А рисковала она не более не менее как своим пребыванием в городе. Если дело кончится крахом — собирай, голубушка, пожитки и ступай куда глаза глядят.
Было над чем поломать голову…
Уже и безместный домовой — печальное зрелище. Он, конечно, может приткнуться и к кому попало, но большинство людей настроено против загадочного подселенца, будут травить и выживать. Того, что домовой принесет удачу и поможет в хозяйстве, они не разумеют. А безместная домовиха, при том, что среди домовых именно по части женского пола недостаток, — совсем уж жалкая картина. Уважения к ней никакого — это до чего же нужно дожиться бабе, чтобы в безместные попасть? Уходить из города, в котором почитай что вся жизнь прошла, скитаться по проселочным дорогам, по заброшенным деревням с заколоченными домами, побираться у автозаправок — тьфу!
Так что погорячилась Неонила Игнатьевна — и теперь сильно беспокоилась о своем дельце. С одной стороны, дед Трифона Орентьевича не говорил ни да, ни нет, а самого жениха она только раза два и сумела сманить с книижных полок, где он пропадал денно и нощно. С другой — Степанида Ермиловна, наученная Матвеем Некрасовичем, а, может, и свахами-соперницами, говорила кислым голоском и хвалилась, что-де дочка у нее нарасхват, и охота отдать замуж поскорее, потому что тогда можно женить сынка, Лукьяна Гаврилыча.
И к решающей встрече Неонила Игнатьевна приготовилась так, что лучше не бывает. И заговоры на удачу прочитала, и заветную ладанку надела, вот только отворить дверь ногой не удалось — не дверь там была, а молния.
Семейству Матвея Некрасовича хозяевами была предоставлена большая дорожная сумка в кладовой, ровесница хозяина, не иначе, с двумя широкими боковыми карманами, которые занимали дети, Маланья и Лукьян. Внутри Степанида Ермиловна обустроилась так, что любо-дорого посмотреть. Да еще к приходу свахи порядок навела. Хозяйская квартира тоже блестела-сверкала — домовиха умела подсказать хозяйке, когда отложить все дела и взяться за уборку, и сама на зубок пробовала все новомодные чистильные средства. Не стыдно было, набивая цену невесте, хоть дюжине свах показать!
То ли заговоры, то ли ладанка — что-то сработало. Старшие, покряхтев, сообщили, что они не против, и тогда Неонила Игнатьевна спросила девицу Маланью Гавриловну. Маланья Гавриловна отвечала, что из родительской воли не выйдет, а только хочет сперва вместе с матерью поглядеть, где ей жить придется.
Тут Неонила Игнатьевна и ахнула беззвучно.
Такого подвоха она не ожидала.
Конечно, у Трифона Орентьевича с хозяйством все в порядке. И можно в любой час гостям его показывать. Но как привести туда двух домових, когда жених еще своего согласия не давал? Это же что получится? Это же получится разборка с криком и визгом!
А визжать домовихи умеют. Этому искусству они с малолетства обучаются. А если допустить, что соперницы следят теперь за каждым шагом Неонилы Игнатьевны, то тут же кто-нибудь и объявится с любопытной рожей и наставленным ухом.
Пообещав, что вот этой же ночью и будет показан женихов дом, Неонила Игнатьевна убралась с миром, но далеко не ушла — тут же, в межэтажных перекрытиях, села и задумалась.
Думала она долго — и так, и сяк, и наперекосяк, а выходило одно — скандал.
Там, в перекрытиях, ее и обнаружил безместный домовой Аникей Киприянович.
Внизу, под лестницей, за батареей парового отопления был угол, куда нога человека не ступала, поди, лет сорок. И у самого пола на стене висели объявления: вон домовой дедушка из сорок пятой квартиры банного искал, сорок пятая была изумительно велика и хозяин додумался установить там сауну. Или вон в семнадцатую квартиру подручный требовался. Аникей Киприянович лишился хорошего хозяина, уехавшего из этого самого дома за границу, с новым не поладил, но дома покидать не стал — знал, что рано или поздно он кому-нибудь пригодится, жил под самой крышей, кормился доброхотством соседей, а занимался исключительно объявлениями: то в ближних домах развешивал, то здешние проверял, то ходил знакомиться.
— Ты что же это, кумушка? — изумился он. — Да этак об тебя споткнешься и ноги переломаешь!
— Ахти мне! — отвечала домовиха. — Ввязалась я сдуру в это дельце, а теперь вижу, что и костей не соберу!..
Аникей Киприянович сваху знал — и знал ее склонность к рискованным затеям.
— Кого с кем на сей раз сосватала, кума? Давай, винись!
Это он имел в виду давнее дельце — прослышала Неонила Игнатьевна, что на окраине-де семейство деревенских домовых обосновалось, а у них на выданье Ульянка. И, не спросясь броду, да бух в воду. Поспешила, полетела предлагать девице Ульянке в женихи Сидора Кузьмича. А как охнула Ульянкина мать, да как взрычал Ульянкин батя, да как вышел к старшим дородный добрый молодец Ульян Панкратьевич — так и вылетела пулей, и неслась наскипидаренным котом среди бела дня по улице!
— Ох, Аникеюшка…
— Ну, ну?
— Ох, Аникеюшка!..
Долго бился безместный домовой, пока вытянул из свахи правду. А как вытянул — поскреб в затылке.
— Хочешь, кума, я тебя научу?
Неонила Игнатьевна уставилась на него с невыразимой надеждой.
— Но с условием, — продолжал Аникей Киприянович. — Я тебе извернуться помогу, а ты мне место хорошее приищи.
— Да слыханное ли дело, чтобы сваха место искала? — удивилась домовиха.
— А коли неслыханное, так тоскуй дальше, я пошел.
Словом, сговорились.
* * *
Первым делом поспешили эти заговорщики к дому, где жил Трифон Орентьевич с дедом.
По дороге сваха обстоятельно расписала помощнику, в которой квартире кто из домовых прописался. Эти квартиры им были без надобности — а следовало очень быстро изучить другие, еще домовыми не освоенные. И желательно на том же этаже, лучше всего через стенку от Трифона Орентьевича.
Такая квартира сыскалась. Забравшись туда, Неонила Игнатьевна и Аникей Киприянович прямо онемели. Судя по всему, здешний хозяин зарабатывал бешеные деньги. На стенках пустого места не было — ковры, да картины, да всякие диковины, да горка с фарфором и хрусталем, да шторы оконные чуть ли не из церковной парчи!
— Ну, вот сюда и приведешь, — решил Аникей Киприянович. — Давай, разглядывай, что тут и как, а то опростоволосишься.
— А потом?
— А потом девка будет уже замужем, — резонно отвечал советчик. И то верно — развода у домовых нет.
В назначенную ночь сваха повела невесту с ее матерью смотреть новое местожительство. Вела с трепетом — накануне она опять уламывала Трифона Орентьевича, пока он не сбежал в книжки, а дедушка Мартын Фомич на сей раз был помягче и даже изъявил желание ознакомиться с росписью приданого. Если бы он случайно наткнулся в своем доме на Степаниду Ермиловну и Маланью Гавриловну, если бы понял, что сваха плетет козни, — хрупкое согласие разлетелось бы в мелкие ошметочки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});