По другую сторону двери раздался знакомый Джеку смех. Но на этот раз он был пьяный и бесстыдный.
* * *
– Твоя информация оказалась первосортной, детка! – произнес высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, сидящий в трусах на кровати. Он потянулся к своим штанам, валявшимся на стуле на груде одежды, достал из кармана свернутые трубочкой, перехваченные резинкой деньги и кинул на простыню. – Вот, держи. Часть гонорара.
– А плата за… – начала девушка.
– Это аванс. Но там ровно в два раза больше, чем обычно, – перебил ее мужчина. Он достал сигарету, зажигалку и закурил, пуская дым к потолку. Покосился на аппетитную грудь девушки. – Заказчики не поскупились в этот раз. И пообещали добавить втрое больше, если у них все состыкуется, как надо. Я молодец, не правда ли?
Она отхлебнула из стакана вино и пьяно рассмеялась. А затем сказала:
– Ты решил спать со мной бесплатно? Не много ли ты о себе возомнил?
Он улыбнулся, явно довольный собой.
– Бесплатно сейчас и комар не сосет. Тебе ли не знать этого? Но я дал тебе в два раза больше денег. Не будь такой скрягой – это до добра не доведет.
Девушка снова рассмеялась – с ноткой презрения к жадности мужчины:
– Информация того стоила – сам сказал. Не будь жадной свиньей! Я честно зарабатываю. А ты – пользуешься моментом.
– Ты называешь меня жадной свиньей? Я могу так же назвать тебя слишком дорогой шлюхой. Я простой осведомитель, а не президент нефтяной компании. Но я блюду интересы национальной безопасности. У нас и так все вокруг засрано до невозможности. А ты… Довольствуйся тем, что даю, и тем, что прикрываю твою роскошную попку от полиции, когда в этом возникает потребность. Иначе бы ты выпячивала титьки и подставляла свою дыру на каком-нибудь воняющем мочой перекрестке, а не в этом номере.
Взгляд девушки стал суровым:
– Грязная свинья! Ты – грязная свинья! Хам! Лучше б я и дальше работала официанткой в какой-нибудь вшивой забегаловке, чем работала на такого урода, как ты.
Мужчина рассмеялся:
– Поздно пускать слюни, когда рандеву окончено. Вы только и можете, что зарабатывать на жизнь единственным доступным способом, если рядом нет богатеньких папы с мамой. Не строй, сука, из себя заблудшую овечку.
– Сволочь, ты не хрена не знаешь обо мне! Мой отец был крупным чиновником, и если бы…
Мужчина хмыкнул.
– Теперешняя суть важней прошлого имени. Вы, бабы, вечно спотыкаетесь нарочно. Разве кошка может споткнуться, а?
– И сколько ж ты себе взял за то, что я предала человека, который меня любит?
Мужчина навел на нее тяжелый взгляд, точно ствол неведомого оружия.
– Говори: любил. Так вернее будет. Пожалела сопляка? Не поздно ли? Или успела влюбиться в щенка? – он презрительно поджал губы.
– Что?.. Они что – убьют его? Да?
Мужчина промолчал.
– Отвечай! Они его убьют, да? – Она громко поставила на тумбочку стакан, расплескивая его содержимое. Глаза ее запылали тревогой.
– А ты как думала? – ухмыльнулся мужчина. – Каратели ни с кем не церемонятся. В отряде «Кракен» отпетые головорезы! Лучшие из лучших, каких я только видывал. Они в два счета убьют всех этих вороватых бродяг, если те начнут сопротивляться. И правильно сделают. Этих крысят надо отлавливать и давить. Ты уже все одно больше не увидишь своего щенка. Он идеальный кандидат в дурачки. И ему железно обеспечены кандалы и пожизненная каторга. Оттуда вообще редко кто возвращается. Он там будет облизывать чужие жопы в сортирах, только чтоб не сдохнуть от голода.
– Помнится, ты говорил, что им нужен ребенок, которого они нашли. И только! Ребенок! Разве не так? Зачем же убивать? Зачем?!
– Им также не нужны бандиты, как и не нужны свидетели.
– Они еще дети!
– Хороши дети – мерзавцы, воры, убийцы и подонки… – продолжал ухмыляться мужчина. Он затушил окурок в пепельнице и потянулся, хрустнув позвоночником. – Чего ж ты спишь-то с мальцом?
– Мал, да удал, в отличие от некоторых! – девушка попыталась побольнее уколоть его мужское самолюбие.
Тот хмыкнул и сказал:
– Мало ли у тебя было таких мальчишек? И кто за это все платил? Забыла? Знал бы я раньше это, то этого сопляка уже давно бы замочил и воткнул ему в задницу его же член, как рождественскую свечку.
– За Джека ты мне нисколечко не платил. Не ври! И убивать их не за что. Воры? Да! И все-таки они еще дети!
– Малолетние воришки, грязные оборванцы, сукины дети. Одним словом, пускать таких в расход – благое дело. Как пить дать так и будет.
Скрипнул ключ в замочной скважине.
Дверь распахнулась.
Девушка повернула голову, выронила деньги и закусила нижнюю губу.
На пороге стоял Джек.
Он, словно проглотив язык, с величайшим изумлением переводил взгляд с девушки на незнакомца, которые тоже взирали на него с безмолвным изумлением.
Цирцея натянула простыню до подбородка и приоткрыла рот. Грудь ее тяжело дышала.
Джек стиснул зубы, желваки на его лице зашевелились. В этот момент он испытал такое разочарование и горечь, что ему хотелось убежать прочь и броситься вниз с края света. Одному Богу было известно, какими мрачными мыслями переполнялась его голова.
Заговорили они одновременно и произнесли одни и те же слова:
– Ты?
– Ты… – запнулся на секунду Джек. – Ты умеешь говорить?
– Что этому сопляку здесь надо? – грозно спросил мужчина, но прочитав испуг на лице девушки, осведомился: – Это он?..
Она кивнула, не сводя с Джека затуманенных глаз.
– Ну что ж, дорогому гостю – и почет особый, – сказал мужчина и одарил Джека улыбкой опереточного злодея.
Все произошло в один миг. В тот самый момент, когда мужчина сунул руку под подушку, где лежал его пистолет, Джек резко взмахнул рукой – и острое лезвие ножа вонзилось тому в шею. Мужчина обхватил ладонями горло и захрипел, глаза его выкатились из орбит, словно его ужалила ядовитая гадина. Затем он повалился набок и скатился с кровати на пол. Сквозь пальцы его быстро поползли красные змейки крови, которые он как будто хотел запихнуть назад.
С усилием поднявшись, мужчина направился к Джеку, медленно-медленно, продолжая держаться за шею, из которой хлестала кровь. И тут его колени дрогнули. Он снова повалился на пол, судорожно дернулся и поджал под себя ноги.
Крепко стиснув зубы, Джек улыбнулся – оскалился, как хищник, который выследил и затравил свою добычу. Злость грызла его нутро, как бешеная крыса, как целое полчище крыс, впивающихся зубами в осознание того, что его предали, продали – как лоха, точно последнюю дешевку.