Картрайт выглядел ошарашенным. Его взгляд метнулся от леди Корнуолл к Джеймсу, а затем к леди Виктории.
— Ну, полагаю, они… э-э… весьма привлекательная пара, — выдавил он с заметным усилием.
— А как сейчас в Йорке? — Единственное, что мог сделать Джеймс, чтобы сгладить неловкость, — это сменить тему. Впервые ему изменило остроумие, и он не мог призвать на помощь свое обаяние. Даже улыбка, покорившая многих женщин, была напряженной. Нервы были на пределе, и единственным утешением — хотя и слабым — явился тот факт, что мать проводит лето в Италии, а следовательно, не может стать свидетельницей этой глупости. Другое дело отец. Даже если он слышал в коридорах парламента об ухаживании своего сына за леди Викторией, Джеймсу еще предстояло сообщить ему об этом лично.
— Дождливо, — отозвался Картрайт с натянутой улыбкой.
Взгляд друга уже несколько раз метнулся в сторону бального зала, и Джеймс догадался, что того беспокоит Мисси. Его желудок сжался, и жгучее неприятие происходящего, которое ему удавалось держать в узде всю последнюю неделю, вырвалось наружу. Что случилось с леди Викторией, которую он считал безопасной, с которой он никогда не был настороже?
Мисси.
Не будь он охвачен страстью к Мисси и не напейся до такой степени, Джеймс никогда бы не потерял голову в минуту слабости. И не оказался бы прикованным к женщине, к которой он скорее всего будет испытывать неприязнь всю оставшуюся жизнь.
— Кажется, я видела леди Рэндольф, — сказала маркиза, нетерпеливо озираясь. Казалось, она явилась на бал с единственной целью, заключавшейся в том, чтобы хвастаться им, Джеймсом, как призом, выигранным на деревенской ярмарке. Вечер простирался перед ним как тюремный срок.
Каменная терраса, располагавшаяся за французскими дверями, предоставила Мисси убежище от душной атмосферы бального зала. В саду, для ухода за которым, наверное, требовалась целая армия садовников, прогуливалось несколько пар. Они находились достаточно далеко и были слишком заняты друг другом, чтобы заметить одинокую фигуру, углубившуюся в темные аллеи.
Мисси давно отчаялась получить хоть какое-то удовольствие от бала. Куда бы она ни посмотрела, везде видела их. Джеймс практически не отходил от леди Виктории, чем бы они ни занимались: танцевали, угощались закусками или разговаривали. Мисси разрывала ревность, какой она не испытывала до этого вечера, оставляя в сердце зияющие раны. Она ненавидела его, ненавидела их обоих.
Вдохнув насыщенный ароматом цветов теплый воздух, Мисси остановилась возле шпалер желтых маргариток и обхватила себя руками, словно защищая свое раненое сердце.
Услышав позади шаги, она догадалась, кто нарушил ее уединение, даже раньше, чем увидела длинную тень на плитках дорожки. Чутье подсказало ей, что это Джеймс. Она ощущала его каждой клеточкой тела, но не стала оборачиваться. Спустя пару секунд он предстал перед ней, более мрачный, неприступный и привлекательный, чем полагалось мужчине, причинившему ей столько боли. Мисси возненавидела его еще больше.
Не сказав ни слова, она смерила его взглядом, от золотых пуговиц на черном жилете до сурового лица, едва различимого в сумраке безлунной ночи. Затем бросила выразительный взгляд через его плечо.
— Едва ли твоей невесте понравится, что ты находишься здесь, наедине со мной.
Джеймс еще плотнее сжал губы.
— Мы пока еще не помолвлены, — возразил он, глядя на ее губы.
— Вот именно, пока еще. — Ее горло пересохло. Какое он имеет право смотреть на нее подобным образом? Он практически обручен с леди Викторией, его намерения ясны как белый день. И тем не менее, глядя на нее с жаром, способным воспламенить воздух, он стоит здесь, где на них может наткнуться каждый.
— Думаешь, это то, чего я хочу? Что я спланировал это?
Мисси отвернулась, уставившись на цветы.
— Меня не особенно интересует, чего ты хочешь и от кого. Что бы я ни чувствовала к тебе, это умерло неделю назад. Можешь ухаживать и жениться на леди Виктории с моего благословения.
Джеймс шагнул ближе. Так близко, что его ноги смяли ее юбки и Мисси оказалась в тесном пространстве у шпалерной решетки. Лепестки маргариток ласкали ее щеку, щекоча ноздри своим благоуханием. Не поворачиваясь, она продолжала стоять спиной к нему.
— Я не поверю этому ни на минуту, — заявил он с уверенностью мужчины, знающего ее лучше, чем она себя.
Мисси стремительно повернулась, высоко подняв подбородок.
— Можешь верить чему хочешь, мне все равно. А теперь тебе лучше вернуться к твоей… к леди Виктории. Мы же не хотим, чтобы нас застали в компрометирующей ситуации, — добавила она язвительным тоном, желая уколоть его побольнее. Будь это в ее силах, она ранила бы его так же, как он ранил ее.
Одним быстрым движением Джеймс притянул ее в свои объятия, прижав к деревянной решетке. Ее руки оказались зажаты между их телами. Мисси попыталась высвободить их, но его хватка была железной.
— Что, по-твоему, ты делаешь?
— Предположим, ты наслаждалась, когда тебя компрометировали, больше, чем любая из женщин, которых я знал, — ворчливо отозвался он, опустив сверкающий взгляд на ее декольте. Ее соски тут же напряглись, что рассердило Мисси еще больше.
— Не сомневаюсь, что у тебя богатый опыт, — парировала она.
— На кого ты больше сердишься: на меня или на себя?
— Если я злюсь, то только из-за того, что ты обнимаешь меня против моей воли. — Она тщетно пыталась успокоить бешеный стук своего сердца. Близость его тела, твердого и мужественного, возбудила в ней нежелательный отклик. Он ухаживает за другой женщиной. Если Мисси не может положиться на него, то должна по крайней мере полагаться на собственную гордость и самоуважение. Возможно, Джеймс и желает ее физически, но не любит и определенно не хочет видеть своей женой. Нет, эта роль достанется куда более благоразумной леди Виктории Спенсер.
— Я не хочу, чтобы ты неправильно истолковала мои отношения с леди Викторией, — резко произнес он.
— Что тебе нужно от меня — благословение? — Мисси выдержала паузу, глядя на Джеймса. Он выглядел расстроенным. — Что ж. Если это то, что требуется, чтобы ты отпустил меня, считай, что ты его получил. А теперь отправляйся ухаживать за своей драгоценной леди Викторией и оставь меня в покое.
Джеймс молча смотрел на Мисси. Он по-прежнему не понимал, что делает здесь, в саду, наедине с ней. Похоже, вместе со свободой он лишился ума. Как только он увидел, что Мисси выскользнула из бального зала, потребность последовать за ней одержала верх в битве, кипевшей у него внутри с того момента, как он увидел ее этим вечером. Один Бог знает, почему он считал, что обязан объясниться с ней касательно своих отношений с леди Викторией. Но сейчас, когда он держал Мисси в своих объятиях, обнимая тонкую талию, ему ничего так не хотелось, как ощутить сладкий вкус ее губ и тяжесть груди. Ему хотелось оказаться внутри ее больше, чем дышать.