со мной так нежно и заботливо? Чтобы потом потоптаться по мне? Снова и снова? Зачем? Он просто хочет сожрать меня — выпить эмоции и опустошить душу, оттрахать тело так, чтобы от меня самой не осталось ничего, кроме сухой и пустой оболочки.
Врач приезжает меньше чем через час. Я не хочу его пускать. Любому станет ясно, что со мной полный порядок. Но мама настояла на том, чтобы он осмотрел меня. Мужчина производил хорошее впечатление, поэтому я не стала препятствовать осмотру, с тоской думая о том, что он несомненно доложит Мэтью о моём настоящем состоянии.
— Я бы порекомендовал вам находиться в постели ещё пару дней, — внезапно говорит доктор. С удивлением смотрю в его светлые глаза. — Нервное истощение может быть так же опасно, как серьёзное вирусное заболевание, — объясняет он. — А в некоторых случаях даже опаснее. Всего хорошего, мисс. Вот здесь рекомендации и рецепт…
Врач уходит. Не знаю, пожалел ли он меня или на самом деле посчитал, что мне стоит отдохнуть. Наверное, я выгляжу настолько ужасно, что всем вокруг хочется меня пожалеть. Мне придётся дистанционно решать многие из вопросов. И я искренне рада тому, что смогу отдохнуть от пристального внимания Мэтью.
Отдохнуть? Как бы не так! Мой телефон то и дело разрывается звонками и сообщениями от него. Но как ни странно, он обсуждает со мной исключительно деловые вопросы. Я рада этому. Конечно, я рада.
Но внутри испытываю странное ощущение пустоты. Какой-то части меня нравилось то, как он смотрел на меня — жадно, одержимо, голодно. Мне нравилось, что он желал меня так, как не желал ни один другой мужчина. Сейчас я оказалась этого лишена и начинаю тосковать по его жажде.
Первый день пролетает незаметно. Меня навещает Стенли, принося с собой огромный букет цветов и сожаления о том, что я не смогу составить ему компанию на какой-то крутой вечеринке. Я с трагическим выражением на лице приношу извинения, но в душе рада. Но Стенли уверяет меня, что предпочёл бы появиться в моей компании и заверяет меня, что вернёт приглашение и лучше проведёт это время с пользой, навестив родственников, проживающих в соседнем штате.
Второй день тоже проходит в установившемся режиме. Мерзавец звонит меньше и пишет не так часто. И я почти вою от тоски. Мне кажется, что он ускользает от меня. Вопреки всей грязи, что была между нами, мне хочется его задержать.
С Сарой я сталкиваюсь лишь однажды, на кухне. Задаю ей единственный вопрос:
— Как прошла ночь?
— Лучшая в моей жизни! — не колеблясь, отвечает она, облизнув губы языком. — Жду повторения. Это было незабываемо… Сегодня я буду пай-девочкой, но потом оторвусь как следует!
Я едва ли не убегаю прочь. Точнее, внешне я просто презрительно усмехаюсь, но внутренне я бегу прочь.
Всю жизнь я только и делаю, что убегаю, прячусь, изображая из себя кого-то, кем не являюсь. Мне хочется вырваться на свободу и крикнуть в полные лёгкие, что я — есть, и я — другая. Я — не то, что все другие хотят видеть во мне. Я другая… Просто я страшусь показаться настоящей.
Но рядом с Мэтью я начинаю дышать. Это так странно — он отбирает у меня частички кислорода и возвращает их отравленными собой, но я вдыхаю их и чувствую, как у меня расправляются крылья.
На третий день я начинаю изнывать от тоски. Мне осточертело валяться в кровати. Даже Мэт не достаёт меня телефонными звонками. Я с каким-то унынием думаю о возвращении к офисной работе. Словно жизнь потеряла для меня вкус. Но всего один звонок — и мой пульс разгоняется до предела. Звонок от Мерзавца.
— Ты ещё не соскучилась, Огонёчек? — говорит он вместо приветствия.
— Нет.
— Без тебя в офисе жутко скучно! — ухмыляется Мэтью. — Мне не с кем препираться, представляешь? Все лебезят передо мной и слушаются беспрекословно. А мне жутко сильно не хватает грязных словечек и яростных ругательств, испускаемых из твоего ротика…
— О, надо же!
— Я по тебе соскучился, Огонёчек, — хрипло выдыхает Мерзавец.
Соскучился? Это наглая ложь. Уверена, что за эти три дня он успел потрахаться не только с Сарой. Мэту удаётся вывести меня из себя за считанные секунды!
— Думаю, тебе всегда есть, кого трахнуть! — шиплю я и встаю, начиная нервно ходить по комнате.
— Есть, конечно. Например, твоя сестрёнка была не прочь начать отсасывать мне едва ли не с первой минуты. Представляешь? Такая маленькая, но жутко развратная дрянь!
— Меня не интересуют подробности!
— Конечно, не интересуют, — усмехается Мерзавец и добавляет серьёзным тоном. — Выйди на балкон позади дома, Огонёчек… Пожалуйста.
Я изумлённо смотрю на телефон.
— Ты сказал «пожалуйста»?
— Ага. Прикинь. Помойный отброс вроде меня умеет прилично выражаться!
— Я не считаю тебя помойным отбросом.
— О да, конечно… Ведь у меня крутой папаша!
— Дело не в имени твоего папаши, а в тебе самом. Возможно, тебе нравится вести себя, как помойный отброс, но, думаю, ты лучше, чем хочешь казаться! — говорю я и осекаюсь, понимая, что болтаю слишком много. — Хорошо. Я вышла на балкон. Что теперь?
— Теперь смотри вперёд… — проникновенно говорит Мэтью. — Скоро увидишь сюрприз.
Я смотрю в указанном направлении. Не знаю, что задумал Мэтью. Часть обзора загораживается ухоженной рощицей деревьев позади дома. Но потом я замечаю, как в небо поднимается китайский фонарик. В сгущающихся сумерках жёлтый фонарик смотрится, как луна, взмывающая высоко вверх. Я смотрю и не могу оторвать от него взгляд.
— Такие фонарики запускают, чтобы загадать желание. Ты же жутко больна и не можешь выйти прогуляться, да? — тихо смеётся Мэтью. — Но я надеюсь, что это всё-таки случится. Запустив этот фонарик, можно сказать, что я загадал своё желание. Тебя.
Я сглатываю ком в горле. Глаза жжёт слезами. Слова Мерзавца рвут моё сердце в клочья. Неужели он может быть таким — проникновенным и внимательным? Или это очередная уловка, чтобы потом поглумиться над моей доверчивостью.
— Жду тебя в офисе завтра, Эбби, — произносит моё имя, сексуально протягивая гласные. — Ты придёшь?
— Я слишком долго