Читать интересную книгу В августе сорок второго (СИ) - Тарханов Влад

[1] Вольный перевод с английского «Warspite» — Враждебный (злобный военный, если дословно).

[2] Адмирал Бинг был расстрелян в 1757 году за неоказание помощи гарнизону Менорки.

[3] «Смельчак» (тур)

Глава 21

Однажды в Прибалтике

Каунас. 14 сентября 1942 года.

— Артёмка, посмотри, кажысь, отходют! — старшина разведроты 11-й кавалерийской бригады 3-го кавалерийского корпуса Пылип Мовчан перевязывал индпакетом рану — осколок мины прошел по касательной, оставив на груди неприятную, сочащуюся кровью царапину. Артём Ружицкий, молодой боец, которому только девятнадцать лет стукнуло третьего сентября, прекратил помогать старшему товарищу перевязываться и осторожно выглянул из разрушенного здания, которое стало их позицией на долгие восемь часов боя.

— Дядька Пылип, отходят, точно отходят. Даже миномет свой утаскивают с позиции.

Этот сучий миномет очень их тут доставал, а его никак в ответ достать не могли, сумели немцы такую позицию занять, что ну никак его, никак…

— Ну это добре, а то у меня патронов один рожок, да в карманах полторы десятка россыпью. А тут глянь, наши минометчики затихарились, думаю, а чаго это, вроде не накрыли нас фрицы…

Старшина аккуратно разодрал конец бинта на полоски. Вот бяда, никак сам себя тут не зафиксируешь, помощь друга нужна.

— Чаво зенками дрыхнишь, поможай…

Артём как-то неловко встряхнулся, сбивая с себя остатки неожиданно напавшего оцепенения: так быстро пришел отходняк от нервного напряжения, споро помог Мовчану зафиксировать бинт, старшина поморщился, рана понемногу кровила, и бинт быстро набирал красный цвет, не хватало только крови потерять, оставлять позицию разведчи-кавалерист был не намерен. Ему уже перевалило за сорок три, Империалистическая, Гражданская, Финская… Эта война была четвертой на его боевом счету. Героем себя Пылип никогда не чувствовал и не считал: просто выполнял свой долг. Правительственных наград не было, кроме медали 20 лет в РККА, ну так это за выслугу, а не за подвиги! Вспомнил, как в первые дни войны пришлось тяжело. Повезло, что служил в корпусе Белова, который прошелся по тылам румынской армии, хорошо, что тогда корпус так и не поперся в горы — командир резко развернул бригады и ударил на прорыв к своим, к Могилеву-Подольскому. Этот поход дался Мовчану нелегко: был ранен, но свои не бросили, и через Днестр переправили, и вместе с окруженцами пробились к своим, и в госпиталь определили. А всё-таки, если бы не их военврач, Мария Вазгеновна Лагуани, молодая девушка, но у которой руки были золотыми, прооперировала она бойца в самых что ни на есть полевых условиях, не выжил бы Пылип, даже чудо-лекарства не помогли бы. А вот сама военврач Лагуани из окружения не вышла — накрыл госпиталь немецкий «Мессер», трое раненых, две медсестры, врач — все погибли, когда до спасительной переправы оставалось полтора километра. В госпитале ему стали колоть чудо-лекарство, крустозин, боец и пошел на поправку. И вот с марта месяца снова в строю. Когда стали формировать Первую конную армию, напросился в разведку. Ну не мог он терпеть этой новой дисциплины, когда нет лихой рубки, противу танков с шашками наголо лезть — глупее занятия не придумать, да и не посылали с шашками против танков, не было такого[1]. А в разведке можно было и осторожно так полихачить! От не набрал Пылип за свои сорок с лишком лет солидности — как был лихим кавалеристом, так и остался.

Артём Ружицкий ещё раз осторожно выглянул. Действительно, немецкие пехотинцы медленно и аккуратно отходили, прекратив наступление. Восьмая атака! Впрочем, пока была жива «тридцатьчетверка», их дело было небезнадежным. Эта позиция на холме была ключевой для обороны моста через Неман, захваченного сразу же, как только разведка ворвалась в город. И удержать этот мост надо было любой ценой, точнее, ценой крови. Пока старшина пытался нацепить на себя форму, что давалось ему через боль, молодой боец занялся заменой ствола на трофейном пулемете. Его родной пулемёт вышел из строя еще во время третьей атаки, но старшина тут же вытащил на свет божий этот трофей, и где только углядел? Вот только асбестовые перчатки к нему нужны были! Запасной ствол есть, а вот заменить его во время боя Артём не смог: дело-то минутное, но без перчаток никак! В последней атаке, самой опасной, бил из пулемёта, что называется, на расплав ствола… Вот его и покорежило… В общем, в полевых условиях привести клятый ручник в нормальное состояние не представлялось возможным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тёма, ты эта… возьми в подвальном другой, а ленту я тебе помогу набить, тока, дума мне пришла, не надоть будет… вроде танки идут. Ежели немецкие — нам амба, ежели наши — обойдёмся гранатами…

Пылип быстро стал скручивать самокрутку. У фрицев танков не было, а оба ганомага, которые пытались поддержать атаки пехоты в самом начале, подожгла тридцатьчетверка. Да и у нас не обошлось без потерь. Тот же Артём Ружицкий был в экипаже бронетранспортера серии «К», тащившего сорокапятку, да еще и боекомплект к ней. На самом «Коленьке» стояла спарка — пулемет и автоматический гранатомёт АГТ-3, вещь неплохая, по сравнению с первым вариантом, гранаты стали чуть побольше, да их осколочный эффект чуть получше, вот только запас быстро закончился, то ли на четвёртой, то ли на пятой атаке, и «таубинский окурок» лежал сейчас в подвале, ожидая кормёжки. Сам транспортер сожгли еще во врем первого боя, не повезло: мехвод и командир орудия погибли сразу же. Расчеты сорокапяток немцы накрыли тоже довольно быстро, сначала один, позже второй. К пушкам никто не встал: не было смысла — оба орудия были конкретно повреждены, их быстро в боевое состояние было не привести. Вот так и получилось, что только «тридцатьчетверка» оставалась тем козырем, что помогала разведчикам отбить яростные атаки противника, которому мост через Неман нужен был, очень нужен! Вот они и перли: эсэсманы щедро заваливали трупами окрестности, чуть более опытные фронтовики действовали настойчиво, но куда как аккуратнее, использовали малейшие укрытия, старались подобраться поближе, вот только не получалось и у них: слишком хорошей была позиция для обороны.

— По звуку так это наши! — Мовчан привстал, опираясь на свой ППС, точно! По улице грохотала такая знакомая и родная туша КВ, осматривая прилежащие развалины своим трехдюймовым орудием. За танком шли кавалеристы в пешем строю. «Вот так мы и воюем, — подумал Пылип, — на марше конница, в бою пяхота».

— Да слышу, я дядька Пылип. — отозвался Артём, показавшийся на позиции со своим штатным автоматическим гранатометом, который он решил вытащить на свет, вот так, мол, моё оружие при мне, в целости и сохранности! «Молодо-зелено, — подумал Мовчан, глядя на усилия молодого бойца, гранатомёт был довольно тяжелой штукенцией, — сами живы — вот тебе и главная радость»!

Немцы атаковали их позиции со стороны Наполеоновского холма, стараясь прорваться и отбить мост, на противоположном берегу тоже шел ожесточенный бой, вот только гарнизон Каунаса, в основном, состоял из тыловых крыс, которые не слишком-то спешили умирать, хуже стало, когда к атакам подключились фронтовики: после третьей атаки стало очень уж жарко: эти атаковали настойчиво, отступали, только понеся серьезные потери, старались аккуратно подавить наши огневые точки, опять-таки, повезло, что не было у них тут танков и артиллерии в достаточном для серьезного противодействия количестве. Говорят, что у железнодорожного моста было куда тяжелее — там немцы сгрузили с эшелона роту троек, так что отбивались там большей кровью. Хотя и тут крови хватало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *

11 сентября началось наступление 1-го Прибалтийского фронта под командованием Мерецкова, высокая концентрация артиллерии в трех основных точках наступления позволила прорвать фронт, после чего немцам не оставалось ничего другого, как начать срочную эвакуацию своих войск с Таллинского плацдарма. Хотя на Балтике немецкий флот доминировал, эвакуировать удалось не более половины личного состава без техники и артиллерии. В этом варианте истории у доблестной Красной армии с богами войны было намного лучше: не было катастрофических потерь сорок первого года, удалось сохранить большую часть матчасти, что особенно касалось артиллерии калибром 100 и более мм. Да и увеличенное количество скоростных тягачей позволяло обеспечить намного большую маневренность и лучшее управление огнем. Если в сорок первом еще были проблемы с боеприпасами, в первую очередь, к тяжелой артиллерии, то к наступлению сорок второго года удалось эту проблему решить: доставленный в СССР гениальный химик Ипатьев сумел вновь организовать[2] резкое увеличение производства гексогена, порохов, в первую очередь, нитроглицериновых, которые смогли резко увеличить энергию снаряда и продлить службу стволов, что играло существенное значение. И если в сорок первом году основная масса нитроглицеринового пороха шла на изготовление боеприпасов для реактивной артиллерии («Катюш»), то вынужденный застой весной-летом сорок второго, плюс пуск новых химических производств позволили накопить достаточное количество боеприпасов для кампании сорок второго года. Благодаря созданному Ипатьевым Химическому комитету удалось быстро решить и вопрос с кумулятивными боеприпасами, которые оказались для немцев неприятным сюрпризом в уже далеком сорок первом, а к лету сорок второго было произведено достаточное количество боеприпасов с термобарической боеголовкой. Здравствуй, старый добрый «Шмель»! Почему не «Рысь»? А потому что одноразовый! Как ни странно, но сделать одноразовый инструмент оказалось намного проще, чем его многоразовый вариант. Принцип «выстрелил — бросил — забыл» в действующей армии приветствуется как никогда! Конечно, до настоящего «Шмеля» было ему еще далеко, прицельная дальность всего 350, максимум, 400 метров, мощность во сопоставима с 122 мм фугасом, так больше и не надо! Ну и для наступления сорок второго те же химики запасли бомбы и ракеты объемного взрыва, в достаточном для проведения запланированных наступательных операций количествах, да еще и запас на всякие непредвиденные обстоятельства должен был остаться.