– И у меня тоже есть автобиография?
– Думаю, да.
– Ничего себе. «Проснулся, поблевал, захотел умереть». Не слишком увлекательное чтение.
Сьюзен перевернула страницу.
– Башня, – сообщила она. – Фиалка находится в башне. Изнутри башня вся белая, ноне… снаружи? И выглядит нереальной? Вокруг растут очень странные яблони. Рядом виднеется река, тоже ненастоящая. Там плавает много золотых рыбок… на поверхности.
– Типичные последствия загрязнения окружающей среды, – понимающе кивнул о боже.
– Сомневаюсь. Здесь говорится, что рыбки живые.
– Живые и плавают на поверхности? Как такое возможно?
– Это то, что видит Фиалка.
– Правда? Слушай, может, она этого своего плесневелого сыра переела?
– Голубое небо, но… нет, вероятно, она ошибается… тут сказано, что голубое небо только над головой…
– Самое нормальное место для неба. Лучше и не придумать, – ответил о боже. – А вот если оно вдруг оказывается у тебя под ногами, верный признак: жди беды.
Сьюзен полистала страницу туда-обратно.
– Она имеет в виду, что небо есть только над головой, а по краям его нет. К примеру, на горизонте неба нет.
– Прошу прощения, – нахмурился о боже. – Я очень недолго живу в этом мире и не являюсь его выдающимся знатоком, но, по-моему, на горизонте тоже должно быть небо. Иначе как можно определить, что это горизонт?
Сьюзен вдруг показалось, что где-то она видела нечто подобное, однако едва она попыталась сосредоточиться, как ощущение исчезло.
– Я абсолютно точно видела это место, – промолвила она, постучав пальцем по странице. – Если бы она повнимательнее присмотрелась к деревьям… Здесь говорится, что у них коричневые стволы и зеленые листья и что Фиалке они кажутся странными. И… – Она сосредоточилась на следующем параграфе. – Цветы. Растут прямо в траве. С большими круглыми лепестками.
Ничего не видящим взглядом Сьюзен уставилась на о боже.
– Подобный пейзаж просто невозможен, – сказала она.
– А по мне, так вполне нормальный пейзаж, – возразил о боже. – Небо. Деревья. Цветы. Мертвые рыбешки.
– И коричневые стволы деревьев? Обычно они бывают сероватыми, покрытыми мхом. Такие коричневые стволы я видела только в одном месте. И там же небо бывает только над головой. Его голубизна не касается земли…
Она подняла голову. В самом конце библиотечного прохода располагалось одно из очень высоких и узких окон. Оно выходило в черный сад. Черные кусты, черная трава, черные деревья. Скелетики рыб, плавающие в черной воде пруда под черными лилиями.
Цвета в некотором роде присутствовали, но все они представляли оттенки черного, как если бы черный луч пропустили через призму. Кое-где черный цвет с определенной натяжкой можно было принять за темно-лиловый или полуночно-синий. Но в основном все было черным, и небо тоже было черным, потому что данный мир принадлежал Смерти – и этим было сказано все.
Смерть принял ту форму, которую люди создали для него за долгие-долгие столетия. Почему Костлявый? Потому что кости ассоциируются со смертью. Косу придумали сельские жители, посчитавшие эту деталь удачной метафорой. А в Мрачной местности он жил потому, что, согласно людскому пониманию ситуации, не мог жить в более приятном месте, среди каких-нибудь цветочков и пташек.
Такие существа, как Смерть, рождались в воображении людей и там же обретали форму. И он не был единственным…
…Но ему не понравился сценарий. Смерть начал интересоваться людьми. Было ли это мыслью или всего лишь воспоминанием о том, что еще не случилось?
О боже не спускал с Сьюзен глаз.
– Мы можем отправиться за ней? – спросил он. – Я говорю «мы», поскольку, оказавшись в неудачном месте в неудачное время, стал невольным участником событий.
– Она жива, – откликнулась Сьюзен. – А значит, рано или поздно она умрет. А еще это значит, что я смогу ее найти.
Она повернулась и направилась к выходу из библиотеки.
– Но если тамошнее небо, как она утверждает, располагается исключительно над головой, что пролегает между небом и горизонтом?
– Ты не должен идти со мной, – сказала Сьюзен. – Это не твои проблемы.
– Да, но, учитывая, что единственной целью моего существования является плохое самочувствие, любые перемены – только к лучшему.
– Там может быть опасно. Вряд ли она задержалась там по собственной воле. Ты умеешь драться?
– То, что я умею, куда страшнее. Я могу заблевать кого угодно с ног до головы.
Лачуга ютилась на самой окраине городишки под названием Скрот. У Скрота были весьма обширные окраины, сплошь заваленные обломками телег и дохлыми собаками, – люди зачастую проходили этот городок насквозь, даже не осознав, что побывали в «том самом» Скроте. Да и на карте он появился лишь потому, что картографы очень не любят пустых мест.
Страшдество наступало в Скроте спустя некоторое время после Праздника Сбора Капусты, а потом не предвиделось никаких заметных событий вплоть до Праздника Рассады.
В лачуге стояла печь, железная труба которой выходила наружу через крытую капустными листьями крышу.
Со стороны трубы доносились голоса.
– ЭТО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ГЛУПО.
– Думаю, хозяин, данный обычай зародился в то время, когда в каждом доме были широкие трубы. – Эти слова человек словно бы специально прокричал в трубу.
– ПРАВДА? ОДНО ХОРОШО – ПЕЧКА НЕ ГОРИТ.
Послышался шорох, затем – грохот, и что-то упало в железное чрево печи.
– ПРОКЛЯТЬЕ.
– В чем дело, хозяин?
– НА ДВЕРЦЕ НЕТ РУЧКИ. КРАЙНЕ ЭГОИСТИЧНОЕ УСТРОЙСТВО.
Раздались глухие удары, потом – скрежет, после чего верхняя крышка печи наконец поднялась и чуть отодвинулась в сторону. Из щели показалась рука, нащупывающая ручку на дверце.
Пальцы неуверенно исследовали ручку, и было ясно, что они принадлежат индивидууму, не привыкшему открывать двери.
В конце концов Смерти удалось выбраться из печи. Как именно – описать очень трудно, для этого пришлось бы сложить страницу. Время и пространство, с точки зрения Смерти, являлись понятиями, присущими всем остальным, но никак не ему. В случае же со Смертью напротив этих двух пунктов ставилась галочка в окошке с надписью «Неприменимо». Скажем, если представить вселенную в виде большого резинового полотна… впрочем, лучше не стоит это делать.
– Хозяин, пусти! – донесся жалобный голос с крыши. – Здесь жутко холодно.
Смерть подошел к двери, в щель под которой залетал снег, и осмотрел конструкцию. Снаружи раздался стук, и голос Альберта зазвучал гораздо ближе:
– В чем дело, хозяин?
Смерть просунул голову сквозь доски двери.
– ЗДЕСЬ ТАКИЕ МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ШТУКИ…
– Засовы, хозяин. Их нужно отодвинуть, – пояснил Альберт, зажав ладони под мышками.
– А…
Голова Смерти исчезла. Альберт топал ногами, смотрел, как дыхание вырывается изо рта громадными клубами, и прислушивался к нерешительным шорохам, доносящимся из-за двери. Затем снова появилась голова Смерти.
– Э…
– Это крючок, хозяин, – устало произнес Альберт.
– ДА. КОНЕЧНО.
– Его следует поддеть пальцем и откинуть.
– ПОНЯЛ.
Голова исчезла. Альберт, подпрыгивая, ждал. Голова появилась.
– ГМ… А КАКИМ ИМЕННО ПАЛЬЦЕМ? – Альберт вздохнул.
– Любым, хозяин. Если не получается, чуть нажмите на дверь.
– АГА, ВСЕ ПОНЯЛ. – Голова исчезла.
«О боги, – подумал Альберт. – Эти замки-засовы-щеколды сущая беда для него…»
Наконец дверь распахнулась, появился гордо улыбающийся Смерть, и Альберт вместе с порывом ветра ввалился в лачугу.
– Чтоб мне провалиться! – воскликнул он. – Становится прохладно. Херес есть?
– ПОХОЖЕ, НЕТ.
Смерть перевел взгляд на висевший возле печки чулок и увидел в нем дырку.
К чулку был прикреплен исписанный неровным подчерком листок бумаги. Смерть взял его.
– ИТАК, МАЛЬЧИК ХОЧЕТ ШТАНЫ, КОТОРЫМИ НЕ ПРИДЕТСЯ ДЕЛИТЬСЯ С ОСТАЛЬНЫМИ БРАТЬЯМИ, БОЛЬШОЙ ПИРОГ С МЯСОМ, САХАРНУЮ МЫШКУ, «МНОГО ИГРУШЕК» И ЩЕНКА ПО КЛИЧКЕ ПОЧЕСУН.
– Как мило, – покачал головой Альберт.
Слезы наворачиваются на глаза, потому что он получит только деревянную игрушку и яблоко.
Альберт протянул Смерти подарки.
– НО В ПИСЬМЕ ЖЕ НАПИСАНО…
– И снова виной всему социоэкономические факторы, – перебил Альберт. – Хозяин, только представь, какая неразбериха начнется в мире, если все получат то, что хотят.
– НО В МАГАЗИНЕ Я ДАРИЛ ТО, ЧТО МНЕ ЗАКАЗЫВАЛИ…
– Да, и нас теперь ждут большие неприятности, хозяин. Все эти «игрушечные свинки, которые действительно работают»… Я промолчал тогда, потому что нам нужно было делать работу, но нельзя же поступать так постоянно. Какая польза в божестве, которое дает тебе все, что ты ни попросишь?
– ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ.
– Вот именно. Важна надежда. Это важнейшая составляющая веры. Дай людям варенье сегодня, они сядут и съедят его. А если пообещать, что дашь им варенье когда-нибудь завтра, в тебя будут верить вечно.