Впрочем, в их песне даже можно было различить связные слова:
«Страшдество на носу,Свинья на сносу,Брось доллар в шляпу старика,А если нету – не беда,Ведь пенни нам тоже сойдет…»
– А если у тебя нет пенни, – йодлем затянул Старикашка Рон, – так… фгхфгхйффгмфмфмф…
Это отличавшийся благоразумием Человек-Утка вовремя заткнул Рону рот.
– Прошу меня извинить, – тут же сказал он. – Но мы не затем сюда вышли, чтобы в нас швырялись чем попало и захлопывали прямо перед нашими носами двери. К тому же в этих строках не выдержан размер.
Двери тем не менее захлопнулись. Другие сантаславы поспешили удалиться в более благоприятные районы города. «Доброжелательность» – это слово придумал человек, никогда не встречавшийся со Старикашкой Роном.
Нищие перестали петь, за исключением пребывавшего в своем собственном мирке Арнольда Косого.
– …Никто не знает, каково ботинок вареный есть…
Но вскоре даже его затуманенное сознание зафиксировало изменения в окружающем мире.
Задул противный ветер, снег посыпался с деревьев. Снежинки закружились в воздухе, и нищим вдруг показалось (наверное, показалось, ведь стрелка их психических компасов не всегда указывает направление на реальность), что откуда-то сверху доносятся обрывки спора.
– Я просто хотел сказать, хозяин, все это не так просто…
– ПРИЯТНЕЕ ДАРИТЬ, ЧЕМ ПОЛУЧАТЬ, АЛЬБЕРТ.
– Ошибаешься, хозяин: дороже – однозначно, но приятнее? Нельзя же ходить повсюду и…
На заснеженную улицу посыпались какие-то предметы.
Нищие пригляделись. Арнольд Косой поднял сахарную свинью и быстро откусил ей пятачок. Старикашка Рон подозрительно прищурился на отскочившую от шляпы хлопушку, потом поднес ее к уху и потряс.
Человек-Утка открыл пакетик с конфетами.
– Мятные сосульки? – удивился он. Генри-Гроб снял с шеи связку сосисок.
– Разрази их гром? – неуверенно произнес Старикашка Рон.
– Это хлопушка, – пояснил пес и почесал за ухом. – Нужно дернуть за веревочку.
Рон, ничего не понимая, помахал хлопушкой.
– Дай сюда, – велела дворняга и зажала конец хлопушки в зубах.
– Ничего себе! – воскликнул Человек-Утка, зарываясь в сугроб. – Да здесь целая жареная свинья! А еще почему-то не разбившееся блюдо с жареной картошкой! А это… смотрите… неужели в этой банке икра?! Спаржа! Консервированные креветки! О боги! Что будем есть на ужин, Арнольд?
– Старые башмаки, – ответил Арнольд, открыл коробку с сигарами и облизнул одну из них.
– Просто старые ботинки?
– Нет, не просто. Фаршированные грязью и с гарниром из жареной грязи. Хорошей грязью, уверяю тебя. Приберегал специально до праздника.
– Но мы же можем полакомиться гусем!
– А нафаршировать его ботинками можно?
Хлопушка с треском взорвалась, и они услышали, как зарычала думающая за Старикашку Рона дворняга.
– Нет, нет, нет! Колпак нужно надеть на голову, а смешное изречение – прочитать!
– Десница тысячелетия и моллюск? – поинтересовался Рон, передавая листок бумаги Человеку-Утке, который считался мозговым центром группы.
Тот внимательно изучил изречение.
– Так, посмотрим… Здесь говорится: «На помосчь! На помосчь! Я свалился в какуюта драбилку, и мне надаело бегать внутри этаво калеса. Памагите мне выбратся…» – Он несколько раз перевернул листок. – Больше ничего, за исключением пары пятен.
– Записка от домашнего хомяка. Всегда одни и те же тупые шутки, – недовольно проворчала дворняга. – Постучите Рона по спине. Если он не перестанет смеяться, то… Ну вот, так я и знал. Ничего нового в этом подлунном мире.
Нищие в течение нескольких минут собирали окорока, бутылки и банки, потом все погрузили на тележку Арнольда и направились вниз по улице.
– Откуда это посыпалось?
– Сегодня же страшдество.
– Да, но кто вешал чулки?
– Никто. У нас, кажется, вообще их нет.
– Я повесил старый ботинок.
– А так можно?
– Не знаю. Но Рон его съел.
«Я жду Санта-Хрякуса, – думал Думминг Тупс. – Сижу в темноте и жду Санта-Хрякуса. Я, приверженец натуральной философии. Я, который в уме может вычислить квадратный корень из двадцати семи целых четырех десятых[22]. Что я тут делаю? Хорошо хоть, чулки еще не начал развешивать. Хотя…»
Еще некоторое время он сидел неподвижно, а потом решительно снял остроносую туфлю и принялся стягивать носок. Всякую интересную научную гипотезу следует проверить на практике…
– Еще долго, как ты думаешь? – спросил из темноты Чудакулли.
– Обычно считается, что доставка должна быть произведена до полуночи, – ответил Думминг и резко сдернул с ноги носок.
– С тобой все в порядке, господин Тупс?
– Да, конечно. Э… у вас случайно нет кнопки или маленького гвоздика?
– Кажется, нет.
– Ладно, все в порядке. Я нашел перочинный нож.
Через несколько секунд Чудакулли услышал какие-то странные шорохи.
– Как пишется «электричество», сэр? – Чудакулли задумался.
– Не знаю, никогда не приходилось писать это слово.
Опять воцарилось молчание, которое вдруг нарушилось громким «бряком». Библиотекарь во сне заворчал.
– Что ты там делаешь?
– Уронил лопатку для угля.
– Но что ты ищешь в камине?
– О… просто… решил посмотреть. Небольшой эксперимент. Никогда не знаешь…
– Что не знаешь?
– Просто не знаешь… понимаете?
– Иногда знаешь, – возразил Чудакулли. – Думаю, сейчас я знаю гораздо больше, чем раньше. Поразительно, и чего только иногда не узнаешь. Порой я даже задумываюсь: а что еще мне предстоит узнать?
– Этого никогда не знаешь.
– Согласен.
Высоко над городом Альберт повернулся к Смерти, который, казалось, упорно избегал его взгляда.
– Хозяин, я все видел! Ты даже не прикасался к мешку! Кроме того, там не может быть сигар, персиков в коньяке и блюд со всякими замысловатыми заграничными названиями!
– Я ВСЕ ДОСТАЛ ИЗ МЕШКА. – Альберт подозрительно посмотрел на него.
– Но сначала ты туда все положил, верно?
– НЕТ.
– Положил, сознайся.
– НЕТ.
– Ты все это сам положил в мешок.
– НЕТ.
– Где-то взял, а потом положил.
– НЕТ.
– Но ты же положил все это в мешок.
– НЕТ.
– Положил.
– НЕТ.
– Я точно знаю, что положил. И откуда же взялось все это?
– ОТТУДА, ГДЕ ЛЕЖАЛО. ПРОСТО ЛЕЖАЛО.
– Целые жареные свиньи просто так не валяются. Во всяком случае, я их посреди дороги ни разу не находил.
– АЛЬБЕРТ, ВСЕ ЭТИ ПРОДУКТЫ… ОНИ ВСЕ РАВНО…
– Пару труб назад мы пролетали над шикарным рестораном…
– ПРАВДА? Я НЕ ЗАПОМНИЛ.
– И мне показалось, ты задержался там несколько дольше, чем обычно.
– НЕУЖЕЛИ?
– И как, позволь спросить, все это, кавычки открываются, просто лежало, кавычки закрываются?
– ПРОСТО… ЛЕЖАЛО. ПОНИМАЕШЬ? В ЛЕЖАЧЕМ ПОЛОЖЕНИИ.
– На кухне?
– НАСКОЛЬКО Я ПОМНЮ, В ТОМ МЕСТЕ И ПРАВДА БЫЛО ЧТО-ТО КУЛИНАРНОЕ.
Альберт поднял дрожащий палец.
– Хозяин, ты украл чей-то страшдественский ужин!
– ЕГО ВСЕ РАВНО СЪЕДЯТ, – попытался оправдаться Смерть. – КСТАТИ, ТЫ МЕНЯ ПОХВАЛИЛ, КОГДА Я УКАЗАЛ НА ДВЕРЬ ТОМУ КОРОЛЮ.
– Да, но там ситуация была несколько иной, – уже не так запальчиво произнес Альберт. – Санта-Хрякус не для того лазает по трубам, чтобы слямзить чей-то ужин!
– НИЩИЕ БУДУТ ДОВОЛЬНЫ, АЛЬБЕРТ.
– Да, конечно, но…
– ЭТО БЫЛО НЕ КРАЖЕЙ, А СКОРЕЕ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕМ. МАЛЕНЬКИЙ ХОРОШИЙ ПОСТУПОК В БОЛЬШОМ НЕХОРОШЕМ МИРЕ.
– Значит, красть, по-твоему, хорошо?
– ЛАДНО, ЭТО БУДЕТ МАЛЕНЬКИМ НЕХОРОШИМ ПОСТУПКОМ В БОЛЬШОМ НЕХОРОШЕМ МИРЕ. А СТАЛО БЫТЬ, ЭТОГО ВСЕ РАВНО НИКТО НЕ ЗАМЕТИТ.
– Но… но как же люди, чей страшдественский ужин ты стырил?
– Я ОСТАВИЛ ИМ КОЕ-ЧТО ВЗАМЕН. Я ЖЕ НЕ СОВСЕМ БЕССЕРДЕЧНЫЙ. В МЕТАФОРИЧЕСКОМ СМЫСЛЕ, РАЗУМЕЕТСЯ. А ТЕПЕРЬ – ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД И ВВЕРХ.
– Мы спускаемся, хозяин.
– ТОГДА ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД И ВНИЗ.
А потом начались… какие-то завихрения. Бинки скакала сквозь них, но казалось, что она никуда не двигалась, словно бы висела в воздухе.
– Ничего себе, – едва слышно произнес о боже.
– В чем дело? – спросила Сьюзен.
– Попробуй закрыть глаза…
Сьюзен закрыла глаза, потом подняла руку и коснулась лица.
– Я все равно вижу…
– А я думал, это у меня что-то со зрением. Знаешь ли, как правило, это у меня проблемы…
Завихрения исчезли.
Внизу появились зеленые поля.
Именно это казалось странным. Поля были слишком зелеными. Сьюзен уже приходилось несколько раз летать над сельской местностью, а также над болотами и джунглями, но нигде она не видела такой зелени. Если бы зеленый цвет вдруг стал самым главным во всем мире, он выглядел бы именно так.