– Идет война, – говорит он. – Вы собираетесь из-за нас рисковать жизнью, и это уже не игра… Вы сделаете это ради Италии и ради Испании.
Она смеется, берет сумочку и встает.
– Не вмешивайте сюда Испанию. И Италию тоже.
Ломбардо отступает на шаг, давая ей пройти. Он смущенно моргает, пытаясь осмыслить то, что услышал.
– На самом деле не ради этого, – продолжает Елена, – хотя я постараюсь думать, что так оно и есть. Суть в другом. Вы и ваши товарищи знаете мое настоящее имя. Вот и я хочу знать настоящее имя человека, который только что ушел.
– Это не положено, – твердо говорит он. – Вы ставите меня в неловкое положение.
Она идет к застекленной двери, открывает ее и выходит на крытую террасу. За кронами пальм виден синий полукруг бухты на фоне огромной темной скалы.
– Ваш командир сказал, вы всё знаете обо мне. Ведь он ваш командир, так?
Ломбардо выходит на террасу вслед за ней; там они стоят рядом.
– Да, – отвечает он.
– Я должна доверять всем членам группы, и это вполне разумно, требовать от каждого каких-то доказательств честности. Особенно от вас.
– Почему от меня?
– Потому что с вас все и началось.
Он опирается руками о балюстраду, глядя на море. Через некоторое время сокрушенно качает головой:
– Я не могу…
В ее тоне снова появляется резкость:
– Да ладно, главный старшина Тезео Ломбардо… Если англичане меня схватят, вы думаете, не все равно будет, знаю я что-нибудь или нет?
Он снова часто моргает. При дневном свете глаза у него совсем зеленые.
– Вы всегда так холодны?
– Только когда, как вы сами выразились, я рискую жизнью.
– А кажется, риск для вас – дело привычное.
– Я обнаружила, что заиметь подобную привычку не так уж сложно.
Она смотрит на его неподвижный профиль: черные, коротко остриженные волосы, прямой нос, крепкая скула с темным пятном отрастающей бороды. Великолепный пример мужчины с мужским лицом и мужским телом, думает она. Солнце и Средиземное море трудились над ним веками – и вот результат. Чего тут только не было за это время: шторма, сражения, ловля рыбы, кораблекрушения, корабли, выброшенные на песок под звездным небом, корабли, подожженные и сгоревшие прямо на рейде. Он похож на бронзовую или мраморную скульптуру, какими полны музеи.
– Почему вы говорите, что все началось с меня? – слышит Елена.
Она поворачивается к нему в раздражении. Так бы и ударила, думает она. Совсем тупой.
– Ради бога, – отвечает она, будто это совершенно очевидно. – Вы лежали на берегу без сознания. С этого и началось.
Ломбардо продолжает внимательно рассматривать пейзаж. Или делает вид.
– Его зовут Маццантини. – говорит он наконец. – Капитан-лейтенант Маццантини.
Он произносит это имя словно через силу, как будто вынужден пойти против собственной совести.
– Он тоже выходит по ночам в бухту?
– Тоже… он настоящий мужчина.
Они стоят лицом к лицу и не отрываясь смотрят друг на друга.
– Почему вы мне это сказали? – нарушает она молчание.
– Вы просили у меня доказательство доверия.
– И почему вы мне его предоставили? Ведь вы солдат. Вы не должны так легко отказываться от своего долга.
Он немного колеблется.
– Если англичане…
У него вдруг перехватывает дыхание, и он умолкает. Пристально смотрит на нее. Под расстегнутым пиджаком и галстуком белая рубашка обрисовывает его крепкий торс пловца. Елена стоит совсем близко и чувствует, как от него веет теплом и покоем, точно от ребенка. Она чувствует, как горячая волна поднимается к сердцу. Уже больше двух лет ее не обнимал мужчина.
– Если арестуют, мне будет лучше, если я смогу что-то рассказать, так?
Ломбардо не отвечает. Он смотрит на нее, как и раньше, пристально и вполне невинно. Я бы сейчас поцеловала его, думает она, если бы не надо было соблюдать приличия. Я бы взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы, оцарапавшись о жесткую щетину на подбородке. Вдыхая запах его кожи и его прошлого.
– Не знаю, как насчет вашего капитан-лейтенанта, а вот вы действительно настоящий мужчина.
Он улыбается. Эту белую полоску на его лице Елена уже почти любит.
– В прошлый раз вы сказали, что я упрямый.
Она кивает:
– Вижу, вы с этим согласны.
– Я также помню, как сказал вам, что в другом месте, в другое время…
– В другой жизни?
– Именно так.
– Вы не договорили. Только начали.
– Да.
– И что бы произошло в другой жизни?
– Я… Ладно. Я хочу сказать, что вы…
Сегодня уже ничего не произойдет, понимает она. Возможно, так и надо; решающие слова тут – может быть или никогда. И, не думая о том, что делает, повинуясь необъяснимому порыву, она поднимает руку и кладет ее мужчине на грудь. Только это: приложить руку и услышать биение его сердца. И она слышит. Она чувствует ритмичные удары сквозь ткань рубашки. Должно быть, вот так стучит его сердце и под покровом моря и ночи, когда он рискует собой, думает она. Когда он в бою.
– У нас только одна жизнь, – говорит она.
Он смотрит на нее, замерев от удивления, неподвижный, как те самые статуи, на которые он похож. Его рот едва приоткрывается, будто он не может произнести ни звука, потому что слова, которые нужно сказать, окончательно перепутались. Через секунду, унося на кончиках пальцев тепло мужчины и биение его сердца, Елена убирает руку, берет сумочку и плащ и выходит из номера 246.
В это самое время в семи с лишним километрах от них, на противоположном берегу бухты, Гарри Кампелло пересекает сад отеля «Гибралтарская скала». Несколько солдат Королевских инженерных войск в рабочих комбинезонах сооружают нечто похожее на сцену, и еще несколько человек расставляют складные стулья. Аромат цветов смешивается с запахом свежей древесины. Слышатся удары молотка.
– Вот так сюрприз, парень! – восклицает Уилл Моксон, при виде Кампелло