Лицо Сиам разгорелось, она с трудом сглотнула. И вот руки ее уперлись в бока. Она действовала с каким-то опозданием. В чем дело? Публика затаила дыхание. Однако песня уже началась. Сначала она как бы зародилась у нее внутри, когда же наружу вырвались слова о любви, слушатели разинули рты. Они не были готовы к такой страсти в голосе. Ее напор сотрясал стены. Зал молчал, но можно было подумать, что он поет вместе с ней.
Ее глаза мгновенно обежали все лица. Потом произошло это.Длилось считанные доли секунды. Она нашла глазами Барни, и по ее лицу словно пробежал ток.
Барни завозился на стуле. Непроизвольная реакция на то, что он стал объектом всеобщего внимания. Ему казалось, что он раздувается, взмывает над столом, занимая непозволительно большое пространство. Он почувствовал происходившую в Сиам внутреннюю борьбу. На сцене она казалась ему еще более беззащитной, чем в жизни. Держалась на редкость непосредственно, и это еще больше подчеркивало ее оригинальность. Ни одна женщина не могла с ней сравниться. Сейчас она казалась недоступной, Барни почудилось, что сама жизнь без нее теряет слишком многое, становится не такой интересной.
Потом он обратил внимание на бородавку у нее на носу и на другие несовершенства, с которыми она не позаботилась расстаться. Она даже не переоделась после прогулки с ним. Исключение было сделано только для бюстгальтера: она сменила его то ли на старый, то ли на вещь другого фасона, в которой ее грудь приобрела менее вызывающие очертания. В ее пении слышалась доверительность, однако Барни уловил намеки на то, что она отчаянно борется с собой.
Их глаза на мгновение встретились, и от этого узнавания он обмяк и заерзал еще сильнее. Отныне он знал,знал, в чем состоит секрет ее неотразимости, и от этого у него становилось теплее на сердце. Она заслуживала именоваться звездой, и не столько благодаря выдающемуся таланту, сколько потому, что не выставляла напоказ свои былые унижения и незализанные раны. Перед публикой она представала сгустком радости.
Твид наклонился к Барни и произнес:
— Простите, когда нас представили, я не расслышал вашего имени.
Барни назвал себя. Твид снова откинулся, наблюдая за Сиам и слушая ее. На Барни он больше не обращал внимания.
Когда она, допев песню о любви, перешла к фольклорному попурри, зал взорвался такими восторженными аплодисментами, что музыкантам пришлось несколько раз подряд начинать заново.
Барни заметил, что Мотли вращает головой более активно, чем обычно. Заметив гримасу, заменявшую Твиду улыбку, Зигги скалился в ответ.
Твид не хлопал, но по выражению его лица было ясно, что он считает Сиам качественным товаром. Однако даже сам Твид не мог полностью доверять собственному суждению. Он слегка задрал подбородок, как покупатель на аукционе, подающий условный сигнал о своей склонности к покупке.
Оба подручных Твида дружно покинули стойку и заскользили вдоль стены. Мотли наблюдал за их продвижением к столу. Он весь подобрался от волнения, хотя знал, что в ответственные моменты ему не свойственно волноваться.
Додж видел, как люди Твида спешат к хозяину, раздавая по пути вежливые извинения. Потягивая коктейль, он не спускал с них глаз.
Профессионалы, коих хватало в зале, знали, что происходит, и тоже следили за подручными Твида, пробирающимися к боссу.
Сиам продолжала петь как ни в чем не бывало. Казалось, в ее присутствии все остальное теряет смысл.
Агент по связи с прессой, в белом костюме, достиг Твида первым. Наклонившись, он что-то прошептал ему на ухо, после чего отпрянул к стене. Тот же маневр повторил административный ассистент. Твид благодарно покивал, и они удовлетворенно вытянулись, ничего другого не ожидая.
По виду Твида нельзя было понять, внял ли он их советам. Он больше не смотрел на Сиам и не слушал ее. С достоинством положив руку на локоть Мотли и потрепав его по пиджаку, он произнес:
— Позвоните мне утром.
После этого Твид встал и отодвинул стул.
— Спасибо, Гарланд. — Мотли вскочил, готовый услужить.
— Я сам найду выход, — едко проговорил Твид, усаживая Мотли на место. Тот ликовал.
Сиам продолжала петь, Твид тем временем нарочито медленно покидал зал. Оказавшись посередине зала, он обвел глазами аплодирующую публику. Удовлетворившись зрелищем всеобщего энтузиазма, сразу ускорил шаг.
Агент по связи с прессой распахнул перед ним дверь. Твид зашагал по ночному холодку к лимузину, стоящему на гравийной дорожке.
Громко аплодируя, Мотли вскочил и послал Сиам воздушный поцелуй, говорящий о том, что дело на мази. Она широко улыбнулась. Мотли кинулся в тень, где стоял Додж, и, не останавливаясь, вылетел за дверь. На стоянке сбились — бампер к бамперу — машины новейших иностранных и американских моделей. Додж последовал за Мотли.
Мотли не дал ему заговорить первым:
— Она вырвалась!
— Он удушит нас своим контрактом, — угрюмо отозвался Додж, но тут же просиял. — Сиам была великолепна!
Мотли испугался — слишком быстро Додж оставил тему контракта. Он тряхнул Доджа за плечо.
— Ее взгляды предназначались не тебе. Забудь об этом.
Додж скинул его руку и покачал головой.
— Ты видел, как лыбился Твид? — Мотли торжествовал. — Это говорит о том, что она и его пробрала.
— Эта улыбка влетит ему в копеечку, — твердо проговорил Додж. — Мы обрежем его долю на десять процентов, сколько бы он ни запросил.
— На пять.
— За улыбочки надо платить.
Мотли не стал отстаивать интересы Твида, хотя тот только что вытащил его из грязи, в которой он столько лет барахтался. Мотли испытывал к Твиду глубокую благодарность, но не мог позволить себе сентиментальность. Твид исходил из холодного делового расчета. У него-то напрочь отсутствовала сентиментальность, и это было источником его силы. Мотли знал, что благоприятное впечатление, произведенное на Твида Сиам, стало сигналом к началу военных действий в борьбе между ним и Твидом за наиболее выгодные условия контракта.
Контракт служил для Твида полем боя. Его безжалостность и напор доводили партнеров по переговорам о контрактах до истерики. У многих на памяти был знаменитый случай, когда он довел до изнеможения и едва не заставил рыдать одного благородного англичанина. Пока шли трудные переговоры, Твид работал с шоу этого англичанина как ни в чем не бывало. Его холодность, трезвость расчетов, сопутствовавшая полной неподготовленности контракта, удивляли многих знатоков. Англичанин наблюдал, как его шоу принимает достойный вид, но не имел больше никакого влияния: Чтобы способствовать подписанию контракта, англичанин был готов уступить в вопросе процентных отчислений от сумм, полученных за прокат фильма, однако Твид в этот момент изучал его с другого боку — на предмет занижения зарплат на гастролях. Благородный англичанин, менеджер с хорошей репутацией, был прижат к стенке. Его поставили перед необходимостью зарубить собственное шоу, которое у него на глазах уже принимало конкретные заманчивые очертания и сулило хороший барыш на американском рынке.