видишь, матушка, не хочет она меня в мужья, — по-прежнему улыбаясь, но уже погрустнев и через силу стараясь сохранить беззаботный вид, подытожил князь Дмитровский.
— Нет-нет, мы не имеем права нарушать обычай, ведь грех нам вступать в брак, мы и без того родня близкая, — оправдывала свой отказ девушка.
— Да ты не огорчайся, — смягчил ситуацию чуткий князь Юрий, — это всё лишь наши шутки.
Чувствуя неловкость создавшейся ситуации, он хотел было удалиться, но не мог так легко отойти от той, которая вот уже много лет занимала его воображение. Анна же, понимая, что надо заговорить о чём-то другом, попросила Юрия рассказать о новгородском походе, и он с удовольствием начал вспоминать о самом интересном, потом о своём любимом городе Дмитрове, о соборе, который он там собирался строить со своим местным владыкой, о новом красивом, уже поставленном тереме. Снова расспрашивал о племянниках, и так проговорили почти до конца трапезы.
Они ещё не встали из-за стола, как дверь отворилась и в комнате появился сам великий князь Иоанн Васильевич. Увидев вместе столь дорогих ему людей, он обрадовался случаю побыть с ними. Мария Ярославна и его пригласила к столу, и он с удовольствием сел рядом с братом — тоже напротив Феодосии. И тут же обратил внимание, что она смущена чем-то. Поначалу объяснил это своим неожиданным появлением, её стеснительностью.
— О чём говорили? — спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся листать лежащую рядом с ним на краю стола книгу: — Что-то новенькое. Интересно?
— Да, очень, — ответила Анна. — Про верную любовь князя Муромского Петра к простой крестьянской девушке Февронии, которая стала его женой.
— Ну да, для вас, молоденьких девушек, это самая важная тема, — с иронией произнёс Иоанн и внимательно взглянул на рязанскую княжну, думая, что эта повесть вполне могла её растревожить. Но Феодосия сидела, будто окаменев.
— А ещё мы говорили, — вернулась Мария Ярославна к прежней теме, — о твоём братце, вот о нём, — она кивнула в сторону Юрия. — Феодосию ему в невесты предложили, давно ведь жениться пора...
Она специально заговорила об этом при Иоанне, ибо давно хотела укорить его за то, что он ведёт себя неосторожно по отношению к княжне, давая повод для пересудов. И теперь намекала, что эта девушка заслуживает более серьёзного отношения. Она внимательно смотрела на сына, ожидая, как он воспримет её слова.
Иоанн, взрослый муж и государь, от взгляда которого боязливые люди робели, а женщины чуть не падали в обморок, вдруг растерялся, и лицо его начала заливать краска. Это заметила лишь мать, ибо за окном стоял сумрачный декабрьский день и оттого в комнате её тоже было не очень-то светло. Он постарался взять себя в руки и после небольшой паузы сказал первое, что пришло ему на ум:
— И кто это у нас тут сватовством занимается?
— Да матушка стала попрекать Юрия за его безбрачие, — ответила за всех не очень-то весело Анна, ибо хорошо понимала всё, что тут происходит. — Ну и договорились до того, что можно было бы и на Феодосии его женить.
— И он как будто не против, — вновь подлила масла в огонь Мария Ярославна. — Может, сватом будешь брату?
— Да уж, мне только сватом быть, — то ли про себя, то ли вслух тихо пробурчал Иоанн и встал.
— Пора мне. На днях посылаю я Фёдора Пёстрого с дружинами в Пермь воевать, за их неисправление. Там купцов наших обидели. Сейчас его к себе жду с другими воеводами, потолковать надо. Не скучайте. Приходи, братец, ко мне ужинать.
Иоанн легко склонил голову в знак прощания и вышел.
Великой княгине не понравилось столь непочтительное поведение старшего сына, но она тут же упрекнула в первую очередь себя: не надо было такие разговоры затевать, не в своё дело встревать. С другой стороны, всё, что её детей касается, не может быть делом посторонним. Даже если они и совсем взрослые...
Юрий, который лишь смутно догадывался об особых отношениях Феодосии и Иоанна и не хотел верить в них, так ничего и не понял из ответа Иоанна, из его поспешного ухода. И тоже, посидев ещё несколько минут, откланялся.
Государь быстро шёл в свои хоромы, взволнованный и раздражённый. Ему некуда было спешить, встречу с воеводами и князьями он назначил на завтра на утро, сегодня оставалось лишь посмотреть и подписать подготовленные для Фёдора Пёстрого грамоты. Он вполне мог бы посидеть и пообщаться с семьёй, что он, собственно, и собирался сделать, когда направлялся в терем матери. Но это её неожиданное сватовство выбило его из равновесия. Был ли к этому какой-то повод со стороны Юрия или Феодосии? Неужели княжна, уверяя его в любви и преданности, в то же время постаралась увлечь и Юрия? Когда и где могли они видеться? Хотя дворец небольшой, всегда можно, и не договариваясь, столкнуться в переходах, у матушки, в храмах, на улице — мест и для случайных, и для преднамеренных встреч более чем достаточно. А обменяться взглядами, обмолвиться фразой, посеять надежду — это ж недолго, момента достаточно.
Неужели он ревнует? Неужели Феодосия так дорога ему, что даже мысль о её неверности, о её симпатии к другому так ему тяжела и неприятна? Однако сам-то он думает не только о Феодосии... Да, но это он, государь. И думает он не потому, что хотел бы изменить ей, — его побуждает на то государственная необходимость.
Увидев у входа в свои хоромы слугу, Иоанн приказал подавать обед — он не успел за столом у матери даже чаю выпить. Когда не было гостей, он трапезничал один в своей средней горнице.
Перед обедом он, как водится, отправился помолиться. Для этого через кабинет прошёл в опочивальню и уже через неё — в собственную маленькую молельню. Перед небольшим алтарём он прочёл несколько стихов из Псалтыря, попросил Господа успокоить его, облегчить душу.
В столовой перед его привычным обеденным местом уже стояли закуски, шёл зимний Рождественский пост, и потому на его столе красовались лишь рыбные блюда — запечённый осётр, икра да ещё пироги с капустой и грибами, Иоанн в еде был не очень-то разборчив и мог довольствоваться скромной пищей. Поев, он вновь помолился и отправился отдохнуть. Во дворце вставали рано, зато после обеда было принято спать. Естественно, Иоанн не нарушал столь полезной традиции без важной причины. Мысли