— В добрый путь, милорд, — прошептала она.
Глава 16
Маленькая кавалькада Ги приближалась к Лондону; с каждой милей путников на дороге становилось все больше. Было ясно, что поездка, на которую раньше требовалось несколько часов, будет продолжаться несколько дней. Казалось, что в Лондон тянутся все: нормандские рыцари, сакские землепашцы, пешие и верховые воины, богатые купцы, высокородные сакские леди, священнослужители всех санов: бедные священники и монахи тряслись на низкорослых осликах, богатые, дородные епископы гордо восседали в паланкинах. Повозки и телеги медленно, с трудом тащились по разбитым колеям, которые уже было подмерзли, но снова превратились в месиво из грязи и навоза. С крестьянских телег, везущих в город провизию, то и дело падали осенние яблоки, кочаны зимней капусты и другая провизия. Все это тут же подбирали и съедали путники, идущие следом.
Вместе с толпой двигались овечьи и гусиные стада. Крестьяне гнали даже крупный рогатый скот и коз, надеясь продать в столице и хоть что-нибудь заработать.
Ги, увидев, что многие едущие верхом оставляют после себя затоптанных и раздавленных в толпе людей, решил пробираться вперед помедленнее, терпеливо и старательно лавируя между пешеходами. Он и Николя, едущий рядом, развлекались, разглядывая толпу, составляющую как бы целое человечество в уменьшенном виде. Всеобщее внимание привлекала весело раскрашенная повозка, обитатели которой прыгали, кувыркались, ходили колесом, а потом пускали шапку по кругу. Модно разодетые менестрели со скрипками и арфами, пользуясь малейшей остановкой толпы, обходили людей, играя и распевая «Песнь о Вильгельме» и другие известные стихи.
В воздухе висела ругань. Норманны оскорбляли саксов, но нормандские ругательства бледнели перед проклятиями, срывавшимися с губ саксов. Купцы ругали землепашцев, мужчины — женщин, молодые — стариков, а бедняки обращали всю свою ненависть на богатых. Когда путники проходили мимо хижин, их соблазняли горячей едой, питьем или другими услугами, в соответствии со вкусами и нравственностью прохожих.
Добравшись до Лондона, они протиснулись в ворота вместе с толпой. Улицы и переулки были забиты до отказа; кони волновались. Ги и его людям потребовалось все умение, приобретенное за годы походной жизни, чтобы удержаться в седле. Все постоялые дворы были переполнены. Здесь публика была еще более пестрая, чем в пути: мелькали чернокожие лица, люди в тюрбанах и иудеи. Казалось, что сюда приехали представители всех рас.
Ги потерял надежду удержать своих людей вместе, поскольку все хотели где-нибудь устроиться, хотя это желание казалось совершенно невыполнимым. Вдруг он высмотрел в толпе Ришара де Рюля и уцепился за него как утопающий за соломинку. Ришар де Рюль был очень молод, всего восемнадцати лет от роду, но в битве при Сенлаке он снискал себе славу и теперь умело командовал почти сотней воинов.
— Монтгомери! Добро пожаловать! — радостно воскликнул он.
— Мы обещали, что приедем, — мы здесь, и куда нам, черт побери, деваться? — резко спросил Ги.
— Следуйте за мной. Мы заняли несколько домов на берегу. Не бойтесь, где-нибудь и для вас найдется место.
Они двигались вперед целый час, прежде чем добрались до внушительного особняка, позади которого располагались огромные конюшни. Несмотря на холодную погоду, все были потные и грязные. Вымывшись и переодевшись, они направились в трапезный зал в самом пристойном виде. У всех было приподнятое настроение: приближались Рождество и коронация. В доме было много служанок, и Ги снисходительно заметил, что Ник и другие его молодые воины уже выбрали себе подружек для ночных забав.
— Сегодня вечером можете веселиться, — разрешил он, — но завтра целый день будете чистить и чинить свое оружие. Я хочу, чтобы на коронации вы выглядели нарядно.
Поужинав, Ги оставил их бражничать. Ришар де Рюль отправился ко двору на поиски Робера де Мортена.
Первый день Рождества 1066 года был с утра холодным и ясным. Ги получил указание разместить своих людей у Вестминстерского аббатства и вместе со многими другими нормандскими отрядами следить, чтобы ничто не помешало церемонии, происходящей в его священных стенах. Они сдерживали напирающие толпы, и Вильгельм со своей свитой без всяких помех вошел в монастырь.
На коронации присутствовали также самые высокородные саксы. В аббатстве они сидели с одной стороны, а норманны — с другой. Единокровный брат Вильгельма, Одо, облаченный в епископское одеяние, тоже был там. Церемонией руководил архиепископ Элдред Йоркский. Когда архиепископ спросил: «Согласны ли вы, чтобы его короновали как вашего господина?», обратясь сначала к саксам, а потом к норманнам, — в аббатстве поднялся ужасный шум. Воины, находившиеся снаружи, решили, что Вильгельм убит, и тут же подожгли несколько домов напротив. Однако стоявшие у самого входа видели, что все идет хорошо, и закричали на тех, кто сеял панику. Крик за пределами аббатства был еще громче, чем в его стенах. Все выскочили на улицу посмотреть, что случилось, и Вильгельм получил корону Англии в пустом Вестминстере.
Понадобилось несколько часов, чтобы восстановить порядок, и к тому времени, когда Ги вернулся во дворец, празднество уже началось.
Вильгельм, который жил для правителя очень скромно, не допускал пьянства при своем дворе, но сегодня он ослабил вожжи и не замечал веселящихся бражников. Ги был удивлен, увидев, что из Нормандии прибыли многие придворные дамы, и сказал об этом Роберу.
— Через пролив быстро не переберешься, полагаю, кое-кто из них просто ринулся вплавь! Уж моя-то супруга будет бушевать, подобно огню, что не попала на торжества. Сегодня утром я получил известие, что она привезла с собой нашего сына Вильгельма и ждет меня на берегу. Уедем отсюда вместе, Монтгомери? Кстати, я привез бы их в Годстоун отдохнуть с дороги. — Робер вопросительно посмотрел на Ги.
— Вы доставите мне большое удовольствие, граф, — любезно ответил Ги.
— Если бы это и мне доставило удовольствие, — заметил Робер, поморщившись при мысли о скором воссоединении с супругой. — Нужно ковать железо, пока горячо. Кстати, Монтгомери, на вас устремлено столько призывных взглядов! Полагаю, причиной тому — ваш алый плащ. — И он подмигнул другу.
Ги проснулся очень рано. Как обычно, когда бы он ни открыл глаза, голова у него была ясной. Перед его мысленным взором возник образ Лии, и он не мог отогнать его. Смешно, но когда Ги оказывался далеко от возлюбленной, его всегда терзали страх и беспокойство за ее безопасность и здоровье. Сейчас эти опасения были особенно мучительны. Но потом его мысли переключились на ее нежные прелести, и Ги охватило желание, столь сильное, что чресла его заныли. Откинув одеяло, он ступил на холодный каменный пол: как-то нужно успокоить свою плоть.