прервав разговор с каким-то военным. – И ты здесь.
– Захотелось на людей посмотреть.
Капитан-лейтенант отпивает пиво из бутылки.
– Повышенные меры безопасности?
Кампелло искоса глядит на собеседника Моксона: это долговязый мужчина с нашивками сержанта сухопутных войск. Странно видеть здесь человека такого чина: «Скала» принимает только командный и офицерский составы.
– Вроде того, – отвечает Кампелло сдержанно.
– А меня освободили от моих обычных обязанностей на сорок восемь часов. – Моксон неохотно обводит сад рукой. – Чтобы я занимался всем этим.
– Это хорошо или плохо?
– Зависит от того, как пойдет. Под предлогом, что я актер, генерал Макфарлан лично увидел во мне человека, способного организовать постановку последнего диалога Отелло и Дездемоны: «Так надо, о моя душа, так надо…»[30] И так далее. Хочет выжать все возможное из визита Гилгуда и Ли.
– Джон Гилгуд и Вивьен Ли? – с удивлением переспрашивает полицейский.
Моксон допивает пиво и бросает бутылку в урну.
– Они самые. Участники фронтовых бригад прилетают завтра утром прямым рейсом из Касабланки вместе с исполнителем шуточных песенок и двумя-тремя красивыми девушками, которые поют, одетые в форму женских вспомогательных отрядов.
– Это хорошая новость. Не уверен, правда, что история о ревности подходит для гарнизона, где мужчины служат вдалеке от своих жен.
– По-моему, в этом-то все и дело, – весело соглашается Моксон. – Генерал думает, что они захотят побыстрее выиграть войну и вернуться домой.
– И увеличить статистику преступлений на почве страсти, как в восемнадцатом году.
– Перед нами полицейский – противник веселья… В любом случае никому не рассказывай, это секрет. Если что-то просочится раньше времени, поднимется большой шум, и генерал повесит меня собственными руками.
Кампелло внимательно изучает другого военного. В то время или во все времена ему необходимо, прежде чем заговорить с человеком, узнать, что это за человек.
– А кто твой друг?
– О, прошу прощения… Знакомься: Джон Бёрджесс Уилсон.
– Очень приятно.
– Можешь называть его Джек, он отличный парень. Познакомились в Университете Манчестера… Он там сочинял такие интересные песенки, от которых у девчонок промокали трусики.
– Только у дурнушек, – спокойно поправляет его мужчина. – Красотки покупали трусики от «Бёрберри» и старались их не намочить.
– Какая прелесть, – смеется Моксон. – Надо взять на заметку.
Кампелло с Уилсоном пожимают друг другу руки. У того влажные глаза, а руки тонкие и бледные, несколько женственные. Моксон указывает на него пальцем, имитируя пистолет:
– И пусть тебя не обманывают три его нашивки… Джек служит в Учебно-образовательном корпусе, пишет стихи, довольно востребованный поэт. Фанатик Джойса.
– Кого?
– Джойса, Джеймс Джойс. Автор «Улисса», ну, ты же знаешь.
– А-а.
– Это он втянул меня в авантюру с Шекспиром.
– А-а.
Моксон критически смотрит на плотников, потом бросает взгляд на часы.
– Время пить джин, как говорят наши в Индии. Бармен в этом отеле – славный малый. Есть мелочи, до которых милитаризация еще не добралась… Ты с нами, Гарри?
Кампелло кивает:
– Время пить джин – мое настоящее имя.
– Тогда за дело.
Они входят в бар, устраиваются на табуретах за стойкой, и Моксон заказывает три коктейля с джином «Старый Том». В баре несколько офицеров, пианист в мундире полкового оркестра первого батальона Хартфордширского полка наяривает «Не будь жесток к овощам» – и ни одной женщины. Сквозь витрину Кампелло видит бухту и береговую часть Альхесираса, освещенную лучами солнца, которое с каждой минутой багровеет. За проливом сквозь легкую серо-голубую дымку угадывается Африка.
– Мне нравится это место, – замечает Моксон. – Одно из немногих под этой каменной глыбой, где не несет чесноком. – Он поворачивается к Уилсону и подмигивает: – Знаешь шутку о том, кто такой гибралтарец?
– Нет.
– Это араб, который говорит по-испански, а думает по-английски… Ха-ха.
Собеседник едва улыбается и окунает губы в выпивку.
– Очень мило, – говорит Кампелло.
– Ничего личного, старый мой дружище. Ты ж меня знаешь. К тебе не относится.
– Весьма великодушно с твоей стороны.
Они выпивают, слушая музыку.
– Как идет работа, Гарри? – интересуется Моксон.
Кампелло уклончиво пожимает плечами:
– На сюжет на мысу Европа мне дали пару дней, направив по ложному следу: подозрительный испанец, который частенько наведывался к еврею-фармацевту на улице Гавернор… В конце концов оказалось, что у него гонорея, но он стеснялся лечиться в Ла-Линеа.
Моксону сюжет нравится, он смеется:
– Нельзя все время выигрывать.
– Это уж точно.
Теперь пианист играет «Ты – наслаждение моего сердца». Моксон подзывает бармена:
– Еще три «Старого Тома», парень. И рома чуть побольше.
Он показывает на Кампелло и снова подмигивает Уилсону:
– Гарри ловит шпионов и саботажников, представляешь… Это его работа.
– А Уилл – большой болтун, – парирует полицейский. – Это не его работа, но ему это нравится.
– Хоть я и сижу в сухом доке актером в военной форме, я люблю светское общество, старина. Оно требует разговоров, а Джек заслуживает доверия.
– Твоего доверия, ты хочешь сказать.
– Я это и имею в виду. Я знал его еще до войны. А сейчас ты видишь перед собой настоящего героя.
– О да, – подтверждает другой не без сарказма.
– Он занимается тем, что обучает коренное население в Оперативной группе порта – а они не люди, а самый распоследний мусор, какой только есть, – талдычит им и про Британскую империю, и про наших союзников, американских и советских, и про демократию, и про все такое прочее… Он их окультуривает – или пытается.
– Тогда я не завидую, поскольку прекрасно знаком с этими отбросами, – высказывается Кампелло. – Крадут в порту все, что плохо лежит, и потом перепродают на черном рынке. Они грубые и агрессивные.
– И неграмотные, – добавляет Уилсон.
– И это тоже.
– Они не способны прочитать даже надписи к комиксам про Джейн в «Дейли миррор»[31]… Их загоняют в армию, как скот, под воинскую дисциплину, а платят всего ничего.
– Профсоюзы считают, что их невозможно приучить