернув Валю из медовой каши, он зашагал к пещере. Мёд под ногами хлюпал, чавкал, вздыхал, как живой. Кашица приставала к ногам, точно тяжёлая, липкая грязь.
Наконец профессор выбрался из лужи. Опустив Валю на землю перед входом в пещеру, он с помощью толстой палки очистил от мёда свои ноги и помог почиститься Вале.
— Эй, Карик! — крикнул профессор, заглядывая в пещеру. — Что такое здесь было?
Карик ещё глубже зарылся в свой матрац. Профессор и Валя молча переглянулись.
— Ну, ясно, — сказал Иван Гермогенович, входя в пещеру, — это уж, конечно, Карик постарался!.. И ведь не спит! Слышит все! Только стыдно ему смотреть на нас. Эй, Карик!
Карик осторожно повернул голову и приоткрыл один глаз. И тут он увидел, что прямо на него смотрит Валя. Карик поспешно зажмурил глаза и очень громко захрапел.
— Спит! — засмеялась Валя.
Профессор покачал головой, но ничего не сказал.
Путешественники легли спать.
Незадолго до рассвета Карик услышал сквозь сон очень странный шум. Он поднялся с матраца, подошёл к выходу.
Сквозь щели между камнями Карик увидел площадку, залитую нежным светом раннего летнего утра.
На площадке ползали огромные крылатые животные.
Карик узнал их. Это были мухи. Они суетились около лужи мёда, толкались, с жужжанием взлетали вверх и снова опускались на мёд.
С каждой минутой мух становилось всё больше и больше.
Сильный шум разбудил профессора и Валю. Иван Гермогенович что-то сказал, но ребята не расслышали ни одного слова. Мухи жужжали и гудели так, словно рядом гремели мощные моторы. Тащить теперь на корабль оставшиеся бочки с мёдом было, конечно, нельзя. Мухи могли сбить путешественников с ног и даже убить их. Они толклись у самого входа, нахально заглядывали в пещеру, пытаясь просунуть сквозь щели свои длинные хоботы. Они ползали по камням, которыми был завален вход, и под тяжестью мух камни шатались.
Путешественники со страхом смотрели на свою баррикаду. Вот-вот обвалится она, в пещеру ворвутся полчища мух — и тогда… они погибли. Но к вечеру мухи исчезли.
— Ушли! — обрадовалась Валя.
— Ничего не ушли, — уныло сказал Карик. — Завтра они вернутся обратно и опять полезут в пещеру. Я-то их знаю! Они чуют бочки с мёдом!.. А сейчас они спать улетели.
— Давайте завалим получше вход! — предложила Валя.
— Чепуха, — сказал профессор. — Сидеть ещё день и дрожать? Благодарю покорно!
— Так что же нам делать?
— Наступать! — сказал профессор. — Наступать, а не обороняться.
Он поднял с пола корзиночку-диатомею, взял яйцо светляка и, подняв его над головой, точно факел, выбежал из пещеры.
— Куда вы, Иван Гермогенович? — закричали ребята.
— Сейчас, сейчас! Я их угощу, негодных!
Голубой огонёк замелькал в темноте и пропал.
— Куда это он?
— Не знаю! Что-то, кажется, придумал.
Поздно ночью профессор вернулся в пещеру очень довольный и весёлый. Он поставил корзиночку на пол и, отдуваясь, сказал:
— Вот! Бомбы принёс! Завтра откроем по мухам артиллерийский огонь.
Ребята бросились к корзиночке.
— Бомбы? Вот здорово!
Карик осторожно запустил руку в корзиночку и достал оттуда серый комочек. Лицо его вытянулось.
— Ну и бомбы! Какие-то ерундовые комочки. Просто засохшая грязь. Разве бомбы такие бывают?
Профессор засмеялся.
— Не нравятся? — спросил он. — Напрасно! Вот посмотришь, как они завтра будут действовать. Не хуже пироксилиновых шашек.
Иван Гермогенович вытряхнул комочки из корзины, разделил их на две кучки и, придвинув маленькую кучку Вале, сказал:
— Возьми-ка, Валя, вот это и пойдём!
Нагруженные бомбами, профессор и Валя вышли из пещеры.
— Разбрасывай бомбы перед пещерой! — услышал Карик голос Ивана Гермогеновича.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Битва с мухами. — Необыкновенные паруса. — Глаза на ногах. — Клоп играет на скрипке. — Верхом на шмеле.
«Хлоп! Хлоп!»
Ребята вскочили с примятых, разворошённых постелей. Протирая глаза, они испуганно осмотрелись.
— Карик, что это?
— Не знаю.
— Может быть, это наши батареи палят?
В пещере по-прежнему мерцал голубой свет. Тёмные своды висели низко над головой. В углу, вдоль стен, рядами стояли толстые белые бочки.
«Хлоп! Хлоп! Хлоп!» — трещали за стеной взрывы.
Иван Гермогенович поднялся со своего волосяного матраца, широко зевнул и, протирая заспанные глаза кулаками, пробормотал:
— Ага!.. Действуют… Работает моя артиллерия…
Иван Гермогенович, а следом за ним и ребята подошли к баррикаде, загораживавшей выход из пещеры.
Сквозь щели между камнями просвечивал утренний свет. Площадка перед пещерой ослепительно сверкала на солнце жёлтым песком. Лужи пролитого мёда блестели, как жидкое золото. В стороне валялась опрокинутая набок белая бочка.
Путешественники зажмурились от яркого света.
— Хороший будет денёк! — сказал профессор, рассматривая чистое, точно вымытое, голубое небо.
— Зато мух сколько будет! — вздохнула Валя. — Ещё даже больше, чем вчера.
— Это ничего! — успокоил Валю Иван Гермогенович и, весело потирая руки, сказал: — Скоро их станет меньше! Значительно меньше… И вообще теперь они уже не страшны для нас!
— Почему?
— А разве ты не слышишь, как хлопают мои бомбы? — с удивлением спросил Иван Гермогенович.
— Слышу, — сказала Валя, — но мухи, кажется, совсем не боятся ваших бомб. Я вижу, как бомбы рвутся среди мух, а мухам хоть бы что.
— Погоди немножко! — спокойно погладил бороду Иван Гермогенович. — Не торопись! Мухи от моих бомб не сразу погибают. После того как в муху попадёт осколок, она ещё ползает часиков пять-шесть и только потом начнёт очень интересно умирать… О, на это стоит посмотреть!
— А эти мухи уже раненные?
— Несомненно! — с уверенностью ответил Иван Гермогенович. — Ведь перепалка идёт, если я не ошибаюсь, с самого рассвета.
Валя вытащила из баррикады камень и, прильнув к образовавшейся амбразуре, стала разглядывать площадку.
По камням бродили огромные мохнатые мухи. Они подходили к медовой луже, погружали хоботки в мёд, толкали друг друга. Одна из них, толстая, с белым брюхом, села на опрокинутую бочку. Бочка качнулась.
Муха испуганно взлетела и закружилась, рассматривая бочку сверху огромными выпуклыми глазами. Потом осторожно опустилась и села рядом с бочкой.
И вдруг она зашаталась, словно пьяная. Ноги её подогнулись. Она упала на землю, повозила по песку отяжелевшей головой и замерла. Но её растопыренные крылья все ещё слегка шевелились.