– Просто заткнитесь, хорошо?! – вдруг заорал он. – Сегодня страшдество! И сейчас не время для глупых споров, понятно?
– Не согласен, – мрачно ответил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Сейчас как раз самое время для глупых споров. В нашей семье редкий ужин обходился без репризы на тему «Как жаль, что Генри не занялся делами вместе с нашим Рончиком» или «Почему никто не научил этих детей пользоваться ножом». Обе темы были любимыми.
– А еще в страшдество положено дуться друг на друга, – добавил Думминг Тупс.
– О да! – подхватил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Обязательно нужно провести какое-то время, уставившись на противоположные стены! Иначе страшдество считается неудавшимся!
– А всякие застольные игры? Игры были и того хуже, – вспомнил Думминг.
– Нет, хуже всего было, когда детишки начинали лупить друг друга по головам только что подаренными игрушками. Помнишь? Кругом валяются обломки кукол, колесики от машинок, а дети дружно воют. А потом еще получают от родителей.
– А у нас была игра, которая называлась «Охота за шлепанцем», – сказал Думминг. – Кто-то прятал шлепанец, а мы должны были его найти. А потом начиналась драка.
– Это еще не самое плохое, – включился в разговор профессор современного руносложения. – На страшдество все обязательно должны были напяливать бумажные колпаки. Всегда находилась какая-нибудь двоюродная бабушка, которая напяливала на себя бумажный колпак и глупо ухмылялась, представляя, как богемно она выглядит.
– О колпаках я совсем забыл, – признался заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Ну и ну.
– А потом кто-нибудь предлагал сыграть в настольную игру, – продолжал Думминг.
– Правильно. Причем никто не помнил правил.
– Что совсем не мешало играть на деньги.
– И буквально через пять минут двое из играющих обязательно ссорились из-за каких-то жалких двух пенсов и не разговаривали потом друг с другом всю оставшуюся жизнь.
– А какой-нибудь кошмарный ребенок…
– Знаю, знаю! А какой-нибудь маленький ребенок, которому разрешили остаться со взрослыми, выигрывал все деньги только потому, что умел лучше всех жульничать.
– Правильно!
– Э-э… – неуверенно произнес Думминг, который сам пару раз был таким ребенком.
– И не забывайте о подарках, – поднял палец заведующий кафедрой беспредметных изысканий, словно читая какой-то внутренний список детских обид. – Какими привлекательными они казались в упаковке, полными скрытых обещаний… А потом ты их разворачивал, и упаковочная бумага оказывалась интереснее самого подарка, но ты вынужден был говорить: «Спасибо большое, именно это я и хотел». Вообще, выражение «дарить подарки приятнее, чем их получать» – полная глупость. Не приятнее, а менее стыдно.
– Кстати, – встрял главный философ, – за свою достаточно долгую жизнь я столько страшдественских подарков подарил…
– И не ты один, – мрачно откликнулся заведующий кафедрой. – Тратишь на других людей целое состояние, а когда разворачиваешь свой подарок, то видишь какой-нибудь шлепанец ужасного цвета и трактат, посвященный ушной сере.
Чудакулли сидел в немом изумлении. Ему всегда нравилось страшдество во всех своих проявлениях. Нравилось встречаться с древними родственниками, нравился страшдественский ужин, очень нравилось играть в «Догони соседа в коридоре» и «Веселого жестянщика». Он всегда первым напяливал бумажный колпак и вообще считал, что всякие колпаки и маски придают страшдеству особый праздничный дух. Кроме того, он внимательно прочитывал послания на праздничных открытках и выкраивал несколько минут на добрые мысли о пославших эти открытки людях.
Но сейчас, слушая старших волшебников, он внутренне ужасался. Сказочный замок его детства разрушала банда распоясавшихся хулиганов.
– Но вы же не станете спорить, что в хлопушках встречаются очень смешные изречения? – спросил он.
Все непонимающе посмотрели на него и быстро отвернулись.
– Ага, если у тебя чувство юмора, как у проволочной вешалки, – буркнул главный философ.
– Ну и ну, – покачал головой Чудакулли. – На месте Санта-Хрякуса я бы помер при одном взгляде на ваши постные рожи. Он ведь не затем существует, чтобы все вокруг ходили мрачными и угрюмыми!
– Чудакулли, Санта-Хрякус всего лишь древний бог зимы, – устало произнес главный философ. – А не какая-нибудь фея веселья.
Профессор современного руносложения поднял подбородок с ладоней.
– Фея веселья? А что есть и такая?
– Так говаривала моя бабушка в дождливые дни, если мы начинали ей слишком надоедать, – объяснил главный философ. – Она шикала на нас я говорила: «Вот сейчас я позову фею веселья, если вы немедленно не…»
Он вдруг замолчал и виновато потупил глаза.
Аркканцлер театральным жестом поднес ладонь к уху, словно говоря: «Тихо, что это я услышал?»
– Что-то зазвенело, – сказал он. – Большое тебе спасибо, главный философ.
– О нет, – простонал главный философ. – Нет, нет, нет!
Они прислушались.
– Может, проскочили? – с надеждой предположил Думминг. – Лично я ничего не слышал…
– Да, но ее вполне можно представить, верно? – возразил декан. – Как только ты о ней упомянул, у меня в голове сразу возник очень четкий образ. Во-первых, у этой феи должен быть целый мешок настольных игр. Или она предложит поиграть на свежем воздухе, ведь это куда полезнее для здоровья.
Волшебники поежились. Они ничего не имели против свежего воздуха, но в очень ограниченных количествах – например, в виде раз в несколько лет проветриваемой комнаты.
– Подобная жизнерадостность всегда меня угнетала, – признался декан.
– Если здесь появится какое-нибудь веселенькое и смешливое существо, я за себя не отвечаю, – заявил главный философ, сложив руки на груди. – Я встречался с чудовищами, видел троллей, зеленых тварей с огромными зубищами и уж всяко не допущу, чтобы…
– Привет!! Привет!!
Как правило, таким голосом читают детишкам соответствующие их возрасту книжки. Каждая гласная звучала идеально. Были слышны даже дополнительные восклицательные знаки, рожденные жуткой, устрашающей веселостью. Все обернулись.
Феей веселья оказалась пухлая женщина небольшого роста в твидовой юбке и туфлях настолько практичных, что, казалось, они сами могли заполнять за вас налоговые декларации. Фея веселья больше всего походила на первую учительницу, прошедшую специальные курсы по правильному обращению с психически неуравновешенными детьми и маленькими мальчиками, чей вклад в прекрасный мир сочувствия заключался, как правило, в нанесении маленьким девочкам черепно-мозговых травм при помощи, допустим, деревянной лошадки. Картину дополняли висевший на цепочке свисток и общее впечатление, что фея в любой момент готова радостно захлопать в ладоши.
Маленькие полупрозрачные крылья на спине у феи веселья, судя по всему, выполняли чисто рудиментарные функции, зато на ее плече…
– Привет… – повторила фея уже не так уверенно и подозрительно посмотрела на волшебников. – А вы большие мальчики, – сказала она так, словно бы они выросли специально для того, чтобы еще больше досадить ей. – Но я сумею прогнать вашу печаль, – пообещала она, прищурившись и явно зачитывая некогда выученный текст. Затем, немного повеселев, она продолжила: – А ну-ка выше головы!! Я хочу видеть ваши улыбающиеся лица!!
Тут она встретилась взглядом с главным философом, который вообще никогда не улыбался, поскольку предпочитал носить постные и унылые лица. Но в данный момент он превзошел самого себя.
– Прошу меня извинить, мадам, – сказал Чудакулли. – Но у вас на плече… гм, курица?
– Вообще-то… Это синяя птица счастья, – пояснила фея веселья.
Голос ее немного дрожал, как обычно дрожит голос у человека, который и сам не больно-то верит в свои слова, но продолжает произносить их с надеждой на то, что они окажутся верными лишь благодаря тому, что их произносят.
– Прошу прощения, но это курица. Живая курица, – возразил Чудакулли. – Она только что кудахтала.
– Она же синяя, – беспомощно пролепетала фея.
– Ну, по крайней мере тут вы абсолютно правы, – согласился Чудакулли самым вежливым тоном, на который только был способен. – Честно говоря, я представлял себе синюю птицу счастья более… обтекаемой формы, но я не стану к вам придираться по этому поводу.
Фея веселья нервно закашлялась и принялась крутить одну из пуговиц на своем практичном шерстяном жакете.
– Может, поиграем чуток, чтобы поднять настроение? – предложила она. – Как насчет загадок? Или соревнования: кто лучше всех рисует? Победитель, возможно, получит приз.
– Мадам, мы – волшебники, – чопорно промолвил главный философ. – И не знаем, что есть веселье.
– А как насчет шарад? – не сдавалась фея веселья. – Впрочем, нет, вам их и так хватает. Тогда споем? Кто знает песенку «Плыви, плыви, кораблик»?