Здесь совершенно неожиданно мне представилась прекрасная возможность познакомиться самым удобным способом с печатным станком, наборными шрифтами и всем, что здесь существует. Это была очень ценная возможность для меня как для писателя и, вероятно, никогда больше не представилась бы мне.
Заработная плата, которую Мюнхмайер мог мне выплачивать, была незначительной, но я получал такие гонорары, что на самом деле мне она и не была нужна.
И я совсем не был связан.
Он предложил мне ежеквартальную возможность увольнения.
Так что я мог уйти через каждые три месяца, если мне это не нравилось.
«Попытайтесь! Скажите да!» — просил он меня, увеличив мне месячную зарплату.
«Когда мне следует приступить?» — спросил я.
«Самое позднее послезавтра. Это срочно. Этот Фрейтаг не должен опередить нас».
«Но вы же знаете, что я был осужден?»
«Я знаю все. Но это не важно».
«И я даже под наблюдением полиции!»
«Я этого не знал, но это тоже не имеет значения. Потому что, а так оно и есть, вы для меня самый важный! Примите это!»
Это звучало исключительно трогательно. Он протянул мне руку, отец и мать умоляюще кивали мне, затем я пожал ему руку и стал — редактором.
Когда я приехал в Дрезден, то сначала снял меблированное жилье, но Мюнхмайер очень скоро предоставил мне несколько комнат в качестве редакционной квартиры, и я купил соответствующую мебель.
Я нашел издательство крайне неприглядным, уродливым.
«Черная книга» была откровенно преступной. «Храм Венеры» в действительности оказался отвратителен, рассчитанный на самый низкий уровень чувственного удовольствия, с чудовищными описаниями и заполненный ужасными откровенными иллюстрациями.
Также была аптечка от болезней, передающихся половым путем, с помощью чего можно было зарабатывать суммы, показавшиеся мне почти невероятными.
Эти бесстыдные страницы с картинками были повсюду. Рабочие забирали их домой. Четыре дочери Мюнхмайера, тогда еще дети младшего школьного возраста, читали и играли с ними, а когда я предупредил г-жу Мюнхмайер о последствиях, она ответила: «Вы так думаете? Неужели? Это наше лучшее издание! Это приносит много денег!»
Я решил, что или это нужно изменить, или я уйду без предупреждения.
Что же касается «Наблюдателя на Эльбе», редактирование чего я взял на себя, то с первого взгляда понял, что его следует закрыть.
Мюнхмайер был достаточно разумным, чтобы признать это.
Мы закрылись, пришла бумага, и я основал вместо него три другие, а именно два приличных развлекательных листа, которые назывались «Deutsches Familienblatt» («Страница немецкой семьи» — прим. перевод.) и «Праздничные часы», а также специальный и развлекательный лист для шахтеров, плавильщиков и металлургов, к которым я дал заголовок «Schacht und Hütte» («Колодец и хижина» — прим. перевод.).
Эти три листа были разработаны, чтобы удовлетворить эмоциональные потребности читателей и привнести солнечный свет в их дома и сердца.
Что касается «Schacht und Hütte», то я ездил в Германию и Австрию, чтобы посетить крупные компании, например к Хартманну, Круппу, Борзигу и т. д.,
И так как такие статьи были необходимы в то время, я добился успехов, которые меня самого поразили.
Наши страницы так разошлись, что Мюнхмайер подарил мне на Рождество пианино.
Его конкурент Фрейтаг очень старался, поначалу добившись успеха, но спустя короткое время ему пришлось сдаться.
В это переходное время развития случилось так, что Мюнхмайер оказался должен иностранным властям за распространение «Храма Венеры».
Автором этой позорной работы был Отто Фрейтаг, который порвал с Мюнхмайером лишь потому, что тот не позволял ему участвовать в прибыли, которую приносило сотрудничество.
В книге был восхитительно написанный раздел о «проституции», который, однако, вызвал напрямую внимание полиции с ордером на обыск. Он был выдан Мюнхмайеру с какой-то стороны, и я не знал, что будет проводиться обыск дома из-за «Храма Венеры».
Тут же началась лихорадочная деятельность по предотвращению грозивших здесь неприятностей. Доверяли любому, кто был способен помочь, но никто ни словом не обратился ко мне, видимо стало стыдно.
Там были тысячи печатных экземпляров. Один спрятали целой кипой, доходившей до потолка, позади других кип. Завалили ими лифт. Было использовано каждое потайное место. Многое, находящееся под угрозой изъятия, было перемещено в жилые квартиры и даже спрятано под детскими кроватями.
Все произошло так быстро и так ловко, что в итоге полиция с трудом обнаружила косвенные следы, и в течение долгого времени дом Мюнхмайеров хвастался остатком, который затем был разобран находчивыми властями Дрездена.
Я узнал об этом позже, намного позже, и сделал свои выводы. Места здесь мне не было. Я хотел из бездны прочь, но не наоборот!
Могу сказать, что в то время я много работал и честно старался превратить Колпортаж Мюнхмайера в достойное издательство.
Мюнхмайер так подружился со мной, что мы стали почти как братья.
Я чувствовал себя хорошо, пока он выполнял то, что я считал верным.
В первых выпусках трех, вновь созданных газет, я начал осуществлять свои литературные планы.
Я уже сказал, что в этой связи хотел обратить внимание на жителей двух половин мира, а именно на индейцев и исламские народы.
Я сделал это здесь и сейчас.
Я определил «Немецкую семейную газету» для индейцев, а «Праздничные часы» для Востока.
В первом листе я сразу начал с «Виннету», но в соответствии с другим индейским диалектом, пока назвал его Ин-ну-во.
Я был уверен, что у этих двух газет есть будущее, и представлял, что могу оставаться редактором в течение нескольких лет.
На то, что я хотел, было достаточно места и времени.
Само собой разумеется, я также писал для других компаний, о которых мне нет необходимости упоминать, но без намерения с ними сотрудничать.
К сожалению, мои добрые дальновидные намерения внезапно натолкнулись на неожиданное препятствие, которое на самом деле не должно было стать преградой, а скорее, означало признание, продвижение по службе.
Чтобы привязать меня к компании, они предложили мне жениться на сестре фрау Мюнхмайер.
Для этого мой отец был приглашен в Дрезден. Ему разрешили остаться в качестве гостя у Мюнхмайеров на две недели, а отец госпожи Мюнхмайер предложил ему породниться.
Все вышло ровно наоборот. Я сказал «нет» и подал на увольнение, потому что теперь, само собой разумеется, я не мог оставаться, тем более что именно в это время я больше узнал о трюке, разыгранном с полицией Дрездена.
Теперь о моих планах приходилось молчать, но я не отказался от них.
Когда квартал закончился, я съехал от Мюнхмайера, но не из Дрездена.
Разрыв с колпортажем меня нисколько не задел.
Я снова был свободен, написал несколько неотложных рукописей и отправился