Это великое для Польши несчастье произошло, главным образом, из того
источника, из которого вытекли самые гибельные политические и общественные
бедствия польскорусской республики.
При неограниченной почти свободе каждой шляхетской личности, государственные
доходы в Польше собирались беспорядочно, а контролировались еще беспорядочнее.
Королевская казна никогда не имела средств, которые были бы достаточны для ведения
с кемъ
158
-
бы то ни было войны, а правительственные лида всячески противодействовали
королю в учреждении постоянного войскаОни заставляли короля делить между собой
государственные имущества в виде староств и вечпстых пожалований, с
обязательством помогать государству, как деньгами, так и людьми,—с обязательством,
которое было гарантировано только общественным мнением. Деньги собирались в
казну с королевских и панских имений не иначе, как по приговору земских послов. Тем
же приговором определялось п количество так называемого платного или грошевого
войска. В поддержку набираемой в короткое время армии, землевладельцы снаряжали
на собственный счет военных людей, под именем панских почтов, надворных Козаков,
драгун, рейтар, которыми паны нередко предводительствовали лично, в качестве
вольных гетманов. ’Этя дружины вербовались из безземельной шляхты, которая, по
ремеслу своему, составляла в польскорусском обществе самое древнее, исконное
козачеетво, но большею частью—из настоящих Козаков, именно тех, которые находили
более для себя выгодным служить в надворном панском войске, нежели в так
называемом Запорожском. Подобно тому, как члены шляхетского общества, обеднев,
или провинясь перед королем и республикой, вступали в козацкое товарищество, члены
итого товарищества, будучи выписаны из козацкого реестра, искали службы панской.
Таким образом число козакующего народа никогда не уменьшалось в Польше,
напротив, постоянно увеличивалось, грозя подавить классы экономические, как это
наконец и случилось.
Побежденные в Медвежьих Лозах козаки показывали число своего боевого и
добычного класса в 50.000 человек. Варшава полагала, что Козаков да Украине и на
Запорожье не меньше 60.000. Но это число далеко не обнимает всех тех, которые
кормились в Польском государстве мечом u грабежом под именем реестровых и
выписанных Козаков, или под именем послушных и непослушных мещап, под именем
платных надворных Козаков, чабанов, будниковь, могильников, Ванников, броварпиков
и всякого рода гультаев-нетяг. Многие из местных уроженцев и забродников турецких,
греческих, славянских, прошедши ускус украинского наездника, гайдамака, грабителя,
вора, служили дунайским князькам; другие проживали утикачами, заволоками и
ренегатами-потурнаками в крымских улусах, в буджацких уймаках; третьи гостили на
Дону, или промышляли в Северянине. Множество Козаков можно было встретить в
армиях Тилли и Валленштейна,
.
159
не говоря уж о козаках Лисовского, в сообществе которых бывали козаки
Сагайдачного, донцы и даже герои воровского Тушинского лагеря, кровные Москвичи.
Невыносимые для голышей порядки турецкие, немецкие, польские и московские
созидали антикультурное скопище чужеядных номадов, которые, в качестве христиан и
мусульман, долго нарушало равновесие между двумя половинами северной
Славянщины, склоняясь то на одну, то на другую сторону со времен Менгли-
Гиреевских, и наконец, в половине XVII века, дало перевес половине московской.
Полагаясь на свои шляхетские ресурсы, и с высоты ' культурного величия презирая
безземельников и бездомовнипов, именитые Поляко-Руссы воспитывали хищный дух
козачества в таких войнах, как Московская, Турецкая, Шведская, и воспитали его
наконец до отваги—ринуться заодно с мусульманами-ордынцами на беспорядочное, но
цветущее сельским хозяйством государство.
Война с Густавом Адольфом заставила шляхетных обладателей Малороссии
вывести в поле всех, которые, в силу Куруковского договора, были (разумеется, только
на бумаге) возвращены к промыслам мирным. С другой стороны, необходимость
отражать Татар панскими почтами дома принудила землевладельцев снаряжать в
козаки и тех подданных, которые когда-либо участвовали в запорожском промысле, или
только мечтали о козачестве. Крымские усобицы давали между тем работу корчемной
голоте, а старые связи с донцами и северяками поддерживали разбойно-героическое
настроение во всех тяготившихся ремесленным и земледельческим бытом. Так сельско-
хозяйственная республика, чрез посредство самих же сельских хозяев, претворялась в
республику воинственную, и производительные силы польскорусского общества
терялись в массах чужеядников.
Со смертию Стефана Хмелецкого и Михаила Дорошенка и с благополучным
окончанием Шведской войны многие тысячи гулящего народа наполнили городские и
сельские общины, пропивая свою добычу, снискивая себе пропитание тягостною для
воина и мародера работою и поэтизируя в хмельных песнях своих козацкое житье, на
соблазн и разврат мечтательных умов.
Между тем Коиецпольский был поставлен своим правительством в обычное для
польского фельдмаршала затруднение: ему нечем было выплатить жалованье войску,
навербованному для войны с Густавом Адольфом. Чтобы не допустить жолнеров до
неизбежного в таких случаях бунта, коронный гетман расквартировал ихъ
160
.
по Киевской Украине таким образом, чтобы хоругвь от хоругви была отделена
значительным расстоянием. Он предпочел бы расквартировать свое войско в более
населенных и спокойных местностях, чем эта вечно волнующаяся страна, богатая от
природы и бедная от татарских набегов и козацкого буйства. Но внутренния области
польскорусской республики были истощены постоями и переходами жолнеров, которые
в буйстве не уступали козакам.
Жолнеры были здесь, как всегда и везде, крайне обременительны для занимаемых
их постоями имений. Но жаловались на них не столько землевладельцы и державцы, не
столько даже беззащитные ратаи и мужики, сколько те люди, которые, побывавши в
козацком товариществе, смотрели на себя, как на свободную от всяких повинностей
шляхту. Хотя их дворы, грунты, займища составляли собственность панскую, хотя
часто они колебались между выходом в новые слободы и выгодами старой осады, но
присутствие нахальных волков возмущало в этих праздных бедняках чувство
собственности еще больше, нежели в людях трудолюбивых и зажиточных.
Исконное соперничество двух церквей проявило себя в этом случае как нельзя
вредоноснее. Участники Шведского похода, „выписанные занорожские козаки®,
наслушавшись в Белоруссии воплей мещан и попов на униатские захваты и прижимки,
распустили по городам и селам слух, будто бы Ляхи пришли с целью вырезать всю
Русь вплоть до московской границы и заселить Украину польским да немецким
народом.
К этому присоединилась обычная тревога попов и чернецов, которым вечно
грезилось, что все без исключения Ляхи о том только и думают, как бы на место
православия ввести „веру римскую®. Пугая чернорабочую массу, козаки пугали вместе
с тем и её почти столь же невежественное духовенство. В Киеве по базарам ходили
ложные слухи о том, что делается в панских селах, а в панских селах рассказывали,
будто бы Киев сделается вскоре другим Витебском. В простом народе и в поповских
семьях верили, что жолперы секут головы митрополичьим служкам, и что один жолнер,
будучи Русином, предостерег митрополита о ляшеском замысле вырезать сперва
Козаков, а потом поголовно и всю Русь.
Именем веры и личной безопасности козаки возбуждали сельский народ к
избиению жолнеров, сопровождая свои внушения обычными попойками. Их не по чем
было сыскивать, им нечего было терять в случае неудачного бунта; но в случае удачи,
они очутились бы
.
161
в завидном положении панов жолнеров и местных шляхтичей.
Злоумышленная агитация шла из Запорожья, в котором вечно гнездились
ненавистники украинских порядков, и для которого спокойное состояние родного края
было томительно, как для всякой эмиграции. Затевая повторение усобицы, разыгранной
столь неудачно в 1625 году, проповедники козацкой вольницы старались втянуть
оседлых жителей в свое разбойное дело и рядом с бунчуками козацкими выставить
знамя церкви.
Элемент религии поддерживался в козацких мятежах, без сомнения, не такими