— Как, вы сказали, его зовут? Муравьиный лев? — спросила Валя.
— Именно так его и зовут, — кивнул головою Иван Гермогенович, — но это был не сам муравьиный лев, а только его личинка. Сам-то он не сидит в яме, сам он летает, но ещё чаще ползает по деревьям. Я думаю, вы даже встречали его когда-нибудь…
— Какой он? На кого похож?
— Похож на стрекозу немного. Но увалень и лентяй ужасный! Сядет на дерево, опустит четыре длинных крыла, да так и висит целый день, точно его булавкой прикололи. А эта забияка, которая сидит в яме и швыряется камнями, — его личинка. Она охотится тут. Видели, какую хитрую ловушку поставила для ротозеев?
— Для муравьёв?
— Не только для муравьёв. Она и другим насекомым не даёт спуску. И что самое обидное, — улыбнулся Иван Гермогенович, — тебя хотело съесть животное, у которого даже и рта вовсе нет.
— Ну да… А чем же оно меня стало бы есть? Ногами?
— Да вроде того! — сказал профессор. — Видишь ли, дружок, у муравьиного льва нет ротового отверстия, но зато у него на голове есть два огромных крючка, которыми он присасывается к жертве и вытягивает из неё кровь. Ещё две-три минуты — и ты бы познакомился с этими крючками.
Профессор поднялся с земли и сказал:
— Ну ладно, пойдёмте!
Валя побежала за профессором, а Карик поплёлся сзади, стараясь не отставать от Вали.
Временами резкая боль заставляла его подпрыгивать и останавливаться. Ему казалось, что он наступает на длинные, острые иглы.
И всё же он шёл. Морщился, гримасничал, кусал губы, но шёл, не отставая ни на шаг.
Иван Гермогенович поминутно оглядывался, украдкой наблюдая за Кариком. Когда же Карик спотыкался, профессор останавливался и с тревогой спрашивал:
— Ну что там у тебя?… Может быть, ты обопрёшься на меня?
— Нет, нет, ничего, — торопливо отвечал Карик, — это так… Наступил на острый камень.
Наконец Карик начал отставать.
Он теперь уже не шёл, а подпрыгивал на одной ноге, волоча по земле другую.
Иван Гермогенович остановился:
— Ну ты, я вижу, совсем раскис.
— Нет, нет! — запротестовал Карик. — Я хоть сто километров ещё пройду.
Он выпрямился и быстро пошёл вперёд, но… сделав несколько шагов, упал и, обхватив больную ногу, застонал. Тогда профессор, не говоря ни слова, взвалил Карика себе на плечи.
— Да я пойду. Пустите! Я сам! — отбивался Карик.
— Сиди уж! — прикрикнул профессор. — Дойду!.. Подумаешь, скороход какой…
Прижимая к себе Карика, Иван Гермогенович шёл, хмуро поглядывая под ноги. Рядом с ним шагала с виноватым видом Валя.
Карик положил голову на плечо профессора и начал дремать, а скоро глаза его закрылись, и он заснул.
Когда же открыл глаза, он увидел, что лежит на берегу большого озера. Профессор стоял на камне и, приложив ладонь козырьком к глазам, смотрел на другой берег, где одиноко торчал далёкий шест-маяк.
Карик услышал, как Валя спросила что-то, но что именно, он не разобрал.
Карик приподнял с земли голову, прислушался.
Теперь уже говорил Иван Гермогенович:
— Построим корабль и поплывём. Но сначала поищем удобную квартиру. Ведь нам придётся пожить недельку, а может быть, и две недели, на берегу.
— А зачем?
— Как это зачем? Разве ты не видишь, как расхворался наш Карик?
— Не надо!.. — сказал Карик, приподнимаясь на локтях.
— Что не надо?
— Не надо жить на берегу. Я смогу доползти до корабля и даже грести буду.
— Чепуха! — махнул рукой профессор. — А вдруг поднимется буря? Ты же камнем пойдёшь ко дну.
Иван Гермогенович нагнулся над Кариком, осторожно потрогал его распухшее колено.
— Гляди, как посинело! И болит, наверное?
— Болит, — поморщился Карик, — и жжёт все, будто горячим утюгом по колену гладят.
Профессор задумался и вдруг, хлопнув себя по лбу, побежал к озеру.
— Ух какая распухшая! — дотронулась Валя кончиком пальца до больной ноги Карика.
— Да, тебя бы так обстреляли, и ты бы распухла! — сказал Карик, поглаживая больное колено.
— А ты не ступай на эту ногу, тогда скорей пройдёт! Хочешь, я костыль найду?
В это время вернулся профессор. Он держал перед собой на вытянутых руках небольшой листик, с которого струилась на песок вода.
— А ну-ка, повернись, — сказал Иван Гермогенович Карику, — дай-ка твою ногу.
И, положив мокрый, холодный листик на горячее, опухшее колено, он ловко обернул им больную ногу Карика:
— Ну как?
— Хорошо, — сказал Карик. — Вроде компресса. Сразу стало полегче!
— Прекрасно! Лежи смирно, а мы пойдём с Валей поищем место для ночлега.
К счастью для путешественников, на этот раз им не пришлось долго искать убежище. Весь берег озера был изрыт глубокими пещерами.
Профессор и Валя заглянули в одну, в другую и наконец выбрали сухую песчаную пещеру с низкими сводами, с узким входом.
— Давайте останемся в этой! — предложила Валя.
Профессор согласился.
Он вернулся на берег, поднял Карика и на руках перенёс его в пещеру.
— Лежи! — сказал Иван Гермогенович, укладывая Карика около стены. — Удобно тебе?
Карик ничего не ответил. Он уже спал тяжёлым сном больного.
Иван Гермогенович и Валя сели у входа и при слабом вечернем свете поужинали остатками медового теста.
— А теперь спать! — сказал профессор. Завалив вход в пещеру камнями, путешественники растянулись на сухом песке и скоро заснули.
Под утро Иван Гермогенович увидел во сне муравьиного льва. Лев крепко держал Карика изогнутыми крючками и в упор смотрел на него выпуклыми большими глазами. Карик бил по голове чудовище руками и ногами и тихо стонал.
Профессор открыл глаза. «Ну и приснится же!» — подумал он. Однако стоны не прекращались. Значит, это не сон?
— Карик, ты что? — окликнул его профессор. Карик не отвечал.
В пещере было темно.
Профессор встал и, держась рукой за стенку, пошёл к выходу.
Нащупав в темноте баррикаду из камней, которая загораживала вход в пещеру, он снял сразу два больших камня и осторожно, чтобы не напугать шумом ребят, положил их на землю.
В пещере стало светлее.
Серый предутренний свет падал на песчаный пол, на спящих ребят.
Посреди пещеры лежала, свернувшись калачиком, Валя. Около стены спал, раскинув широко руки, Карик. Он был весь красный. На лбу у него проступил пот. Карик вздрагивал и стонал во сне.
Профессор подошёл к нему, наклонился и тихонько дотронулся до распухшего колена, завёрнутого в листик.
Не просыпаясь, Карик поджал ногу и громко застонал.
— Карик, ты пить не хочешь? — спросил профессор.
Карик приоткрыл глаза. Ничего не соображая, он долго смотрел на Ивана Гермогеновича, потом молча отвернулся от него к стене.
— Тебе принести воды?
— Н-нет! — сквозь зубы сказал Карик.
— А хочешь, я компресс переменю? — спросил Иван Гермогенович.
— Да… компресс, пожалуйста!
Профессор принёс свежий мокрый лепесток, положил его на распухшее колено:
— Ну как, получше стало?
— Получше! — вздохнул Карик.
— Ну вот и хорошо! Спи тогда. А я пойду поищу что-нибудь поесть. Если Валя проснётся, ты не выпускай её из пещеры. Я скоро вернусь.
Карик молча кивнул головой.
Иван Гермогенович завалил камнями вход в пещеру и, оглядываясь поминутно, чтобы хорошенько запомнить место, где остались ребята, отправился искать завтрак.
Недалеко от пещеры стояла гора, покрытая густым кустарником.
Иван Гермогенович подошёл к подножию горы, внимательно осмотрел её, потрогал мягкие, пушистые ветви зелёных кустов:
— Кажется, это мох! Да, да, самый настоящий мох. Ну что ж, посмотрим, нет ли тут чего-нибудь съестного.
Иван Гермогенович смело полез в густые заросли мха. Но, сделав несколько шагов, он неожиданно провалился по пояс, однако, падая, успел схватиться за ветви.
Болтая ногами над чёрной ямой, он заглянул вниз и в полумраке увидел земляные своды, гладко утоптанный пол. Слабый свет проникал сверху сквозь густые заросли, скупо освещая тёмное подземелье.
В глубине подземелья вдоль стен стояли ровными рядами белые бочки.
— Кажется, шмелиный склад! — пробормотал Иван Гермогенович.
Он смерил глазами расстояние до земляного пола и, выпустив из рук ветви, прыгнул вниз.
Земля под ногами была сухая, тёплая.
С любопытством оглядывая подземелье, профессор подошёл к бочкам. Все они были плотно прикрыты белыми круглыми крышками. Он приподнял крышку одной из бочек, наклонился над ней, понюхал:
— Ну, так и есть!
Бочка была наполнена до краёв душистым мёдом. Рядом с ней стояли такие же бочки, и все они были доверху налиты мёдом.
Всё это было похоже на кладовую, в которой хранятся запасы на чёрный день.
Это была кладовая шмелей.
Матка-шмель кладёт в гнездо яичко и рядом с ним оставляет комочек мёда с цветочной пыльцой. Из яичка выходит личинка, съедает комочек мёда и пыльцы и закукливается в коконе, похожем на бочоночек. Через некоторое время молодой шмель открывает на верхнем конце бочонка крышечку и улетает. Но коконы не пропадают даром. Летом шмели наполняют их мёдом и в холодную дождливую погоду, когда нельзя вылетать из гнезда, питаются им.