ни к какому делу.
– Чистая правда.
– У Джека есть потрясающий трюк, чтоб они заткнулись, когда в классе базар, – замечает Моксон.
– Что происходит всегда, – подтверждает Джек.
– Ну давай, расскажи.
– Тут нет никакого секрета… Военный приказ «молчать!» на них не действует, но если крикнуть «Господа!», они замирают. Тогда я вытаскиваю одного из этих придурков, кто ближе сидит, и что-то шепчу ему на ухо. Все умолкают, потому что пытаются расслышать, о чем же я ему толкую, – и тут они мои.
– Вот это ловко, – хвалит полицейский.
Бармен ставит на стойку еще три джина. Моксон пробует и одобрительно встряхивает головой. Уилсон с любопытством смотрит на Кампелло:
– Вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на одного американского актера, на Джеймса Кэгни?
– Много раз.
– И сколько вы поймали?.. Шпионов, как выражается Уилл.
– Меньше, чем хотелось бы.
Моксон смеется:
– В своем деле он куда более жесток, чем Кэгни. Уже повесил пару сукиных сынов.
– Серьезно?
Кампелло пьет коктейль и молчит. Уилсон не отстает:
– А что чаще всего ищут вражеские агенты?
Полицейский неохотно отвечает: они собирают информацию о складах оружия, топлива и продуктов питания, спрятанных в туннелях, об аэродроме, о противовоздушных батареях на вершине Пеньона. И, конечно, о том, что делается в порту.
– Все, что касается порта, интересует их больше всего, – заключает он.
– Надо же.
– Да.
Уилсон на секунду задумывается.
– Я знаю место, откуда порт просматривается как на ладони, – говорит он наконец. – Верфи, пакгаузы, корабли… Видно все.
– Наверняка Гарри оно известно, – замечает Моксон. – От него ничто не ускользнет.
Профессиональный инстинкт заставляет Кампелло насторожиться.
– Это какое место?
– Книжный магазин на Лайн-Уолл-роуд, на втором этаже… Там терраса с прекрасным видом.
С минуту полицейский раздумывает.
– Магазин Силтеля Гобовича?
– Он самый.
– Магазин я знаю, а вот террасу не помню.
– Она великолепна. Я как раз был там пару дней назад. И еще встретил одну необыкновенную девушку… Владелица книжной лавки по другую сторону решетки.
– Красивая? – интересуется Моксон.
– Недурна по нынешним временам.
– Испанка?
– Надо думать.
– И что у нее с Гобовичем? – спрашивает Кампелло.
– Работала у него в испанскую Гражданскую войну и теперь иногда его навещает.
– Замужняя? – спрашивает Моксон.
– Вдова моряка торгового флота.
– А-а, вот оно что.
– Гобович говорил, ее мужа убили в Масалькивире.
Инстинкт у ветерана полиции срабатывает, как у лошади, которая, потеряв наездника, безошибочно приходит в стойло. Кампелло отпивает из бокала и ставит его на картонное блюдечко с очертаниями отеля и названием, как раз на влажный кружок, где бокал до этого стоял.
– И кто его убил?
– Кто же еще-то?.. Мы, британцы.
7
Поезда доктора Сокаса
Низкие желтые тучи приносят из Африки ненастье в юго-восточную часть бухты. Возможно, принесут и дожди. Вдалеке волны сначала высоко вскидывают белые гребни, а затем обрушиваются на южный мол Альхесираса. Ветер нещадно треплет тент бара-ресторана «Делисьяс», что рядом с отелем «Марина Виктория».
– Ничего не попишешь, – замечает Дженнаро Скуарчалупо, – нынешней ночью никто не выйдет.
– Завтра тоже, – соглашается Тезео Ломбардо. – После ненастья на море будет сильное волнение.
– Не везет.
– Да уж.
Два итальянца сидят на террасе и смотрят на мол Ла-Галера. Непогода нарушила все планы. Даже паром, который соединяет город с Танжером, не решается выйти в море: приходится отложить рейс, и раздосадованные пассажиры покидают пристань, чтобы вернуться в свои дома, отели и пансионы. Кучера и таксисты бросаются к ним, радуясь неожиданной выручке и предлагая свой транспорт.
Ломбардо допивает вермут и откидывается на спинку стула.
– Торопиться некуда, – произносит он.
– Это уж точно. Совсем некуда. – Скуарчалупо озирается, желая убедиться, что поблизости никого нет. – А может, это и к лучшему, а?.. Конвой, который сейчас формируется, на некоторое время откладывается – выбор будет больше, и успеем наметить цель.
– Может, и так.
Скуарчалупо мечтательно улыбается:
– Жизнь бы отдал за авианосец, братишка.
– А мы и так ее отдаем.
Ломбардо произносит это спокойно, без всякого выражения. От его слов Скуарчалупо вздрагивает. Ему не нравится, что венецианец так безразлично говорит о том, о чем говорить нельзя. Лицо Скуарчалупо серьезно, он искоса смотрит на товарища, прикасается к медальону, который носит на шее, и, отпугивая злую судьбу, взмахивает рукой, будто что-то отталкивает.
– Чур меня… Не произноси такого перед неаполитанцем, прошу тебя. Не доставай меня.
Ломбардо рассеянно улыбается:
– Меня вполне бы устроил и линкор, Дженна. Или даже крейсер.
Скуарчалупо знает эту улыбку, она дорогого стоит. Он видел ее десятки раз на мокром лице своего товарища, когда тот снимал маску дыхательного аппарата после тяжелых тренировок в Бокка-ди-Серкьо и в Специи: ночное ориентирование, подводное плавание с препятствиями, действия со взрывчаткой – все то, что до конца выдерживал только каждый пятый. Тезео Ломбардо никогда не улыбался через силу, всегда был спокоен и неутомим, и даже в самые трудные моменты улыбка озаряла светом его черты, искаженные тяжелой работой под огромным давлением воды. Словно улыбается дельфин: такая улыбка означает, что вы связаны узами, такими же крепкими, как родственные, а может, и того крепче. И в самом деле, заключает неаполитанец, Тезео Ломбардо, капитан-лейтенант Маццантини и остальные товарищи из отряда «Большая Медведица» и есть моя настоящая семья. Единственная, которая сейчас у меня есть, братья в жизни и в смерти. Думая об этом, он бросает взгляд на двери отеля.
– Капитан-лейтенант надеется на крупную рыбину. – Он смотрит на часы. – И, как я погляжу, он здорово опаздывает.
Товарищ предлагает ему сигарету, и Скуарчалупо с удовольствием ее принимает. Американские «Лаки», светлый табак с другой стороны решетки, как здесь говорят. Несмотря на нехватку всего и на пайки, табак продается в каждом баре и не облагается