Читать интересную книгу Летящий вдаль - Виктор Лебедев

Он выковыривает очередной репей из волос и бросает его в разведенный костерок, на котором сейчас кипятится котелок с водой. Потом скребет щетинистую щеку и продолжает рассказ:

– Нас с десяток-то здоровых еле наберется. Думаю, в этот раз у нас уже не получится захватить флаг.

– Какой еще флаг? – удивленно спрашиваю я.

– Переходящий. На самом деле там и не флаг вовсе. Книга одна затасканная. Это мы ее так зовем, флагом, в память о ролевых играх.

В следующие пару часов мы узнаем от нашего нового знакомого, что аккурат в день Хэ в Калуге проводился конвент, на который съехались ролевики с ближайших населенных пунктов. Тогда-то и состоялся так называемый Первый Маневр, положивший начало ежегодным состязаниям, целью которых являлся захват флага. Та группировка, которая любыми правдами и неправдами овладевала им, правила весь следующий год. Затем все повторялось заново. О Маневре обе стороны заблаговременно извещало Великое Жюри во главе с Буривухом (дурацкое имя; спрашиваю, что оно означает. Лёша, немного смутившись, говорит, что точно не в курсе. Кажется, так звали какого-то героя старой книги, очень-очень умного). Так группировки из года в год нещадно истребляли друг друга, и сейчас, по рассказу Лёши, представляли собой жалкие остатки внушительных когда-то групп, вконец измотанных такой жизнью. Весь год после захвата флага приходилось сдерживать орды диких, особо активизирующихся в теплое время года. Для защиты от них по улицам Гагарина, Кирова и Степана Разина был сооружен частокол, укрепленный жестяными листами и тем, что осталось от автомобилей. С юга естественным барьером служила Ока. Что там, на правом берегу реки, никто не знал. Лишь изредка вспыхивали и тут же гасли странные зеленоватые огоньки, да при южном направлении ветра тянуло таким смрадом, что у людей слезились глаза, они заходились кашлем и затыкали носы респираторами и марлевыми повязками.

У власти сейчас находилась другая группировка – Новое Братство, со ставкой в государственном университете имени Циолковского. Там же хранилась и книга, она же флаг, который Братству предстояло защищать от атак Сынов Сопротивления в следующие сутки. Что удивительно – все остальное время две группировки жили мирно, и лишь в один день беспощадно истребляли друг друга, совершали подлости, насиловали и убивали.

– А как же дикие? И не логичнее было бы не вырезать друг друга, а совместно, не растрачивая силы, обороняться от внешнего врага? – спрашиваю я Лёшу и тут же вспоминаю свой родной город, «Атоммаш», Республику, казаков и степных. Да уж, люди не меняются. Одни уничтожают других ради ресурсов и пространства, третьи четвертых – ради забавы, во имя глупых смертельных игр. Найдется еще с десяток причин, но суть одна: человек убивает человека.

– Понимаешь, – говорит Лёша, – дикие – они там, за стеной. Они как будто в другом мире. А мы все тут. Да и сам посуди, это адекватная и честная замена любой войне за власть. С тех пор, как день Хэ наступил, у нас не было ни одной революции, ни одного переворота или захвата власти. Не хочешь участвовать в Маневре – полезай в подвал, схоронись в яме, отсидись где-нибудь. Только мы так не делаем. Не в нашем это характере.

– А дикие, – встревает Данилов, – кто они все-таки? Люди?

– Там от людей уже давно ничего не осталось. Неразумные они, стадо, жаждущее плоти и крови, тупое мясо. Пули на них жалко тратить – забиваем камнями, насаживаем на колья и копья, расстреливаем из луков и арбалетов. Я уж и не знаю, что там произошло, но нормальных людей за Частоколом давно нет.

– Мы получили сигнал из Калуги…

Лёша фыркает, перебивает:

– Какой, блин, сигнал? В городе ни одной уцелевшей вышки, вся электроника давно вышла из строя. В нашей общине кроме догнивающих батареек из супермаркетов да простеньких динамо-машин ничего нет. Да и устраивает все нас. Не в обиду вам сказать, чужаки в Калуге не нужны. – Лёша переводит взгляд с Ивана на меня и повторяет: – Не в обиду.

– Да сдалась нам твоя Калуга! – хмыкаю я. – Нам и без вас есть чем заняться. А вы и дальше убивайте друг друга и с пафосом заявляйте, что не такие, как все, а особенные. А на деле – просто облекли жажду крови в другую форму, прикрылись правилами и деградируете с каждым днем!

Лёша хмурится, пытается возразить, но я его останавливаю:

– Веришь, нет, но мне по фиг. Нынче каждый сам себе доктор.

Данилов не так категоричен. Он сомневается, не скрывает ли что-то Лёша. Да и сигнал – кто-то же связывался с Конфедерацией Печатников. Разве здесь может быть ошибка?

– Я, собственно, к чему все это рассказываю, – подает голос Лёша. – Мы бы не отказались от вашей помощи в захвате флага. У вас вон какая машинка, – мечтательно бормочет он, тыкая в дирижабль, – что вам стоит забросить нас в нужное место? Всего лишь высадите нас на крышу университета.

Опять двадцать пять! Дежавю. Сколько можно-то? Мы через это уже проходили.

– Э, нет, браток, в ваших разборках мы не участвуем, это даже не обсуждается. Сами выкручивайтесь.

Лёша вздыхает.

– А если заплатим, а?

– Нет, – отрезает Данилов. – Мы тебе не какие-нибудь там наемники.

Тут уж я благоразумно молчу.

– Жа-алко, – протяжно тянет Лёша. – Ну, если передумаете вдруг, время еще есть. Если что, мы здесь недалеко – в Доме Печати, рядом с храмом. Квадратное строение, мимо не пройдете. А храм отсюда из оврага в светлое время суток виден.

Какое-то время мы еще потягиваем свежезаваренный чай, а затем Лёша нахлобучивает кепку, натягивает ботинки и откланивается.

– Что думаешь обо всем этом? – шепчет мне Данилов, когда кусты смыкаются за спиной мужика.

– Хрен его знает. Я бы валил отсюда. Что-то нуждающихся в нашей помощи не видать. Или ты хочешь остаться?

Данилов пожимает плечами.

– В любом случае завтра надо выбраться из оврага и осмотреться, – говорю ему. – Давай тогда и определимся окончательно.

Калуга, окрестности оврага

Золотая аллея, словно оправдывая свое название, усыпана пожухлыми желтыми и бурыми листьями. За моей спиной торчит пирамидальный обелиск в честь основания города, на его облезлых гранях еще сохранились рельефные рисунки. Позади остался какой-то там НИИ из красного кирпича, больше напоминающий старинный завод или вокзал. Передо мной – желтоватый от времени двухэтажный особняк. Кажется, Лёша говорил, что это бывшее музыкальное училище, а за ним будет тот самый Дом Печати, где укрылся штаб Сынов Сопротивления. Низенькие домики и коттеджи на склоне оврага скособочились, скосоглазились и сиротливо смотрят в стороны, но в них еще чувствуется Калужская величественная старина. Отсюда и пугающий Каменный мост, упирающий свои могучие основания-ноги в дно Березуевского оврага, выглядит красиво. Да, умели раньше строить, даже сейчас глаз не оторвать.

А над всеми домами возвышаются купола храма с сохранившимися крестами – того самого, который мы заметили с Даниловым, когда встали на стоянку в овраге. Потускневшая от времени позолота все еще поблескивает, несмотря на хмурое неприветливое утро.

Я чувствую себя будто заново родившимся, когда ощущаю под собой стертое сиденье своего байка. Меня переполняет чувство радости. Вот сейчас как рвану по улочке, выжму из байка все, на что способен мой старый дружище, и все невзгоды будут нипочем. Соскучился я по ревущему мотоциклу и ветру, надувающему слегка расстегнутую косуху.

Лёша предупреждал, что за НИИ лучше не соваться. Там центральный городской парк, который облюбовала какая-то дрянь. Нынче на месте красивого в прошлом места для прогулок – рассадник злобных тварей. Так уж теперь часто происходит, что скверы, аллеи и парки лучше обходить стороной.

Взрыкивает байк, я срываюсь с места, набирая скорость. Из-под колес летят во все стороны щепки, прелые листья и ссохшиеся комки грязи. Наглым образом вторгаюсь в тишину раннего утра, распугивая мелких зверушек и птиц, облюбовавших липовую аллею, вдоль которой я сейчас мчусь. И вдруг, внезапно, перекрывая шум мотора моего двухколесного товарища, раздается чудовищный хлопок, за ним еще один и еще. Небо слева озаряется вспышкой, будто восходит второе солнце, норовя сжечь все вокруг своим огненным дыханием. Кажется, что пылает овраг. Терзаясь нехорошими предчувствиями, я резко торможу и сворачиваю к нему. Ветки кустов и деревьев хлещут меня, цепляются за одежду, хватают байк, но я упорно рвусь напролом, а в сердце растет тревога и страх.

Худшие опасения оправдываются. В овраге на земле пылает переломленный пополам дирижабль. В воздух взмывают языки пламени, доставая, кажется, до небосвода. Данилов?! Я спрыгиваю с байка, кубарем скатываюсь по пологому склону, обдирая одежду об коряги, торчащие из земли. Лицо обдает жаром, близко не подобраться. Я бессильно загребаю руками землю, рву сочную траву и до одури пинаю ближайшее дерево. Ивана уже не вернуть, не вытащить из этого пожарища, разметавшегося по дну оврага, не спасти. Как же так?! Отчего вспыхнули баллоны с водородом?!