большое место символам облака (῾arpellā) и мрака (῾amṭānā) отвел, безусловно, Иоанн Дальятский, и в особенности первому из них. Мы рассматриваем подробно их использование Иоанном в другой работе59. Здесь же отметим, что Иоанн не делает различия (по крайней мере, четкого) между облаком и мраком, как это имеет место у Григория. Так, он говорит, что облако – это «святое место, где пребывает Пресвятой, Который иногда бывает видим [там] в явлении Своих лучей, а иногда сокрывает там Свое видение во мраке Своей славы, принимая вид, превосходящий видение и ведение»60. В этом тексте, как представляется, облако имеет два аспекта – светоносный и сумрачный, причем последний соответствует, как кажется, более глубокому общению с Богом. Однако чаще всего Иоанн Дальятский настаивает на светоносном аспекте самого мрака: «Слава Тебе, сокрытому от всего и непрестанно являемому любящим Тебя! О, многосиянная тьма (ḥeššōḵā)! О, Свет, которому, по причине величия Твоего явления, подобен мрак (῾amṭānā)!»61. Мрак на самом деле выражает ослепление, вызванное преизбытком света: «Здесь отъято ведение ведающих и видение видящих из-за величия ведения и изумительности истинного видения. И поскольку зрение не может простираться в сем [свете], будучи сдерживаемо Его блистательными сияниями, они говорят, что Ты – облака и мрак, и что светоносные облака окружают Тебя и возбраняют зрению любящих Тебя неумеренно взирать, [в желании] увидеть Твое сокровенное естество»62.
Из сравнения этих текстов можно сделать вывод о наличии двух моментов, в которых в большей или меньшей степени улавливается расхождения между Иоанном и Григорием. Первый касается облака, которое Иоанн помещает практически на том же уровне, что и мрак; второй, менее ясно выраженный, относится к светоносному аспекту самого мрака – здесь между двумя авторами можно заметить лишь разную расстановку акцентов: для Григория мрак точно соответствует самой глубокой степени, в какой Бог дает ощутить Свое присутствие63. При этом он говорит о «светозарном мраке»64 – выражение, равнозначное которому мы встречали в вышеприведенных текстах Иоанна65.
Несмотря на эти различия или нюансы, тот факт, что Иоанн Дальятский использует оба термина – облако и мрак, и первый чаще второго, – могло бы навести нас на мысль, что он заимствовал их скорее у Григория Нисского, чем у псевдо-Дионисия, ибо последний практически не употребляет понятие «облако» (νεφέλη) или не подчеркивает в нем характер темноты66. Однако сирийские переводы Дионисия без различения передают греческие слова γνόφος и σκότος (мрак) через ῾amṭānā (мрак) и ῾arpellā (облако). Это можно увидеть, например, при чтении сирийского перевода – нескольких параграфов глав 1 и 2 О мистическом богословии67.
В сирийском переводе говорится о «божественных учениях, сокрытых облаком (сир. ῾arpellā; греч. γνόφος), исполненным света сокровенной тишины и хранящим сокровище тайн»68; об облаке, из которого сияет «в глубоком мраке (сир. ῾amṭānā; греч. ἐν τῷ σκοτεινοτάτῳ) блистание, превосходящее все явления»69. Там упоминается о (пре)существенных лучах божественного мрака (сир. ῾amṭānā = в переводе Сергия, ḥeššōḵā = в переводе Фоки; греч. σκότος)70. Также говорится о том, как, «освободившись также от видимых вещей и от видящих», человек «входит в облако (сир. ῾arpellā; греч. γνόφος) непостижимости»71. «Итак, будем просить в молитве войти в это облако (сир. ῾arpellā; греч. γνόφος), высшее всякого света и, через невидение и неведение, узреть и познать Того, Кто пребывает выше видения и ведения – что и значит не видеть и не знать. Ибо в этом поистине состоит видение, ведение и прославление подлинно Того, Кто сущностно выше всякого [познания], путем отлучения от всех сущих»72.
Употребление слова «облако» Иоанном Дальятским может, следовательно, иметь своим источником сирийский перевод Дионисия. Действительно, многие выражения, которые зачастую сопровождают у Иоанна использование терминов «облако» и «мрак», могли быть в самом деле заимствованы у псевдо-Дионисия73. Наиболее правдоподобным представляется, что Иоанн вдохновлялся здесь одновременно Дионисием и Григорием.
Восточносирийские авторы расходятся в том, каким значением они наделяют мистическое употребление символа облака.
Дадишо Катарский упоминает видение «облака Духа святости», цитируя Макария в контексте образов, почерпнутых из Писания74. Он также говорит об «облаке света, которое вело Израиль», как о символе просвещающей и радующей силы огня Духа75. В другом месте он цитирует авву Исаию, говоря о «светозарном облаке, покрывающем скинию» в связи с тем подкреплением, которое производит Дух после жарких браней, пережитых монахами76.
У Симеона д-Тайбуте (по крайней мере, в текстах, опубликованных Минганой) я не обнаружил использование символа облака. Кроме того, мрак у него употребляется только в отрицательном смысле: мрак внутреннего смущения77.
Сахдона, напротив, часто говорит об облаке78. Но оно у него выражает не тьму неведения Бога, а Его свет, либо является образом преестественной отрешенности ума от волнений мира сего79.
У Исаака Ниневийского образ облака (῾arpellā) используется в связи с созерцанием Суда и Промысла80, а также в связи с духовным созерцанием (без дальнейшего раскрытия символа)81, тогда как облако (῾nānā), приосеняющее скинию, есть образ погружения ума в душу82. Что касается мрака (῾amṭānā), то он имеет у Исаака тоже исключительно негативное значение – смущения и искушения83.
Для Иосифа Хаззайи облако (῾arpellā), как и для Исаака, связано с созерцанием Суда и Промысла84. В том же смысле оно привязано к «духовному созерцанию» как мистическому видению прошлых и будущих веков85 и к созерцанию премудрости Божией в творениях86 (тогда оно является облаком – ῾nānā – кристалловидного света87). Это употребление символа облака может быть сопоставлено с использованием его у Григория Нисского, когда тот делает различие между облаком (νεφέλη) и мраком (γνόφος), в котором происходит созерцание Самого Бога; но можно также найти здесь параллели и с псевдо-Дионисием, который употребляет слово νεφέλη, говоря об «умопостигаемом дожде» созерцаемого света, воспринимаемого ангелами, особенно если заметить, что для Иосифа Хаззайи именно через ангелов сообщаются людям созерцания, относящиеся к душевной степени88. Однако наиболее вероятное происхождение этого символа облака следует искать у Евагрия, который представляет пребывание Моисея на вершине горы (впрочем, не упоминая в связи с этим библейского облака) как разновидность мистического созерцания творений89.
В более высоком смысле, хотя и негативном, облако для Иосифа является тем, что отделяет ум от всех иных созерцаний, кроме созерцания Святой Троицы или Христа, таким образом приводя ум к забвению самого себя90. Оно не связывается у Иосифа напрямую с видением славы Божией, как у Иоанна Дальятского, который в этом моменте – единственный, как кажется, среди восточносирийских мистиков – придерживается аутентичной линии учения Григория Нисского и псевдо-Дионисия. Кроме того, я не нашел у Иосифа Хаззайи положительного употребления термина «мрак» (῾amṭānā).
5.1.5. Неведение
С мраком у Григория Нисского и псевдо-Дионисия связано понятие неведения – понятие или термин, который встречается в разной степени разработанности у восточносирийских духовных писателей и