Ноги меня не могли больше держать, благо присутствие Эрика помогало быть наплаву. Я еще злилась на него после недавнего нашего откровенного и запудренного разговора, но на место злости пришло другое чувство, ― самое глубокое и неизмеримое. Почва слишком была склизкой, облепляя меня со всех сторон.
― Я понимаю, как все это выглядит, Ханна. Спустя столько лет прийти к вам, как ни в чем не бывало, но и на это есть причины, ― объясняясь, мужчина заметно нервничал, все время поправлял свой галстук и пиджак.
Он выглядел аристократично: при дорогих часах от Rolex, зализанные волосы, наверное, недешевым гелем, опрятный костюм, сочетающийся с галстуком и белоснежная рубашка, свидетельствующие о том, что его положение в обществе выше ступени предпринимателя. Офисный вундеркинд.
― Я… ― Прокашливаюсь, так как во рту образовалась засуха, держа все это время рот приоткрытым. ― Мама знает?
― Ну, она знает о том, что я приехал в Нью-Йорк, даже знает, что я хочу увидеться с вами. Только…
― Только она не желает впускать тебя в свою жизнь обратно. Понятно. Тогда зачем я тебе нужна? Вроде бы ты хорошо жил без нас все эти годы. Я верила в причудливую легенду о том, как моряк погиб во время шторма. И всем жилось прекрасно.
― Значит, твоя мама решила меня «убить», ― усмехнулся он.
Я продолжала стоять с каменным лицом и прижиматься к знакомому телу. Эрик поглаживал рукой меня по спине, не отпускал, держал так, словно от этого зависело, угожу ли я в лапы малознакомому человеку. Главное, он был здесь в такую минуту.
Я с неприязнью во взгляде глядела на высокого брюнета, выражала в доступной форме отношение к нашему знакомству. Хотелось бы видеть в первый и последний раз.
Заметив, что мне ни капельки не смешно с его слов, он нервно пригладил волосы и на секунду неловко отвел взгляд.
― Я приехал ни к тебе, Ханна. А к вам. Нам нужно многое обсудить, что связано с прошлым и настоящим. Есть вещи, которые скрывал и я, и твоя мать.
― Как прозаично, ― смешок сам по себе вырвался, и я скрестила руки на груди. ― Моя мама не стала бы никому НИКОГДА врать. Если ты желаешь навешать на нее кучу обвинений, то засунь их в одно место. Мы в тебе не нуждаемся.
― Но, Ханна…
― Нет. Я не хочу знать, кто ты такой, какая у тебя жизнь, есть ли у тебя дети и все такое. Мне достаточно того, что мой отец живой и где-то живет. Все. Пожалуйста, возвращайся обратно.
Мужчина сделал выпад вперед, и по инерции Росс встал передо мной, загораживая любую попытку со мной завести контакт. Я критически посмотрела через плечо парня на своего отца.
― Я люблю Марту. Пусть прошло много времени, я никогда не забывал ее и все время пытался искать, так как ошибка оставляла мне не только душевную рану, так и физическую. Я многие годы корил себя за свое необдуманное решение, ибо был совсем глуп и следовал мнениям других, так прошу, дайте мне все объяснить.
В памяти всплывает обрывок разговора мамы с каким-то абонентом. Она разговаривала тогда с ним. С мужчиной, которого любила и которого в одночасье потеряла. Мой отец упустил ее по своей наивной глупости, будто его мать была центральным проповедующим источником. Это не так.
― Любишь? Какая может быть любовь, если променял человека за свое предназначение? Так не делается. Извини, мне надо идти. Я тебе ничем не могу помочь.
Я направилась к двери, за мной следом по пятам шел Эрик, остерегая от мужчины.
― Ханна!
Добралась до двери подъезда, разблокировала ее и ворвалась внутрь, перепрыгивая ступеньки. Я знала, какие оправдания будут у этого человека, но чтобы приплетать сюда обезображенную любовь, от которой пострадала моя мать, сверх нелепости и абсурда. Его выходка доказала мне одно, ― все люди любят слушать кого-то другого, нежели свое сердце.
Добравшись до двери нашей квартиры, достала ключи и с трясущимися руками все никак не могла вставить их в замок. Сердце стучало с молниеносной скоростью, совершая настоящие кульбиты и развороты на сто восемьдесят градусов с разбега. Дрожь сковывала действия, поражала чувствительность, что реагировала крайне вспыльчиво. Попыталась сделать еще раз и выругалась себе под нос, хватаясь за голову. Боже, во мне разразилась атомная война.
― Давай, я помогу. ― Вздрогнула, когда его пальцы коснулись моей холодной кожи, забирая ключ.
Немного отошла назад, давая возможность открыть дверь, и, стоило ему повернуть пару раз ключ, дверь поддалась. Я так и замерла на месте, глядя ему в глаза. Все эти дни я могла только учинять себе катастрофу под названием «кидаться из стороны в сторону», я так ненавидела его, в то же время любила; так хотела обнять и одновременно придушить; хотелось услышать голос и забыть. Все во мне противоречило по отношению к Эрику Россу. С одной стороны, было совестливо из-за того, что я оставила его в кошмарной ситуации с Бофорт и назвала проблемным, с другой, ― чувствовала себя преданной, когда он признался в этой коварной сцене. Спать с ней во время нашей ссоры ― схоже с гранатой, брошенной прямо под ноги.
И когда меня стало отпускать от иронической встречи отца и дочери, на подкорке сознания зацепилась тема про нас с Эриком. Вспомнилась вся та гниль, окружавшая нас уже целый месяц.
― Ты в порядке? ― испуганно спросил он, дернувшись ко мне и заглядывая в глаза.
Отвернула голову, боясь быть прижатой мрамором, и проронила несколько слов.
― Спасибо, все хорошо. Ты можешь идти, вдруг у тебя дела.
Обошла недоуменного парня стороной и зашла в свою квартиру. Потянулась за ручкой двери, стала ее закрывать, как Эрик протиснулся между щелью, снова раскрывая дверь.
― У меня нет дел, Ханна. Ты же сама об этом знаешь, если дело касается тебя, ― мускул на лице дернулся, когда он попытался улыбнуться одним уголком губ.
― И все же, не хочу тебя задерживать.
― Господи, ты меня не задерживаешь. Я не хочу, чтобы ты уходила в себя после случившегося. Я должен быть рядом с тобой.
― Мне не нужна поддержка и тем более твоя помощь, ― сквозь зубы выговорила, толкая парня обеими руками за порог дома. Почему когда тебе хочется остаться одной и обдумать накопившееся, все считают, что ты нуждаешься в попечении? Это выводит из себя. ― Уходи, Эрик. Я не желаю никого видеть.
― Я не уйду, ― запротестовал, убирая руки со своей груди. ― Я останусь здесь до той поры, пока ты не успокоишься. Ты до сих пор вся на нервах и можешь сделать все, все угодно.
― Да что с тобой? ― Топнула ногой и подняла голову вверх, будто молясь богу избавить меня от парня. ― Почему ты вечно препятствуешь моим просьбам?
― Потому что я хочу быть с тобой. Хочу поддержать, а не держаться от тебя на нормативном расстоянии.
Стиснула зубы, сдерживая хищного демона, готовый наброситься на Эрика. Мама, подруги, теперь он ― все думают, какая я повернутая в плане перенесения пережитых стрессовых моментов. Да, мною явно правит экспрессивная сторона, когда дело касается многих столкновений с реальностью, но я уже давно знаю, какого переживать каждый день в этом захудалом районе, терпеть над собою издевательства жизни и ставить эгоизм превыше разума.
Опустила глаза в пол, прикрыла их и медленно досчитала до десяти. За этот месяц я пережила куда больше стресса, чем за последние полтора года. Его невозможно назвать самым необычным. Хуже всего, ― ты уже не знаешь, что делать со своими внутренними переживаниями и наружными дилеммами.
― Эрик, пожалуйста, оставь меня в покое! Мне сейчас хочется побыть одной…
― Нет, ― отрицательно мотнул головой, врываясь в мое пространство своим запахом, от которого теплота распространяется по всему телу. ― Я не оставлю тебя одну. По крайне мере до прибытия твоей мамы.
Мама. Господи, мне же еще предстоит рассказать об этом увлекательном столкновении с моим биологическим отцом. Даже страшно представить, какой удар схватит её при одном упоминании этого человека.
Подергала ногой, находясь на распутье: впустить или послать к чертям Росса, но тут же обессилено сдалась, так как не хватало мне замкнуться в себе от очередной депрессии. Он прав. В таком состоянии я могу сделать все, что угодно. Меня затянет в водоворот нескончаемых подавленных терзаний.