артхаусу, незначительна, раздуть из нее хотя бы одну величину не получалось и не получится. Все отомрет, освободив путь для классической эстетики и морали, ибо у мира не будет другого пути к спасению к середине 20-х годов XXI века.
Возрождение невинности будет подразумевать появление на экранах женщин, подобных образам голливудских див того времени, когда женщина была далеким идеалом, и удерживать женщину в стадии неприкасаемой. Это одна из форм аристократического правления — демонстрация идеального образа.
Страна, которая будет обладать метафизическим оружием, будет выдвигать свои условия для всех, кто не имел его. И вот интересно: будет ли новая волна колониализма, когда маленькие страны с удовольствием отдадут свою независимость «агрессору», чтобы тот защитил от набегов таких же варваров-соседей.
Центр киноиндустрии, кинообразования, всей кинематографической жизни нужно срочно убирать из Москвы. Потому что иначе всем трындец.
Обама столкнулся с самым высоким уровнем безработицы за всю историю своей страны, начиная с моментов ее становления, и понятным образом был вынужден применить к нему приемы welfare политики. Человеку начала 2010-х годов было все еще не до величия трансцендентного, когда среди молодых людей в США и во всем мире появлялись эти идеи. Ну а в 2012 году случилось то, что и должно было, наверное, также: Обама стал президентом Кеннеди следующего полустолетия.
Уже довольно скоро вырастут люди, для которых все эти имена не будут означать ничего, никакая их мода не заставит их следовать этому, и, глядя на позднего Кустурицу или почти всего Альмодовара, они будут говорить: «Что это такое? Это нравилось?», поражаясь упадку человечества на рубеже ХХ-XXI века.
Все это произошло затем, чтобы пришло потом понимание того, что в XXI веке государству следовало бы заниматься не социальными программами, а спасением бессмертной души — минимизацией мест, где она может быть поймана в сети, что и так непросто, учитывая женский пол.
Асексуальная революция.
Сексуальная революция возникла из незнания, бунта против ограничений, желания свободы, которое было также продиктовано социалистическим идеализмом. Асексуальная революция произойдет от знания, от бунта против распущенности и желания свободы, которое продиктовано трансцендентным идеализмом.
Вся западная культура ХХ века пронизана этим понятием: анальный либерализм — как понятие, анальный террор — как то, что сделали с историей кино французские киноведы; анальная вина — это и испытывали философы и другие мыслители. Человеком с анальным типом характера был Эрих Фромм — идеолог гуманистической этики.
Ну да — Лоренс повлиял на Стивена Спилберга и весь выход развлекательного классицизма. Но кто сказал, что это плохо? Кто Вам сказал, что у Господа не было на этот счет своего замысла — чтобы было перенаселение планеты, развитие так называемого «инфантильного» человека? Понятно, что это тяжело, но кризис христианской веры — не видеть в самой тяжелой ситуации Божьего промысла.
Вина Франции и ее уверенность, что западный мир этого заслужил, слепа настолько, что готова уничтожить все вокруг.
Есть мысль о том, что артхаусные фильмы не имеют национальности: это фильмы, объединяющие всех людей, которые не встраиваются в трансцендентное общество, охватывающее весь мир.
Про второй том.
Писать так, чтобы было немного непонятно из-за того, что все образы указывают на символ бытия, а читатель приучен видеть символы материи; также надо внести в каждую фразу элемент загадки, как будто происходит указание на другое, а не то, что говорится, скрытое; книга на стыке действительного и символического языка, переходы между описанием дискурса и диегезиса, а все описание диегезиса есть указание на символическое движение; писать нужно так, как будто это музыка, а не действительность. Каждое предложение подразумевает метафизический субъект, который болит: уходит дом, невинность и любовь к глазу, а вина и саморазрушение нарастают. Однако, несмотря на утрату, с нарастающим страхом должна нарастать и интонация оптимизма и всечеловеческого сострадания, обращенная к читателю. С начала книги вести повествование через обращение к зрителю, давая понять, что все описываемое есть символ, который надо видеть как символ, укрупненный, а не реальность. Что такое «плюс», как не символ, заменяемый постепенно символом другого рода. Вся книга — это выход трансцендентного глаза в период усиления материальности; история выделения субъекта в результате уплотнения сущности.
Эта идея c пьесами была настолько верной, настолько точно передавала смысл театральности этих фильмов, и помогла мне разобраться в принципах театральной игры, примененных в них, открыв, что, возможно, то были единственные фильмы в истории, где «театральность» была применена в самом широком смысле и со знанием дела, что я испытал подлинное удовольствие от работы.
С того момента мы с оппозицией двигались вперед наперегонки: я должен был создать новую Россию, прежде чем эти люди «убьют отца», потому что я знал: в случае моей неудачи все это кончится тем саморазрушением, что подрывало историю СССР со дня его основания.
После 2010 года было такое чувство, что мир наконец-то движется к истине: подходить к реальности с членом, как им положено, будут только женщины; социализм, соответственно, выродится в форму терроризма и будет полностью отвергнут человеческим сообществом; и промышлять им будут только новые революционерки от марксизма; мужчины займутся своим делом.
Никакая форма государственности, не основанная на воле к смерти, не подходит мужчине, потому государства отчасти существуют из чувства вины перед женщиной.
Что бы ни делала Россия, у нее было Божественное предназначение — даже когда она притворялась в течение нескольких поколений атеистической страной, выламывая своему народу мозги в сторону реализма. Это противоречие было естественным развитием социализма как результата просветительского рационализма: оно должно было принести атеистическую, реалистическую культуру. Фотография произошла потому, что Россию нужно было притормозить: никакую фотографическую онтологию старая буржуазия не позволила бы миру. В этом смысле значение Эйзенштейна для укрепления базеновских теорий трудно переоценить. Анальный характер и встроенный механизм самоуничтожения был понятен еще до него. Потому и останутся люди, которые будут верить в великое советское кино и в то, что актерская школа в России — очень хорошая. Только потом мы связали, что страх антропоцентристски мыслящего человека перед существами из других миров, суть то же, что и страх сниз-человека перед художником.
Оптимизм этого времени — такая же опасная штука, ибо под него легко подстроится куча народу, которой будет дело до себя и своих побед, а не до того, как это соотносится с пессимизмом и невозможностью победы. Найти повод для поражения, найти повод для дальнейшего пессимизма — вот задача на будущее, иначе это заведет нас