– Этот помешавшийся старик!
– Я уверен, что он был прав. Мне он предсказал расстрел. А вам?
Я покраснела.
– Мне он предсказал сущую чепуху, отец. И не преувеличивайте грозящей нам опасности.
– Уезжайте отсюда! В Турин, Лондон, Кобленц – куда вам будет угодно. Только не Париж! Я хочу, чтобы вы жили. И поэтому я понимаю, что люблю вас. Вы моя дочь. Мне жаль, что раньше я был так слеп. Уезжайте!
Тронутая его горячностью и настойчивостью, я мягко положила руку на его локоть.
– Успокойтесь, отец, ради Бога. Не стоит так мрачно смотреть на мир.
– Да, действительно, что это со мной, – проговорил он, вытирая лоб батистовым платком. – Я разволновался, простите.
Я окинула его удивленным и внимательным взглядом. Раньше он казался мне почти молодым. И только сейчас я заметила морщины на его высоком лбу, потухшие голубые глаза, вздувшиеся вены на холеных руках. Он постарел…
– Я еду в Вену. А вы?
– А я не могу уехать из Франции. – Подумав, я решила высказаться яснее: – Видите ли, отец, я выхожу замуж. Именно это я хотела сказать вам.
Он вскинул на меня глаза. «Нет, он еще не стар, – подумала я. – Достаточно посмотреть, как высоко он держит голову, как гордо расправлены плечи, как изыскан наряд… и сколько твердости заключено в этом упрямом подбородке настоящего аристократа».
– Вы выходите замуж за адмирала де Колонна? – резко спросил он.
– Да.
– Вы предаете нас, Сюзанна. Мне горько сознавать это.
– Почему предаю?
– Вы знаете, кто такой адмирал. Его взгляды, действия…
– Я люблю его, – горячо прервала я отца. – Его, а не его взгляды!
– Вы будете несчастны с ним, – отрезал он. Я яростно покачала головой.
– Вы не можете сказать, что я совершаю мезальянс,[11] выходя за него замуж! Он из аристократии, из знати…
– Мне известна подобная знать! Знать, выбившаяся из мелких писцов и получившая дворянство сто лет назад благодаря королевской грамоте, – какая же это знать для нас, чей род берет начало в десятом веке! Кроме того, этот человек не роялист, он предатель!
– Нет! – вскричала я в отчаянии.
– Вас никогда не простят, Сюзанна, запомните это! Такие ошибки не прощаются!
Он говорил так властно, так резко, что я невольно чувствовала тот самый страх, который испытывала перед его гневом, будучи еще девочкой.
– Была бы моя воля над вами, как раньше, я бы предпочел запереть вас в монастыре, чем дать вам опозориться!
Я в ужасе отступила назад. Нет, мой отец остался таким, как прежде…
– Вспомните, этот человек голосовал за отмену титулов! Стыдитесь, Сюзанна! Вы падаете так низко, что даже я отрекусь от вас! Вы избрали себе в мужья врага, понимаете ли?!
– Вы весь в прошлом, отец! – воскликнула я. – Вы ничего не хотите понимать в современной жизни!
В ярости он ногой отшвырнул от стены изящную китайскую вазу.
– Прощайте!
Я осталась одна, беспомощно глядя ему вслед. Ну вот, началось именно то, чего я боялась. Теперь все станут мне говорить подобные слова. Для всех я буду предательницей. Презрительно ухмыляясь, обо мне скажут: «Да, эта особа явно доказывает, что подушка – лучший способ забыть свои убеждения». Именно так и скажут: «…эта особа». Никому не придет в голову называть мадам де Колонн принцессой. Я даже представила выражение лиц ну, например, Водрейля или Куаньи, когда они услышат о моем браке, и мне стало тошно.
– Где королева? – машинально спросила я у лакея.
– В павильоне Марсан, ваше сиятельство.
Кто знает, может быть, я в последний раз слышала такое обращение.
3Мария Антуанетта была одна и радостно поднялась мне навстречу. Она не выглядела такой уставшей, как в прошлый раз, но по странной традиции, установившейся за последний год, была одета в простое платье из светлого муслина без всяких украшений.
– Я рада видеть вас! Тем более что известия пока недобрые… В Испании аббат Мори не добился никаких успехов. В таком положении вы – настоящее утешение…
Она осеклась, заметив перемену в моем внешнем виде. Взгляд королевы удивленно скользнул по моему платью.
– Вы великолепно выглядите! Но… разве вы не носите траур? Я привыкла видеть вас в черном.
Я нерешительно молчала, опустив глаза. Взгляд королевы из удивленного сделался настороженным.
– Вы слышали, Сюзанна? Я задала вам вопрос.
– Да, ваше величество, – с усилием произнесла я, – я имела честь носить траур по своему мужу, но… только до сегодняшнего дня.
– Что же заставило вас так измениться?
Я подняла на королеву умоляющие глаза. Как бы мне хотелось, чтобы она поняла меня, не истолковала превратно мое намерение!
– Государыня, я выхожу замуж.
– Ах вот как!
Сказав это весьма холодным тоном, королева отошла от меня и спокойно села в кресло.
– Вы пришли, чтобы сообщить мне это?
– Я считала это своим долгом, государыня.
– Можете ли вы еще что-нибудь прибавить к своему сообщению?
Я вздохнула. Ну почему мне предстоит такая трудная задача? Я люблю королеву, я верна ей и предана. Никто не уважает ее больше, чем я. Сумеет ли она поверить, что даже после свадьбы я останусь ее другом?
Не дождавшись ответа, королева сказала:
– Видите ли, мадам, вы поступаете опрометчиво, выходя замуж так скоро. Я люблю вас, вы доказали мне свою преданность – кроме того, вы для меня священны как вдова человека, который сложил голову за монархию. Только что здесь был ваш отец, и я приняла его услуги. Ваше семейство – одно из благороднейших во Франции. Поэтому, даже если ваше намерение кажется мне поспешным, я пойму его. Вы любите?
– О да, ваше величество, всей душой!
– И кто же он? – спросила королева, не скрывая любопытства.
Она даже не подозревала, какое имя я назову. Предательский холодок появился у меня в груди. Бледная и удрученная, я стояла молча, и до меня, как сквозь туман, доносился голос Марии Антуанетты:
– Вы сегодня странно себя ведете, Сюзанна. Уже в который раз я задаю вам вопрос, а вы не отвечаете.
– Да, ваше величество, – проговорила я.
– Что – «да»? Я спросила вас, кто он.
– Кого вы имеете в виду?
– Человека, за которого вы собираетесь выйти замуж! – удивленно воскликнула королева, теряя терпение.
Быстро взглянув на нее, я произнесла:
– Это адмирал Франсуа де Колонн, государыня.
– Революционер! – пораженно сказала Мария Антуанетта таким тоном, что это прозвучало как «мерзавец».
Я с ужасом смотрела на нее, слишком ясно замечая, как лицо королевы принимает то бесстрастное, холодное и высокомерное выражение, какое имеет всегда, когда она разговаривает не с друзьями. Наступило молчание. Королева холодно смотрела на меня, не произнося ни слова, будто что-то обдумывала. Я стояла в совершенной растерянности, не зная, что делать: убежать или попытаться все объяснить.