дому, создавая видимость работы.
Я понятия не имею, что именно я ищу, но должно быть что-то, что даст мне подсказку.
В ящиках в прихожей и гостиной можно найти только пачку жвачек, старые батарейки, колоду карт и смятые чеки из кондитерской «Пэттис Пай». Я медленно пробираюсь к папиной спальне, проводя перьевой щеткой взад-вперед по стенам. На стенах сплошь фотографии моей семьи и поколений рода Миллеров, которые держали Дом Воспоминаний. Я останавливаюсь на мгновение перед фотографией папы, мэра и мамы. Она напоминает мне, что раньше мэр часто заходил к нам после закрытия, они с папой сидели на веранде и разговаривали до позднего вечера, как два лучших друга. Когда они перестали так дружить? Не помню.
На фотографии они оба улыбаются и поднимают перед камерой стаканы с холодным чаем в знак тоста. Мама рядом с ними, но она не улыбается. Уголки губ опущены, как будто кто-то забрал ее улыбку. Она тоже держит стакан холодного чая, но он темнее, как кола. Маме никогда не нравился сладкий чай, который пьет весь город, она пила свой черный чай и держала в холодильнике кувшин с ним специально для себя.
Я наклоняюсь ближе, чувствуя тяжесть маминого кольца на пальце. Что-то проскальзывает в моем сознании. Что-то смущает меня в мамином выражении лица…
Я стараюсь сосредоточиться, поэтому просто смотрю на фотографию, пытаясь зацепиться за мысль, которая вырывается наружу. Что это было?
Я качаю головой и продолжаю работать перьевой щеткой.
В папиной комнате темно и душно, шторы на окнах плотно задернуты. Я прохожу по комнате и распахиваю их, позволяя мягкому свету наступающего вечера проникнуть в комнату. Папу нельзя назвать аккуратным, но он следит за порядком на рабочих поверхностях, чтобы они не были загроможденными. Я начинаю с ночного столика, быстро перебираю ящики, потом перехожу к комоду, но не нахожу ничего интересного, кроме одежды, мелочи и нескольких старых маминых фотографий. Я провожу пальцем по ее улыбающемуся лицу, а затем аккуратно кладу фотографии на место.
В шкафу целая масса сложенных друг на друга коробок, в которых хранится всевозможное барахло, обувь, которую папа никогда не носил, зимние куртки, коробки из-под шляп, старые часы с радиоприемником, стопка DVD-дисков. Я не могу точно сказать, что это – вещи, купленные папой за многие годы, или часть хлама, оставленного посетителями, – вероятно, и то и другое. В любом случае, если здесь есть что-то, что не предназначено для моих глаз, это не будет лежать на виду, а сейчас я никак не смогу все это просмотреть. Мне нужно найти предлог, чтобы вернуться сюда и все здесь проверить, когда у меня будет больше времени.
Я поднимаю пыльную оборку у основания папиной кровати и заглядываю вниз. Пространство загромождено еще большим количеством коробок. Я приседаю и вытаскиваю одну из них. Картон легко поддается, когда я ее открываю. Стекло играет на свету. Это пустые банки, которые мы используем для хранения нежеланных воспоминаний. Я выдвигаю еще несколько коробок, но в них во всех хранится то же самое – пустые банки. Я уже собираюсь задвинуть последнюю коробку обратно под кровать, когда что-то привлекает мое внимание: ярко-желтая этикетка на одной из банок. Я достаю ее из коробки и подношу к свету, читаю витиеватую старомодную надпись:
Чудодейственный эликсир счастья.
Лекарство от всех печалей!
В коридоре слышится скрип половиц, поэтому я быстро засовываю банку обратно в коробку и задвигаю ее под папину кровать. Через мгновение тишину нарушает голос Виви.
– Люси! Что ты здесь делаешь? – Загипсованная рука плотно прижата к груди, а другая, как всегда, на талии.
– Я… просто… – Я хватаю перьевую щетку и махаю перед ней. – Убираюсь. Я подумала, что, наверное, прошла уже целая вечность с тех пор, как папа вытирал здесь пыль.
Она прищуривает глаза и оглядывает комнату.
– Тебе не следует здесь находиться. Это личное пространство твоего отца. Как бы ты себя чувствовала, если бы он копался в твоей комнате без разрешения?
– Я просто пыталась помочь. – Я снова взмахиваю перьевой щеткой, словно это доказательство того, что я не шпионила, хотя именно это я и делала.
Виви снова сканируют комнату, потом останавливает свой взгляд на мне, и я вспоминаю о ее предупреждении Марко держаться от меня подальше, потому что это опасно. Что она пытается от нас скрыть?
– Твой отец только что закончил с последним посетителем. Убери эту щетку и помоги мне закрыться на ночь.
И затем она выходит из комнаты, цокая каблуками, не сказав ни слова.
Виви остается в Доме Воспоминаний дольше обычного. Она говорит что-то о бухгалтерских книгах и ошибке в подсчетах. Но я не могу избавиться от ощущения, что она задерживается, чтобы следить за мной. Как будто она знает, что Марко планирует быть здесь, и хочет, чтобы мне было как можно труднее улизнуть. Когда она наконец уходит, часы показывают почти десять.
Я сижу в своей комнате с маминым альбомом, разложенным на коленях. Внизу в доме тихо. Снаружи ночь замерла в ожидании, открывая свои тайны. Скоро придет Марко.
Я переворачиваю очередную страницу. Мамины фотографии улыбаются мне в ответ, словно обещая что-то.
Она всегда говорила, что возьмет меня с собой в путешествие, чтобы я смогла увидеть мир своими глазами. Столько лет обещаний – почему мы просто не сели в машину и не поехали?