«Ибо она [то есть душа] пленена и поглощена славным видением и не в силах обратиться вспять, да и не допустила бы сего по причине своего изумления (tahrāh) и своего услаждения. Ее зрительная сила захвачена оцепенением (temhā) видения, ее движения ослабели, [и бывает она] подобна неподвижной горе. Она видит [себя] заключенной как бы на горе света, и потоки волн света накрывают ее со всех сторон, и [уже] незрима для нее ее ипостась (qnōmāh). Сие – восхищение, именуемое Отцами «видением славы Божией»24; сие – залог нового века. Но даже в нем [человек] возрастает и в него погружается день ото дня; и он никогда не может миновать его, ни он, ни ангелы, даже в новом веке: они все более и более25 погружаются и возвышаются без остановки и без конца. И сколь они возрастают в видении Величия [Божия] и погружаются, столь видение их ипостаси (qnōmhon) преображается по образу славы [божественного] Величия, коие они зрят по причине их единения с Ним»26. В другом отрывке из Беседы 1427 рассматривается, каким образом осуществляется это преуспеяние в видении славы Божией: «И на каждой ступени (dargā), до коей они возвышаются в славе, они полагают, что обрели предел; [но] когда они вновь были погружены в видение и более превосходным образом приведены в онемение (bulhāyā) благодаря свету, то они забывали свою прежнюю степень (mšuḥṯhon) и сочли, что сие – предел всех пределов! Ибо нет в них движения, способного, на каждом месте пребывания, пробудить желание к возрастанию: [их умная] зрительная сила исполнена изумления (tahrā) от славного видения, лишена движений вследствие оцепенения (temhā), изменена в сладость, ликование и услаждение»28.
Что касается Григория Нисского, то всякому, кто хоть немного интересовался его духовным учением, известно множество мест, где говорится о желании и о непрерывном преуспеянии в видении Бога в соответствии с той мерой, в которой душа насыщается этим видением: «Желаемое [душой] Моисея не удовлетворяется в том, в чем оно пребывает ненасытимым»29. Григорий выражает эту основополагающую для него мысль в текстах, которые по своему лиризму и некоторым содержащимся в них выражениям могут быть сопоставлены процитированными выше текстами Иоанна Дальятского. Например: «Чистый сердцем, по неложному слову Владыки, видит Бога всегда, по мере силы, принимая столько разумения, сколько может вместить. Неопределимое и недоступное для ума в Божестве остается за пределами всякого постижения. […] Как и великий Давид, полагавший благие восхождения в сердце [своем] и восходивший всегда от силы в силу, взывал к Богу: “Ты же вышний во век, Господи”, сим изречением обозначая, как я думаю, что во всю вечность нескончаемого века стремящийся к Тебе непрестанно делается большим и высшим себя самого, соразмерно этому всегда возрастая в восхождении благ; […] Ибо хотя на всякое время постигаемое больше всего постигнутого прежде тем не менее не ограничивает собою искомого, но конец обретенного служит началом для тех, кто восходит к обретению высших [благ]. И восходящий никогда не останавливается, от одного начала заимствуя другое начало30, и начало того, что всегда больше, не заканчивается самим собою»31. Приведем также следующий отрывок, в котором объясняется причина непрерывного продвижения: «Душа, исшедшая по слову Его [Жениха] и искавшая Необретаемого, узнает от стражей [ангелов], что […] она любит Недостижимого и вожделевает Неуловимого. Посему она некоторым образом поражается и уязвляется безнадежностью вожделеваемого, признав, что ее желание Другого беспредельно и неусладимо. Но эта риза печали снимается с нее, когда она узнаёт, что непрестанно преуспевать в искании и никогда не прекращать восхождения есть истинное услаждение ее Возлюбленным, когда желание, утоляясь на всякое время, порождает иное желание еще высшего. Итак, когда она обнажается от одеяния безнадежности и видит превосходящую чаяние и неописанную красоту Возлюбленного, всегда обретаемую все более совершенною во всю вечность веков, тогда она бывает одержима сильнейшим желанием и открывает своему Возлюбленному расположение сердца»32.
Как по своему лиризму, так и по употреблению похожих образов и понятий, эти тексты Григория Нисского и Иоанна Дальятского могут быть сопоставлены: у Григория лиризм нередко связан с более тонкой человеческой чувствительностью, а у Иоанна имеет характер более интеллигибельный и мистический (под влиянием созерцательного учения Евагрия); сходные образы постоянных начал движения и непрестанного восхождения33 у Григория и бесчисленных переходах, осуществляемых за единое мгновенье, у Иоанна34; общие понятия «обретенного предела», «видения соразмерно способности души», однако с непрестанным преуспеянием и превосхождением этой способности; приложение к вечности диалектики насыщения и желания.
Однако в связи с последним аспектом нужно отметить важную разницу между Иоанном и Григорием. Для последнего непрерывное преуспеяние в качестве основы со стороны человека имеет постоянно возбуждаемое желание, когда насыщение само из себя порождает еще сильнейшую жажду. В этой связи следует обратить внимание на последний приведенный отрывок, а также на следующий: «Все прочие, в ком глубоко укоренена была Божественная любовь, никогда не останавливались в вожделении, обращая все, даруемое им от Бога к услаждению Возлюбленным, в пищу для распаления сильнейшего вожделения. Так и ныне душа, сочетавшаяся с Богом, не знает сытости в услаждении: чем обильнее наполняется она услаждением, тем сильнее делаются в ней желания»35. Для Иоанна Дальятского преуспеяние в видении или в соединении с Богом не сопровождается с точки зрения человеческого опыта постоянно усиливающимся и непрерывным желанием, так как для Иоанна продвижение на новую степень славы дается «после» удовлетворения желания души на предыдущей степени и движение к новой степени вызывается благодатью «перед» пробуждением желания, которое душа питает к ней, через своего рода вечное преизобилие благодати, совершенно безотносительно по отношению к стремлению человека. В ходе преуспеяния для Иоанна между каждыми движениями желания присутствует неподвижность, исполненная «оцепенения» (temhā). Обратимся вновь к одному из вышеприведенных текстов: «Ибо нет в них движения, способного, на каждом месте пребывания, пробудить желание к возрастанию: [их] зрительная сила исполнена изумления (tahrā) от славного видения, лишена движений вследствие оцепенения (temhā)». В том же смысле Иоанн пишет в своей беседе О любви и рачении: «Тогда [в новом веке] все станут богами по благодати их Создателя. Их возрастанию не будет конца: они увидят в откровении превосходным образом, как их существо непрестанно будет превосходить [само себя], ибо постоянно будет открываться в них слава Прославляющего их. Однако в них не обретется потребности иметь больше и быть выше, ибо их природа будет насыщаться и наполняться на всякое мгновение. И когда естество будет возрастать во славе, будет также расти и величие славы, которая будет открываться в них непрерывно»36.
Именно на эти тексты, в которых Иоанн Дальятский рассматривает диалектику непрестанного преуспеяния в видении